Робби, кажется, становится трудно говорить, поэтому Майкл заканчивает его мысль.
— В смысле, почему ты, а не Уолтер?
— Выходит, ты не отрицаешь, что она любила тебя больше.
— Не могу отрицать, нет.
Какое-то время они сидят молча. Майкл думает о том, стоит ли ему извиниться, и если да, то как это сделать. Трудно просить прощения за то, что совершил кто-то другой.
Он бросает взгляд на Робби и видит, что тот сломлен. Но это, может, и неплохо. Необходимо сначала сломать что-то, чтобы потом выстроить заново. Мотоцикл, здание, человека.
— Знаешь, Робби, когда ты отправился на войну в сорок пятом, я был там с тобой.
Робби тяжело заглатывает воздух. Он хочет что-то сказать, открывает рот, но не издает ни звука. Майкл видит, что у него дрожат губы. И он готов заплакать.
— Я это знал, — говорит Робби. Но это звучит так робко, что ему приходится сделать глубокий вдох и попытаться повторить. Слезы прорвались наружу. — Я это знал. Это был мой секрет. Один из тех секретов, что навсегда остаются с тобой. Никто и никогда не должен их знать. Я думал об этом в последние несколько дней. Если Уолтер смог сделать это тогда, то может сделать это и сейчас.
— Поэтому ты проделал такой долгий путь?
— Отчасти да. Наверное, я бы в любом случае приехал, из-за Мэри Энн. Я люблю ее. — Робби вытирает лицо носовым платком. — Черт. Ненавижу плакать на людях. Ненавижу.
Майкл обнимает его за плечи.
— Ну, смотри на это иначе, Робби. Ты же на похоронах.
Робби оглядывается по сторонам, словно пытаясь убедить себя в том, что его поведение соответствует моменту. — Хорошо ты мне подсказал, спасибо. Извини, что я раньше был так неприветлив.
— Да ладно, все в порядке. Ты всегда был таким со мной.
Одно мгновение — и они оба прыскают со смеху. Вот теперь их поведение действительно вызывает недоумение присутствующих.
— Извини, — говорит Майкл. — Ты ведь понимаешь, о чем речь.
— Да. У нас в семье не принято было проявлять эмоции.
— Может, мы еще можем это исправить.
— Как? Кто из нашей семьи еще остался?
— Мы, — отвечает Майкл.
Робби кивает головой. Смотрит вокруг. Высмаркивается. Потом опять переводит взгляд на Майкла и три раза подряд кивает головой, теперь уже гораздо увереннее.
* * *
Когда уходят последние гости, Майкл помогает Мэри Энн прибраться. Они не говорят о своей утрате. Они просто вместе — люди, потерявшие близких.
Они просто моют посуду.
Уже готовясь ко сну, Мэри Энн говорит:
— Ужасно, что ты спишь на этом диване. Он такой неудобный. А кровать такая большая. Ты ведь правильно меня понял?
— Да, — говорит он. — Я думаю, теперь мы можем думать об этом.
Он спит рядом с ней в пижаме Эндрю, как будто так и заведено.
Во сне он видит себя у постели Эндрю в больнице.
Эндрю улыбается ему, чего никогда не было в реальной жизни. Во всяком случае, в этой жизни.
— Я хочу, чтобы ты позаботился о ней, — говорит он.
Майкл утвердительно кивает.
— Она сильная женщина, Эндрю. И ей не нужно, чтобы о ней кто-то заботился. Она сильнее, чем мы оба, вместе взятые.
Эндрю соглашается.
— Ты прав. В этом моя самая большая ошибка по отношению к ней.
— Она простит тебя.
Потом он проваливается в бессвязные сны, которые ничего не значат, кроме того, что они существуют. Просто сны.
Глава сорок девятая
Мэри Энн
Она звонит знакомому риэлтору в Оушн-сити, который помогает ей снять квартиру рядом с океаном. Как для временного проживания, меблировка вполне подходящая. Она вряд ли поселится здесь навсегда, но на какое-то время эта квартира станет ее домом.
Майкл остается, чтобы помочь ей упаковаться.
Подготовка к переезду занимает пять дней.
Скопившийся за долгие годы скарб можно поместить на склад или продать и раздать. Большая его часть — хлам. Вещи, с которыми Эндрю никак не мог расстаться. Будь ее воля, от них бы и следа в доме не осталось. Она легко расстается с вещами.
Майкл нагружает свой пикап вещами, которые он хочет забрать к себе домой. Инструменты из гаража, садовые принадлежности, несколько старых костюмов Эндрю, которые были малы ему. Фотографию Уолтера и Эндрю, сделанную в Атлантик-сити.
Фотографию Мэри Энн на выпускном балу.
Это фото она не видела много лет. Сегодня они просто наткнулись на него. Собственно, это лишь половинка фотографии. Только она, а Уолтер отрезан. Фотография пожелтевшая, с оторванным уголком.
— Такое впечатление, что она прошла войну, — говорит Мэри Энн, глядя на фотографию.
— Так и есть, — отвечает Майкл.
Он рассказывает ей, что это фото было в кармане Уолтера, когда он умирал. Она хочет знать, почему Уолтер отрезал свое изображение, но Майкл умалчивает об этом. Он просто говорит: «Ты же знаешь Уолтера. Знаешь, каким он был».
Потом они находят новые сокровища. Фотографию молодого безумца и старой дуры на недостроенном крыльце. Оба в грязи, машинном масле, в каких-то лохмотьях.
Он возражает, когда она отдает ему фотографию, но она заверяет, что у нее сохранился негатив.
В конце концов он берет все, что она ему предлагает.
Но даже и после того, как все вещи уложены в коробки и готовы к переезду, она никак не может успокоиться, поскольку не находит то, что так долго искала.
«Пурпурное сердце» Уолтера.
Почти пять дней они старательно избегали говорить на эту тему. Наконец он не выдерживает и спрашивает о нем.
— Если бы ты нашла в себе силы расстаться с ним, для меня это было бы очень важным. Впервые за сорок лет я не боюсь взглянуть на него.
Она вынуждена признаться, что не находит его. Странно, но нигде, кроме как в доме, оно не могло находиться. Прямо-таки мистика. Она обещает, что если найдет его при распаковке вещей, то обязательно вышлет ему.
Он сидит, уставившись на ее фото, хотя оба знают, что пора ехать.
— Позволь, я дам тебе совет насчет этой фотографии, — говорит она. — Убери ее подальше в ящик и смотри на нее только в особых случаях. А иначе она утратит свое значение. Ты перестанешь ее замечать.
Он улыбается и прячет фото в карман рубашки. Она провожает его к машине.
— Ты уедешь прямо сейчас? — спрашивает он.
— Да, как только провожу тебя.
Он кивает головой, но не двигается с места.
— Ты прощаешь его? — спрашивает он.
— Кого?
— Эндрю.
— Дай мне время.
— Хорошо. У тебя будет время. До 17 апреля будущего года. Это день нашей первой встречи.
— Это совпадение или ты знал, что это день рождения Уолтера?
— Я знал. В следующий раз мы купим цветов. И принесем их на кладбище. Расскажем, что произошло за минувший год. Скажем, что любим его. Ну и все такое. Это традиция.
Он берет ее за талию и притягивает к себе. Они привычно смыкают руки, обнимая друг друга.
— Сейчас ты похож на него, как никогда. Теперь он будет твоим фундаментом, на котором ты построишь дом.
— Ты прекрасная женщина, Мэри Энн.
— Конечно, разве нет?
Она заливается смехом.
— Ты точно не хочешь, чтобы я остался?
— Конечно, хочу. А теперь езжай. Тебе нужно строить дом.
— Да. Фундамент у меня крепкий. Так что начало положено.
Он запрыгивает в пикап и отправляется в путь.
Он выходит из машины, радуясь прохладному воздуху, шуму ручья, стуку собственных башмаков по деревянным доскам мостка.
Дом все тот же. Как половина дома. Но это ненадолго.
Деннис встречает его на крыльце.
— Старик, я уж было подумал, что ты или умер, или подался куда-нибудь в другие края.
Он улыбается, но не отвечает. Он действительно умер, действительно уезжал далеко, но теперь он здесь. Дома.
— Здесь кое-что изменилось, старик, — говорит Деннис.
Майкл оглядывается по сторонам. Вроде все как всегда.
— Это шутка?
— Не совсем. Произошел гигантский прогресс.
Он исчезает в доме и появляется с телефонной трубкой в руке.
— Ты хочешь сказать, что теперь у нас есть телефон и все прочее?
— За мой собственный счет.
— Я поражен, Деннис.
Он нажимает на кнопку телефона, вслушиваясь в протяжный гудок. Это просто музыка.
— Для тебя много почты, Майкл. Все на кухонном столе.
На кухне он берет большой бумажный пакет и выбрасывает туда весь почтовый хлам.
Оставляет лишь счета, полезный каталог, письмо от Робби и маленькую плоскую бандероль со штампом Альбукерке, Нью-Мексико.
Первым делом он вскрывает письмо Робби.
Дорогой Майкл.
Я много думал о нашем разговоре. Мне хочется писать тебе, говорить с тобой по телефону. Я бы с удовольствием к тебе приехал, если это возможно. Мне жаль, что мама не повидалась с тобой. Я имею в виду, при жизни. Она бы поверила, я думаю. Она-то знает собственного сына.
