— Ой — спохватилась Вероника, — разбудила? Выключить?
— Нет, нет, что Вы! — замахала руками девушка и мельком глянула на часики. — Уже давно пора ужинать.
Нике не очень понравилось это холодно-официальное «вы». Разница в воз-расте у них была года три, от силы четыре.
Ника спрятала письма. Девушка завозилась с дорожной сумкой, извлекла из нее хлеб и колбасу и стала нарезать хлеб на тоненькие ломтики. Увидев, что Ника внимательно наблюдает за ее действиями, она помялась и спросила, кивая на колбасу:
— Угощайтесь!
— Нет, спасибо, — вежливо отказалась Вероника, но в животе предательски за-урчало.
— Как хотите, — пожала плечами девушка и продолжила свое занятие.
Ника прищурилась. В ауре девушки осталось немного Безмятежности: види-мо, она вспоминала увиденный сон. Но были там и зеленые волны Интереса, которые всегда появляются при знакомстве.
— Как Ваше имя? — вдруг спросила девушка, не отрываясь от своего занятия.
— Вероника Смирнова, — ответила Ника. — А ваше?
— Хельга Алматова.
— Краси-и-иво.
— Да, моей маме очень нравится это имя. Это она решила назвать меня так.
Обе замолчали. Хельга бросила резать хлеб, и теперь с интересом смотрела на Нику.
Ника подумала, что это ее «Вы» скорее не оттого, что она не хочет знако-миться, а оттого, что она так воспитана.
«Интеллигенция», — подумала Вероника.
— А куда Вы едете? — снова спросила Хельга, робко улыбнувшись.
— Давай на «ты», — предложила Ника.
— Давайте… давай, — кивнула Хельга. — Так куда ты едешь?
— Есть такая станция, «Гнилая Канава». Рядом — деревенька с тем же чудным названием, вот туда и направляюсь. А ты?
— В Батогово.
— Это же рядом! Там лагерь строится.
— Да, я это знаю, — кивнула Хельга, вернувшись к своему хлебу. — Я и еду туда. Он называется «Солнце и Луна». Я буду работать там вожатой.
— А-а…
Ника сощурилась. В ауре Хельги ничего не изменилось, только Безмятеж-ность выветрилась.
— Почему ты все время щуришься? — Хельга расширила свои синие глаза.
— Да так… Зрение не очень… — неумело соврала Вероника, но Хельга купи-лась.
— Да, жаль тебя. У меня тоже плохое зрение, — сказала Хельга. — Стало пор-титься лет с десяти. Сначала в очках ходила, а потом мне линзы выписали.
— У тебя и сейчас линзы? — спросила Ника.
— Да. А ты подумала, что у меня и вправду глаза синие? — Хельга улыбнулась, но уже не так застенчиво.
Ника тоже улыбнулась.
— Да нет, — сказала она. — А сколько тебе?
— Чего «сколько»? — не поняла Хельга.
— Лет, — пояснила Ника.
— Восемнадцать. А что?
— Да так, просто интересно, — смутилась Ника.
Хельга закончила резать хлеб, собрав его в башенку.
Захар завозился на верхней полке и захрапел.
Хельга указала на верхнюю полку у себя над головой и пояснила:
— Это мой братишка Кирюша. Ему семь. Он тоже в лагерь едет.
— Ясно. А это мой брат Захар, — Ника ткнула в верхнюю полку. — Ему девятна-дцать.
— Понятно, — Хельга с интересом покосилась на верхнюю полку.
Ника вдруг заметила, что на ногах, которые Захар во сне свесил с полки, раз-ные носки. Один зеленый с желтыми полосами, а другой красный с забавной мордочкой. Последний носок был явно позаимствован у Ники. Захар вообще носил одинаковые носки только по праздникам. Говорил, что это делает его оригинальным и эксклюзивным даже в мелочах.
Ника подумала, что пора бы разбудить брата и заняться ужином. Она встала и ткнула спящего Захара в бок. Захар всхрапнул, завозился и свесился с полки, чуть ли не в половину своего немалого роста. Потянувшись и схватив со столика стильные прямоугольные очки, парень водрузил их на нос. На Нику из-под шапки светлых волос глянули сонные голубые глаза.
— Что, уже приеха-а-а-али? — Захар подавил чудовищный зевок.
— Нет, — ответила Ника. — Хватит дрыхнуть. Пора ужинать.
— А-а… Я не голодный! — Захар снова повалился на подушку, но вовремя вспомнил, что одним пирожком из «Макдоналдса», проглоченным на вокзале, сыт не будешь, и ловко спрыгнул с полки.
— Хельга, это Захар, — представила Ника, — Захар, это Хельга.
— Очень приятно, — кивнул Захар, протирая очки и улыбаясь.
— Это взаимно, — кивнула Хельга, снова переключившись на личный канал «Культура».
Захар улыбнулся, застыв на месте и неотрывно глядя на Хельгу. Ника чуть нахмурилась и полезла в сумку за продуктами.
В эту минуту в купе просунулась мощная проводница с черными кудрями.
— Граждане пассажиры! — прогудела она. — Чай будем?
На верхней полке, где спал брат Хельги, завозились.
— Да, пожалуйста, — кивнул Захар, нечаянно наступая Нике на ногу. — Хельга, Вы чаю хотите?
— Да, пожалуйста, — по-попугайски повторила Хельга и, поднявшись, растор-мошила брата: — Кирюшка, чай будешь?
— Ага, — раздался детский голосок, и из-под одеяла высунулась смуглая кур-носая физиономия с темно-русыми, как у сестры, волосами.
— Четыре, пожалуйста, — сказал Захар.
Проводница удалилась, а Хельга принялась раскладывать колбасу на ломти-ки хлеба.
— Позвольте, я Вам помогу! — Захар кинулся к Хельге, отнимая у нее колбасу.
— Лучше бы мне помог, — прошипела Вероника, пытаясь открутить крышку от банки с помидорами.
Минут через двадцать все уже мирно ужинали. Хельга пила чай из стакана, жеманно оттопырив мизинец. Ее братец исподтишка таскал со стола сало. Ника наворачивала лапшу быстрого приготовления. Эту лапшу она не очень любила, и ей хотелось вылить ее на голову Захару, открыто заигрывающему с Хельгой.
— Хельга, у Вас просто прекрасные глаза! — восхищался брат, помахивая ма-лосольным огурцом. — Я ни у кого таких не видел!
— У твоей жены серые, и ничего, тоже красиво, — резко заметила Ника, ковы-ряя вилкой в ненавистной лапше.
— О, Вы женаты? — улыбнулась Хельга, а Кирюшка захихикал.
— Да, — Захар тут же заметно присмирел. — Моя Катюша просто замечательная девушка.… Так Вы, Хельга, едете в Батогово?
— Да, — кивнула Алматова, отхлебывая из стакана, — мы едем в лагерь «Солнце и Луна». Я буду работать там вожатой, а Кирилл просто отдыхать. Не правда ли, Кирюша?
Мальчишка, услыхав, что к нему обратились, уронил кусочек сала и кротко кивнул, шмыгнув носом.
Ника уставилась в окно, отодвинув тарелку с лапшой. За окном темной сте-ной проносился лес. Изредка лес редел, и между деревьев выглядывала луна. Ника вспомнила, как они вместе с ребятами бегали на поляну, чтобы насытиться лунным светом и пообщаться с Управляющим. В Москве же, с Захаром, они просто выходили на балкон.
Внезапно в частой стене леса мелькнул огонек. Ника подалась вперед, на-пряженно вглядываясь во тьму. Она сумела разглядеть только очертания ветхой покосившейся избушки. В окошке горел свет. Тотчас ели сомкнулись, словно испугавшись, что Ника увидела домик. Ника пожала плечами и отвернулась.
Неожиданно мирную обстановку прорезал надрывный волчий вой. Звук был такой силы, что смог заглушить даже бодрое перестукивание колес. Все замерли, в страхе вглядываясь в окно. Вероника краем глаза заметила, что стакан в руке у Хельги дрожит, и смотрит она вовсе не в окно, а на нее, Веронику. В глазах Алматовой было столько неподдельного ужаса, будто она ожидала, что Ника сейчас вскочит и вцепится ей в горло.
Вой прекратился, оборвавшись на резкой, высокой ноте. Поезд поехал даль-ше.
Дверь в купе открылась, и на пороге показалась все та же проводница, воз-вестившая, что через час гасят свет.
— Да, спасибо, — уронил Захар.
Кирилл захныкал, что у него болит живот.
«Еще бы, — злорадно подумала Ника, — если бы я столько сала съела и чаем запила, меня бы тоже скрутило!»
Пока Хельга рылась в сумке в поисках аптечки, Ника убирала со стола. Она все никак не могла забыть тот волчий вой и ветхую избушку. «Каково жить вот так, в глухом лесу? — со страхом думала Ника. Вспомнив, как в прошлом году на них с Аликом напали волки, она поежилась.
Захар, прихватив полотенце, мыло и зубную пасту, отправился в туалет, куда тянулась уже немаленькая очередь.
Ника и Хельга быстро переоделись в пижамы и легли.
Забравшись на верхнюю полку, Ника забралась под одеяло. Свет погас, толь-ко ночник тускло светился да щелка под дверью купе. Уже засыпая, девочка с улыбкой подумала, что уже завтра повстречает своих самых лучших друзей. Ее уже ничто не заботило.
* * *
— Это точно они? — Захар прищурился, вглядываясь в людей, идущих им на-встречу.
— Конечно, — кивнула Ника. — Кто же еще будет так вопить и размахивать ру-ками?
Они шли, навьюченные рюкзаками, по Первой улице деревни Баб-Ежкино. Позади осталась станция «Гнилая канава». Поезд уехал, увозя с собой Алмато-вых.
