— Алло, привет. Как жизнь?.. Слушай, у меня завтра не получится.
Они договаривались вечером в субботу идти в клуб “Голд”, пить задешево текилу, ибо у Мишки знакомый бармен, а дальше перемещаться по терпкому ночному городу как придется.
— А что же делать? — тупо спросил Олег.
— Я свободен сегодня, давай, что ли, тогда встретимся вечером, не поздно... Ты можешь?
— Не знаю... Да... Наверное... — бормотал Олег в полной растерянности. — Я перезвоню, ладно?
Все шло насмарку. Олег рассматривал руль, в центре которого, несколько косо, было выбито “Sputnik”. Ему постоянно бросалось в глаза как “Shitpunk”. Это кличка парня из их потока — лучшего физика на курсе. Физика. Преподы морщились, но прощали за успехи его невозможный, тем более по тем временам, внешний вид: высоченный, он ходил в каких-то джинсовых лохмотьях, волосы длинные, а часть сбрита наголо. “Что у вас с головой?” — спрашивали эти преподы. “А у нас со следующего года „военка”, и вот я готовлюсь, постепенно, по частям”, — отвечал он под общее ржание... Олега всегда поражало его полное спокойствие: он точно знал, для чего живет, что его ждет в будущем, поэтому мог позволить себе пропускать все мимо ушей и вообще ни на что не отвлекаться. Когда ты сверхмотивирован — ты сверхсвободен. Потом он уехал в Дубну, летал за рубеж, ходили разговоры про крутые международные гранты. Может, уже доктор наук, а что? А Олег? А что Олег? Он даже “Физика гиперядер” умудрился однажды написать...
...И тут же набрал бывшую жену.
— Таня, извини, мне очень неудобно... Можно, я вам сегодня Славку завезу пораньше? Ну, часов, допустим, в шесть. — Он рулил одной рукой, напряженно соображая, как все развести, во сколько отпроситься с работы и забрать сына из садика.
— Ой, а сегодня нельзя! Я разве не говорила? Да я тебе же говорила! — Она, по обыкновению, нагло врала. — Мы же с Сережей идем в гости, да...
Сучка. Могла бы не упоминать про этого своего уродца.
— Ну так я твоей маме завезу, в чем проблема-то.
— Так мама в саду!
Черт! Он едва не впечатался в какую-то медлительную курицу, выворачивающую из дворов и подставившую ему сверкающий шевролетов бок. Он бешено ударил по клаксону. Не шелохнулась.
— А завтра вы в гости не можете пойти? — спросил уже со злой тоской.
— Оле-ег! Ты опять начинаешь, да?..
Девушка. Его первую девушку, по иронии судьбы, звали тоже Таней; дело было в старших классах — да и не было, по сути, ничего серьезного, если не вести громыхающе официальный отсчет от пресловутого “первого раза”, которого — скомканного, испуганного — считай что не было. А так у них все шло хорошо. Потом только она уехала учиться в Питер. Олег запомнил остро первую обиду, когда она ему не поверила. Глупо ведь получилось, смешно рассказывать. Они с пацанами ходили на речку, спускаться следовало через железную дорогу, по которой гремели золотушные товарные. Клали монетки на рельсы. Пару расплющенных почти до лезвия лепешек, на которых едва угадывался разбухший, как утопленник, герб, Олег таскал с собой. Тогда его девушка подумала, что он карманник, и долго еще не вполне верила...
Так. Следовало собраться. Он прибыл на работу — лихо въехал во двор административного корпуса бывшей фабрики, кабинеты которого давно заняли фирмы разной степени сомнительности; от былого пролетариата остался только громадный бак под окурки да вахтер, который с маниакальным упорством переписывал все данные посетителей в прошитый журнал, никому не нужный. “Честное слово” Леонида Пантелеева.
Собравшись с мыслями, выдохнул и позвонил Мишке.
— Слушай, а никак нельзя нам все-таки завтра сходить? Может, ты как-то там свои дела перенесешь...
Мишка ответил с внезапным раздражением — Олег даже не ожидал:
— Ну я на природу еду, на шашлыки, как я это перенесу, по-твоему, ты обалдел, что ли?
Олег молчал.
— Если ты сегодня не можешь, то чего суетиться-то, потом как-нибудь побухаем...
Олег знал, что “потом”, скорее всего, не будет.
— Нет, я могу. Извини. Все в порядке.
Он стоял, сжимал трубку, посреди коридора, стены которого — гипсокартонные — многократно чем-то биты; разные люди обтекали его, не глядя.
Работа. Он попал сюда с корабля на бал — шеф сказал “Завтра же выходи”, Олег не имел ни малейшего представления — как продают компрессоры, но, явившись, застал очередной переезд фирмы в другой офис; они как будто бегали от кого-то по городским промзонам. Не успев толком ни с кем познакомиться, Олег натаскался шкафов, наглотался пыли, а совсем уже вечером, обалделый, хлопнулся со всеми пить в руинах водку. За руль потом, естественно, не сел, но его повез шеф — напористый, грузный — на тяжеленном же, как танк, джипе. “А мне можно, кто меня, майора, тормознет?” — подбадривал, когда Олег вжался в сиденье. Потом, задумавшись, задал задачку (“ты же математик, да?”): почему сейчас он трезвый, а в УВД, с такой же бутылки на всех, их бессознательными выносили? Олег задумался. “Наверное, уставали, работы много...” Шеф пахуче поржал. “А там как кончится, каждый бежит в кабинет, в сейф, за своей”. Ментовский юмор. Олег спросил, не жалеет ли он, что ушел из органов, с не последних должностей. “Нет, конечно! А че всю жизнь сидеть на одном месте? Ну пенсия, ну путевки... Нельзя зацикливаться. Надо рисковать”.
Надо рисковать. И он звонил опять Тане, унижался, упрашивал. Почему они не хотят взять сына в гости? И наконец — вспылил. Давненько она не кричала на него по телефону. “Ты психопат, оставь нас в покое! Ребенок тебе мешает? По бабам опять собрался? Ну давай, давай! Я все это тебе на суде припомню!”
А как счастливы они были, молодые, глупые, красивые, когда катались по ночному городу — Олег тогда только купил “восьмерку”, а Танька была на четвертом месяце, и оба они по этим причинам, конечно, не пили, но колбасились на какой-нибудь полянке — как пьяные, распахнув дверцы, врубив радио на полную...
“Затруднено движение по внешней стороне Садового кольца”, — очень озабоченно сообщал динамик, и в их сонном городке это могло вызвать только улыбку. Темнело. Синева ломила глаза. У подъезда дома-“корабля” пришлось постоять минут пять, подождать, пока кто-нибудь выйдет, потому что Олег набрал наудачу несколько квартир по домофону — в одной не ответили, в другой послали матом. При ребенке. Уроды!
— Папа, а позвони маме!
— Слава, понимаешь... Мамы еще нет дома. Ты ее подождешь немножко? Ты же взрослый? Они с дядей Сережей скоро придут!
Лифт поднимался долго и торжественно, как на эшафот.
Олег долго звонил соседям. Никого нет. Черт. Черт. Озирался. “Хорошо, хоть лампочка на площадке горит”, — какие кошмарные мысли.
— Славик, ты посидишь тут, ладно? Мама скоро придет!
— Я не хотю! Я с тобой хотю! — Он захныкал...
Не зацикливаться. Рисковать. Олег плохо понимал уже — что надо, что нельзя, летел через две ступеньки, к другой жизни, к... он задыхался; он почти опаздывал. Без девяти девять.
БАХЫТ КЕНЖЕЕВ
*
НЕ СПИ, НЕ СПИ
Бахыт Кенжеев родился в 1950 году. Окончил химфак МГУ. Поэт, прозаик, эссеист. Лауреат нескольких литературных премий. Живет в Канаде, США и в Москве. Постоянный автор “Нового мира”.
* *
*
Тише вод, ниже трав колыбельная, сквознячок с голубых высот,
бедный голос, поющий “ель моя, ель” с бороздок пластинки под
антикварной иглой из окиси алюминия. Не смотри
на тычинки в приемном лотосе и родной мимозе: внутри
чудо-яблочка — горе-семечко, и от станции до сельпо
заспешит золотое времечко по наклонной плоскости, по
незабвенной дорожке узенькой, мимо клуба и овощной
базы, чтобы подземной музыкой, ахнув, вдруг очнуться в иной,
незнакомой области. Кто мы, те, что ушли, не простившись? По ком
телефон звонит в пыльной комнате, надрывается телефон?
* *
*
Нищий плачет на коленях, а живой, как птица злость,
молча к плугу ладит лемех, нержавеющую ось.
Да и что такое время? Дрожжевой его замес
