За обедом Себастьян беседовал с Базом Лу, который, судя по его выражению, просто сжалился над ним. Кондитер принимал гостей в кроссовках «Найк» новейшего выпуска какой-то редкой модели и в брюках от Марка Джейкобса, прожженных в одном месте сигаретой по вине Кейт Мосс. На плече у него красовалась черная татуировка – надпись «рожденный печь». А хитрая прическа, которую соорудил на его голове парикмахер, могла поспорить с затейливой стряпней из его холодильника. В голове Себастьяна беспорядочно возникали образы Гаррета Бабара Эйлвуда Гоуга, но ни один из них не совпадал с загорелым соседом по столу. Но не это смущало Себастьяна: прошлое База было отлично документировано, и телезрители, любившие его за совершенство, еще больше любили его за недостатки – за его проблемы с наркотиками, за отказ от еды, за то, что он в прошлом был тучным. Но вот чего Себастьян никак не мог понять, так это того, что в нем нашла Юлианна.
Баз рассказывал, как его преследуют фотографы, как его засыпают письмами женщины, которым не дают покоя их яичники. В прошлом году написанная им книга о многочисленных целительных свойствах шоколада стала бестселлером в сорока странах, а он сам – признанным классиком кондитерского дела. Сейчас он по-прежнему продолжает свой тур по Европе с выставкой шоколадных скульптур, а совсем недавно запустил коллекцию кухонной одежды, поскольку, как всем известно, полиэстер – это давно прошедший день. В свободные часы он занят работой над комиксами, проект которых почерпнут из его старой записной книжки.
– Но эта книжка – большой секрет, – сказал Баз. – Всегда надо иметь что-то про запас.
Себастьян поднял взгляд к висящему над столом светильнику, сделанному в виде птицы с электрическими лампочками на кончиках крыльев.
– Какая у вас нарядная квартира! – сказал он. – Как называется стиль, в котором она обставлена?
Баз расхохотался.
– Никакого стиля! – воскликнул он. – Понятие стиля ведет к ограничениям. Стиль изжил себя, он принадлежит к благопристойному прошлому веку. А тут смешение, сочетание различных стилей. Домашний уют не может быть мертвым, не забудь, что в нем должна быть жизнь! Я каждый месяц освящаю свои комнаты.
Себастьян только улыбнулся.
– Эти кресла так комфортабельны, что дальше некуда, – напомнил он.
– Кресла «Лебедь» от Арне Якобсена, – сказал Баз. – У меня их десяток. Как дизайнер Якобсен не признает компромиссных решений. С техникой он не желает считаться. Будь его воля, он придумывал бы лампы вообще без проводки. В возрасте двадцати семи лет он выиграл конкурс на дом будущего. Очень модернистский проект в форме спирали, в целом это больше всего похоже на домик улитки. Я сам его видел, потому что дважды совершил паломничество в Копенгаген.
– Паломничество? – переспросил Себастьян.
– Именно паломничество, – подтвердил Баз. – Я жил в номере шестьсот шесть «Отеля Рояль» Скандинавских авиалиний. Этот номер сохранил оригинальный дизайн Арне Якобсена, выполненный к открытию этой гостиницы в шестидесятые годы. За этот номер берут очень большую плату. Но он того стоит. Ей-богу! Между прочим, Арне Якобсен очень любил пирожные. Он говаривал, что пирожное вкуснее, если оно красиво выглядит. Баз захохотал и налил в бокалы вино. Себастьян посмотрел на Лайзу. Она разговаривала с соседом в красной рубашке и очках с цветными стеклами.
– Кто это такой? – тихо спросил База Себастьян.
– Музыкант из Манчестера.
– Откуда он знает Лайзу?
Баз пожал плечами:
– Наверное, она встретила его по пути в какой-нибудь паб, или в поезде, или в подземке. У нее все знакомства обыкновенно такие.
– Так он музыкант! – сказал Себастьян.
– Да, – подтвердил Баз. – И писатель. Недавно закончил биографию Джона Леннона. Признаться, я и сам об этом подумываю.
– О том, чтобы написать биографию Леннона?
– Нет, нет, – сказал Баз и повращал вино в бокале. – Автобиографию.
Себастьян удивленно взглянул на кондитера:
– Не рано ли тебе писать автобиографию?
– Какое там рано! Это предложил Ленни, мой агент. И я серьезно об этом подумываю. Джери Халливелл[25] была гораздо моложе меня, когда издала свою. И Дэвид Бэкхем. Сколько ему лет? Двадцать пять? Дело в том, Оливар, что на самом деле я скорее староват. Мне же исполнилось ровно тридцать. Давно пора было написать! И кроме того, ну при чем тут возраст? Разве не в том главное, сколько ты всего успел пережить? В этом смысле у меня материала хватит аж на трилогию. Не могу же я ждать, когда мне стукнет шестьдесят! К тому времени меня все уже позабудут. Впрочем, об этом мне не хочется думать. Вычеркни это! Давай лучше скажем, что я пережил гораздо больше, чем мог бы похвастаться на моем месте средний обыватель. Точно как Джери.
– И Бэкхем.
– Вот именно!
Баз отодвинул свою тарелку, не доев половины. Судя по жесту, ему надоело на нее смотреть, и он потянулся за пачкой сигарет. Скоро он вышел из-за стола, а глядя на него, поднялись и остальные гости. Все опять топтались на полу с наполненными бокалами. Встав из-за стола, Себастьян очутился в одиночестве. Он почувствовал себя невидимкой, забытым, как упавший под стол комочек жевательной резинки. Он был очень далек от самой совершенной версии себя самого, и даже если бы ему удалось извлечь ее на свет божий, от этого бы ничего не изменилось. Даже в своей наисовершеннейшей версии его «я» никуда не годилось в предложенных условиях. Он перешел в угол, где стояли диван и кресла, и уже хотел было присесть, как вдруг его взгляд нечаянно упал на какую-то дверцу возле лифта.
Дверь вела в небольшую библиотеку. Комнатка была битком набита книгами, и он сразу догадался, почему их туда загнали. Книги не гармонировали со стильной, одухотворенной пустотой гостиной. Себастьян остановился, рассматривая книги. Там были путеводители Андерса Бие, представленные целым рядом маршрутов. Себастьян вынул один экземпляр, быстро пролистал. Книжка была написана на норвежском языке, в ней описывался его родной город. Он бегло проглядел картинки, прежде чем поставить ее на место. Затем он подошел к письменному столу. На нем тоже лежали путеводители и стопка заметок, а среди них статья, вырванная из какого-то журнала. Сверху в углу была написана дата: 12.09.98, рядом название печатного издания. Журнал, посвященный конному спорту. Себастьян взял со стола статью и посмотрел на картинку. На снимке была изображена семья: отец, в спортивном костюме для верховой езды, рядом с ним – лошадь, весьма впечатляющий экземпляр. Слева от него стояла дама, вероятно жена. Женщина была маленького роста, она явно старалась выжать из себя неестественную, натянутую, улыбку. Справа от мужчины стоял мальчик лет двенадцати-тринадцати, темноволосый, с ясными карими глазами. У мальчика было серьезное выражение. Он тоже был в спортивном костюме. Себастьян заглянул в текст, он был французский. Себастьян сразу же узнал это имя. Жак Жилу. С семьей. Ну, разумеется! Интересно, ей нечаянно попалась эта статья? Или она годами специально собирала все, что встречала об этой семье, успокаивая собственную совесть? Нет, не может быть! Должно быть, это было случайное совпадение.
– Увидел, кто там на снимке?
Себастьян вздрогнул и обернулся. В дверях с бокалом в руке стояла Юлианна. Она улыбалась, но лицо выражало безнадежность. Волосы ее были собраны в высокую, как бы небрежную, прическу. Алый рот. Матовая кожа. В слабом свете она казалась собственной фотографией.
– Я не хотел шпионить, – сказал Себастьян.
– Да ради бога! – сказала она и подошла ближе. – Статья попалась мне нечаянно.
– А я думал, что ты боишься лошадей.
– Я люблю на них смотреть, они очень красивые.
Она сделала большой глоток из бокала. Взгляд ее показался Себастьяну каким-то не таким, скрытным, что ли.
– Тебе, наверное, не надо бы пить, – сказал Себастьян. – В твоем положении.
Она вымученно засмеялась:
– Ты тоже об этом читал?
– Я видел снимки.
– Уверяю тебя, единственное, что было у меня в животе в тот вечер, это солидная порция карри. И кроме того: кто мог быть виновником этого положения? Уж во всяком случае не Баз! Базу дети до лампочки!
Она опять хохотнула тем же монотонным смешком. В этот момент она вдруг посмотрела открыто, и на секунду Себастьян смог заглянуть ей в глаза до самого дна. Он сделал шаг ей навстречу. Лицо у нее было обнаженное, ранимое. Она чуть покачнулась, словно сейчас упадет ему навстречу. Он поднял руку, но не осмелился до нее дотронуться. Она медленно отвернулась, чтобы уйти прочь.
– Лайза на кухне, – сказала она. – Ты же ради нее пришел, верно?
Он глядел ей в затылок, на выбившиеся прядки, завитками упавшие на шею, на двигающиеся под платьем лопатки.
– У нее много друзей, – сказал он.
– У Лайзы особый дар знакомиться с людьми. У нее очень много разных контактов. Но не смотри так озабоченно. Мне кажется, тебя она выделяет.
