— Когда их доставили? — спросил я Линду, нашу секретаршу, которая была сестрой Нэнси Баер.
— Пару минут назад. Она к тебе неровно дышит!
— Невысокая, подвижная, с длинными волосами?
— Точно.
— Тогда это просто в знак благодарности, ничего больше.
— Ха-ха!
— И за что она тебя благодарит, Стиви? — заинтересовалась Трейси, заходя в офис с тощим черным лабрадором.
— За то, что я тебя не выпорол поводком, — парировал я, ущипнув ее за нос. Нервный лабрадор понюхал мои брюки и завилял хвостом.
— Завел подружку, — ничуть не смущенная, лукаво повторила она и ткнула пальцем мне под ребра.
И конечно, в итоге, она как всегда оказалась права.
Очень удобно иметь собаку, бассейн, джакузи и бильярд неподалеку от дома, когда приходится занимать двух сверхподвижных мальчишек, заявляющихся в гости вместе с недавно разведенной матерью.
Сыновья Никки были похожи на терьеров, особенно шестилетний Джек. Зак, которому уже исполнилось девять, был чуть посерьезнее, но и он был не прочь побегать, когда брат его заводил. Эти двое привнесли в жизнь Лу то, чего у него никогда раньше не было: неуемное мальчишество.
В свои шесть лет (по возрасту они были почти ровней с Джеком) Лу был взрослым кобелем, преисполненным достоинства. Он любил детей, но никогда не имел доступа в их мир на постоянной основе, пока двое братьев не ворвались в его мир сами.
Зака Лу воспринимал скорее как юного лабрадора, вечно пытающегося догнать ускользающий мяч, а Джека – как джек-рассел терьера с шилом в попе, готового гонять до полного изнеможения и засыпать потом мгновенно и глубоко, где придется, чтобы вновь подзарядить энергией истощенные батарейки. Это было настоящее детство во всей его прелести и красе.
Когда я был мальчишкой, мне не дали завести щенка, зато теперь у Лу их появилось двое.
Лу словно бы помолодел. С его богатым жизненным опытом нечего удивляться, что к этому возрасту он выглядел невозмутимым и благородным псом. Трудно сохранять юношескую невинность, когда тебе в морду смотрит револьвер грабителя, когда тебе доводилось задерживать насильника и обучать сотни агрессивных собак.
Зак и Джек вернули Лу незамутненную радость жизни. Он научился играть ради удовольствия от игры. Помимо того, что он всегда имел в жизни цель, я думаю, именно это помогло ему прожить так долго. Настоящая магия, я считаю.
У Никки была собака по кличке Шайенн, помесь овчарки с лабрадором и лесной феей. Истинная леди, нежная, как патока, но с характером. Тощая голенастая блондинка, Шай была ростом с Лу, но вдвое тоньше. Ей была свойственна застенчивость, которую мой пес находил неотразимой.
Всю свою жизнь она жила в одиночестве на заднем дворе, и когда к ней в гости стал захаживать черно-подпалый голливудский красавец, поначалу бедняжка не знала, что и подумать. Но он стал ей хорошим другом, и Шай была счастлива.
Она могла бы стать для Лу отличной женой. У них были бы красивые и умненькие щенки. Ее скромность уравновешивалась его отвагой, а его сила – ее стильностью. Увы, но создать свою семью Лу так и не довелось.
Но мы были с ним одной семьей, и он любил меня. Я видел это по тому, как он улыбался, глядя на меня, когда думал, что я не вижу. Я замечал в отражениях, как он взирает на меня, точно на святого (эх, если бы он знал!). Он любил подойти, сесть рядом, положить лапу мне на бедро, когда я грустил или проливал слезы. В день девятого сентября Лу не отходил от меня ни на шаг весь день.
Он любил меня, но и по сей день я не знаю, прав ли был, лишив его возможности создать собственную семью. Возможно, отцовство стало бы для него величайшим счастьем. Теперь мы этого никогда не узнаем.
— Колин, я писатель.
— И собачий инструктор.
— Но пишу я лучше.
— Ты хорошо работаешь. Тебя тут все любят. Подумай, и вообще, о чем еще ты будешь писать?
Отчасти она была права: академия стала для меня лучшим в мире полигоном для изучения моделей поведения собак. За четыре года работы я имел дело с большим числом собак, чем многие тренеры за всю жизнь. Я видел все возможные породы, помеси, любые темпераменты. Где мне взять лучший материал для книг? О чем я буду писать?
Я также видел самых разных владельцев животных и научился предсказывать их ошибки раньше, чем они успевали их допустить. Такой богатый опыт помогал мне вычленять схемы поведения у собак и хозяев и разрабатывать стратегии, которые не зависели бы от личных особенностей и тех, и других. Если я уйду из академии, то окажусь отрезан от источника опыта и информации.
Многого другого мне тоже будет недоставать. К примеру, Колин разводила и выставляла ирландских водяных спаниелей, крепких, чуть комично выглядящих охотничьих собак с модными прическами и сильным характером. Когда ее сука принесла очередной помет, у Колин появилась замечательная идея: она назначила каждого тренера ответственным за одного щенка с рождения и до десяти недель. Мама, конечно, занималась детьми, как положено, но у нас была возможность следить за их развитием и ставить эксперименты, чтобы понять, насколько рано можно начинать обучение и дает ли это шанс вырастить более спокойных и умных собак.
В результате я убедился, что наследственность пересилить практически невозможно, и увидел, каким разным бывает характер собак с самых первых дней. Были щенки застенчивые и пытливые, были нахальные и гиперактивные, были ласковые и уверенные в себе с первых минут, как у них открывались глазки и они отправлялись исследовать большой мир.
Я был поражен, когда обнаружил, как рано начинают проявляться уникальные личностные черты, и понял, что человеческое влияние способно оказать свое воздействие, испортить или улучшить условия формирования характера, но изменить его неспособно. Это был бесценный опыт, который я никогда бы не получил, если бы только не завел щенков у себя лома. Я многим был обязан Колин и другим своим коллегам в академии.
Здесь Лу по-настоящему расцвел. Здесь он очень многому научился, чтобы помогать собакам и хозяевам встать на правильный путь. Каждый день, изо дня в день Лу делал то, для чего появился на свет – спасал других собак.
Но я пытался писать три книги одновременно, и это было слишком тяжело. Я натыкался на стены, недосыпал, худел, опаздывал на работу. И я решил рискнуть и заняться тем, к чему стремился всегда: стать профессиональным писателем. У меня был агент, три контракта и уйма идей, а кроме того, рядом со мной был лучший на свете пес.
Было полтретьего ночи. Я сидел за столом и ждал соединения с Интернетом, чтобы подгрузить страничку о собачьем питании. Лу, дремавший в уголке, проснулся, подошел ко мне и сел рядом. Во взгляде его читалось: «Эй, балбес, спать пора». В новом доме он нашел себе место у меня под кроватью, но никогда не уходил туда, пока я работал.
— Что скажешь, приятель? — спросил я.
— Р-р-р.
— Да?
Он с такой силой опустил лапу мне на колено, что развернул кресло к себе.
— Р-Р-Р.
На следующий день я подал заявление об уходе.
Ухабистая грунтовка вела к новому тренировочному лагерю Энн, расположенному в густом лесу, неподалеку от городка Монро в штате Вашингтон. Здесь росли высоченные сосны, в бездонном небе кружили ястребы, нал кронами деревьев возвышались горы с заснеженными вершинами, воздух был чист и прозрачен, а грязь – до колена, густая и липкая, как цемент.
Мы с Никки и толпа наших общих друзей помогали Энн с переездом. Целый караван машин, фургонов, грузовиков с пожитками, друзьями и животными потянулся в горы, похожий на бродячий цирк.
Моя старенькая «хонда» третий раз увязла в грязи. Приятель Энн, уверенно чувствовавший себя за рулем внедорожника, смеясь, выпрыгнул на дорогу, чтобы меня подтолкнуть. Колеса крутились впустую, разбрызгивая грязь.
У нашей маленькой армии ушло двое суток на то, чтобы обустроить Энн в ее новом горном святилище вместе со всеми животными, которых она забрала с собой и обучила лаять, прыгать или ползать по команде. На новой территории были обустроены вольеры с подогревом для собак, жилища для лис, птиц, оленя, кроликов, обезьянок, бобров, броненосцев, белок, енотов и других животных, ставших благодаря Энн актерами Голливуда. Даже у мерина Барни здесь имелось собственное стойло и лужайка для выпаса.
Энн надежно отгородила участок леса. Там был крепкий восьмифутовый забор с проволокой под током. Но это было не для того, чтобы отпугнуть любопытных гостей, а чтобы не выпустить наружу волков.
К началу двадцатого века в Соединенных Штатах были уничтожены практически все дикие волки из страха перед ними или из желания защитить скот. На сегодняшний день волков удалось вернуть в дикую природу, и они понемногу возвращаются. Чтобы помочь в этой работе, лицензированные заводчики, действуя в рамках федеральной программы, ежегодно дают возможность появиться на свет здоровым щенкам. При этом некоторых животных выпускают на волю, а часть остается в особых диких приютах, доступных для посещения. Чем лучше общественность будет знать и понимать волков, тем больше у них шансов вновь заселить дикие леса.
