В тот день, обнаружила я с разочарованием, ни одного фильма Билли Уайлдера в Париже не показывали. Куда же нам пойти и что посмотреть. Мэтью и я приняли компромиссное решение: мы сходим на два фильма — до ужина и после. Один фильм выбирает Мэтью, другой я. И мы двинули в сторону рю Жакоб на шестичасовой сеанс «Таксиста» (Выбор Мэтью.)
— О чем фильм? — спросила я, когда мы встали в очередь перед маленьким кинотеатром, состоявшую в основном из молодых людей. Рекламный слоган на афише гласил: В каждом переулке отыщется некто, мечтающий стать кем-то. Человек одинокий, никому не интересный, он отчаянно стремится доказать, что он тоже личность.
— Об отчуждении, — ответил Мэтью.
Ну, об этом я уже и сама догадалась.
— Об отчуждении и насилии. — добавил Мэтью.
— Ох, не люблю я фильмов с насилием.
— В нем показана неприглядная темная изнанка американской мечты.
— Ты уже видел этот фильм?
— Трижды. Офигенный шедевр. Идем.
Мы вошли в кинотеатр.
* * *
Два часа спустя мы изучали меню в ближайшей брассери. Я пребывала в состоянии шока.
— Тебе не понравилось? — спросил Мэтью.
— Вопрос не в том, понравилось мне или нет, — сказала я. — Конечно, это… виртуозное кино. Но у меня такое чувство, словно…
Я не находила слов. Мэтью охотно поделился своими:
— Ты чувствуешь себя эмоционально выжатой. Тебя словно избили до смерти. Твоя душа в полном раздрае. Твою веру в человечность пошатнули. Ты никогда не видела на экране такой мерзости, такого ужаса.
— Ты почти попал в точку, — сказала я.
— Вот оно! Я хочу, чтобы зритель, посмотрев любой из моих фильмов, чувствовал себя именно так.
— Что ж, ладно, но… это не совсем то, чего я жду от вечернего похода в кинотеатр.
— Калиста, кончай. Не будь такой буржуазной. Я же не на порнофильм тебя повел, как поступил «таксист» Роберт де Ниро с Сибилл Шепард.
— Нет, конечно, нет… закажу-ка я утку конфи.
— Послушай, когда ты смотришь фильм вроде этого, разве тебе не приходит в голову, насколько глупо и бессмысленно снимать кино вроде «Федоры» в нынешнем веке и в нынешних условиях?
— Но Билли из другой эпохи и из другого поколения.
— Ну а теперь иное поколение перехватывает инициативу. Мое. Наше.
Подавшись вперед, он сжал мои руки. Я вздрогнула, меня будто током пронзило. Мэтью был весьма убедителен, но я более не желала поддерживать этот разговор. И мне начинало мерещиться, что родилась я в не очень подходящее для себя время.
За ужином мы беседовали о летних каникулах Мэтью, он собирался погостить у бабушки с дедушкой в Корнуолле. Я была очарована этой идей. И пока Мэтью говорил, я позволила себе втайне помечтать о том, как в обозримом будущем он отправится в Корнуолл со мной. За ужин заплатила я, как и вчерашним вечером. Мэтью не выглядел богачом. Мне же каждую пятницу кинокомпания выдавала жалованье, пусть и скромное, но поскольку тратиться было практически не на что, я скопила кругленькую сумму. И то, что плачу всегда я, меня нисколько не тревожило.
— Итак, что же мы смотрим теперь? — спросил Мэтью, когда мы оба потягивали бренди. Выпивка не значилась в моих планах, но после того фильма я испытывала необходимость в спиртном.
— Это. — Перелистнув журнальную страницу, я ткнула в название фильма. — Кинотеатр чуть дальше по улице. Идем, начало через десять минут.
* * *
Эрнст Любич. Имя, которое Билли с Ици упоминали постоянно, но я не видела ни одного фильма Любича. Их уважение к этому режиссеру граничило с благоговением. Они создали культ Любича. Мне рассказывали, что в офисе Билли на стене висел тканый коврик в рамке с вышитой фразой: «Как бы это сделал Любич?» Билли уверял, что в разработке сюжетов Эрнсту Любичу не было равных, никто не мог превзойти его в изяществе, изобретательности и непрямолинейности, приправленными этаким незлобивым, сугубо центральноевропейским цинизмом.
Фильму, на который отправились мы с Мэтью, во Франции дали название «Рандеву». В англоязычных странах он более известен как «Магазинчик за углом». Странно было смотреть «Магазинчик» жарким августовским вечером в Париже, ведь по сути своей это рождественское кино. Красивая и простая история любви двух продавцов в маленьком универмаге в Будапеште: влюбившись взаимно по переписке, в реальной жизни они друг друга терпеть не могут. Более всего этот поход в кино запомнился мне тишиной. Я не зрителей имею в виду, кинозал был полон, и люди часто и много смеялись. Я говорю о тишине на экране — при абсолютном отсутствии музыки (за исключением звукового сопровождения на титрах в самом начале и в конце) диалоги двух влюбленных, ворчливые либо ласковые, велись неизменно в приглушенных тонах. В этом фильме обошлись не только без стрельбы, взрывов и рева моторов, но никто из персонажей даже не повысил голоса. Однако, вопреки или, наоборот, благодаря такой умеренности тепло этого фильма исподволь согревает тебя, окутывая янтарным сиянием, и внезапно ты понимаешь, что больше всего на свете тебе хочется такого же негромкого, нежного триумфа любви, какого сподобились персонажи Джеймса Стюарта и Маргарет Салливан в финальной сцене. По-моему, это самый романтичный фильм в истории кино.
Стоило нам выйти из кинотеатра на улицу, как моя рука потянулась к руке Мэтью, в ответ он крепко стиснул мою ладонь. А когда отпустил, я резко сократила расстояние между нами, взяв Мэтью под руку.
Так мы и шли рука об руку, и я ждала, что он выскажется насчет «Магазинчика». Мне не терпелось выяснить, задел ли его за живое этот фильм, как задел меня.
Наконец он сказал:
— До чего же прелестное кино.
Я поглядывала на него в надежде, что он добавит что-нибудь еще, но продолжения не последовало. Словечка «прелестное» мне было недостаточно. Но пришлось довольствоваться тем, что есть.
Затем мы оба по большей части помалкивали. Когда пересекали реку по Королевскому мосту, я услышала, что Мэтью напевает себе под нос.
— Что ты поешь? — спросила я.
— Мелодию, которую ты сочинила. Ту, что ты сыграла для меня в баре в Греции.
— «Малибу»?
Пел он ее не совсем чисто, и однако.
— Рада, что тебе запомнилось мое сочинение. Но звучит оно немного иначе.
Я негромко пропела мелодию так, как я ее написала.
— Точно, — отозвался Мэтью. — Красивая вещица. Тебе удалось ее записать?
— Да.
— Пришлешь мне?
— Конечно.
Сердце мое готово было разорваться от счастья: выходит, он помнит наш последний вечер в Нидри и этот вечер ассоциируется у него с романтической аурой только что увиденного нами фильма. Посередине моста мы остановились и, облокотившись на перила, долго глядели на темную мерцающую воду. А когда нам надоело смотреть на реку, мы посмотрели друг на друга и поцеловались. Поцелуй получился долгим, а также довольно колючим из-за бороды Мэтью. Но я была не в претензии.
Вернувшись в отель, мы попросили ключи от наших номеров — у него был № 313, у меня № 422, — но в лифте, глянув на мой ключ, Мэтью сказал:
— Думаю, сегодня он тебе больше не понадобится.
Я засмеялась, и мы опять поцеловались.
А потом…
Говорят, Билли однажды сказал (не стесняясь в выражениях, замечу я): «Эрнст Любич мог выжать из запертой двери куда больше, чем многие режиссеры из расстегнутой ширинки». Почему бы и мне не воспользоваться приемом мастера и вежливо, но решительно запереть дверь номера 313, не выставляя на всеобщее обозрение то, что там случилось потом.
* * *
Утром мы решили заказать завтрак в постель. Попросили кофе, апельсиновый сок, булочки, яичницу с беконом, свежие фрукты и йогурт.
Любовь, обнаружила я, пробуждает зверский аппетит.
В ожидании завтрака Мэтью принимал душ. Я лежала, раскинувшись по диагонали на двуспальной кровати, наслаждаясь своей бесстыдной наготой и уютом спутанных простыней, еще не остывших после наших утренних занятий любовью. Лениво, расслабленно я размышляла о том, что сулит мне обозримое будущее. Работа над «Федорой» почти закончена, но это уже не имело никакого значения, поскольку возвращение к обычной жизни мне более не грозило. В мою жизнь вошел Мэтью, и все изменилось. Он может приехать ко мне в Афины на недельку-другую, прежде чем приступит к учебе в киношколе, а затем я переберусь в Лондон, чтобы быть рядом с ним. Или сниму там квартиру, если мое ежедневное присутствие в его жилище будет Мэтью стеснять. Наверное, не стоит начинать совместную жизнь чересчур поспешно. Мужчины такие перемены нередко воспринимают с опаской, хотя лично я готова начать прямо завтра, если сумею его уговорить.
