К Василию, например, зайти, который уже раздражает своими сомнениями: то сам приходит и начинает разговор о доме, то уклоняется, дескать, размышляю еще.
Встретив у дома Сурикова Наталью, он спросил:
– Дома Василий?
– А где ему еще быть? Лежит.
– Чего это он среди дня?
– А того самого!
Нестеров понял. Вошел и убедился, что понял правильно: Суриков в очередной раз маялся с очередного похмелья. Он даже не взглянул на вошедшего Нестерова.
А тот решил, что пора действовать жестко. Прохоров, хоть и не весьма отесанный человек, прав в том, что бизнес и психотерапия похожи: и там, и там часто приходится добиваться цели методами изощренного психологического воздействия.
– Подыхаю... – простонал Суриков с надеждой. Но Нестеров его ничуть не пожалел.
– И подохнешь рано или поздно! – заверил он. – Сколько тянуть будем? Ты уезжать собрался или нет?
– Да я хоть завтра... Александр, выручи, дома ни копейки. Помру ведь, серьезно!
– Не дам. Или – за дом. Решай.
– Согласен! – мгновенно решил Суриков.
– Пятьдесят тысяч. Согласен?
– Маловато...
– Тогда я пошел.
– Стой! Ладно.
Но Нестеров вдруг разозлился. Какие мы, подумал он. Ах, какие же мы! Мысль довольно смутная, но, надо полагать, все догадались, что имелось в виду.
– Передумал я. Тридцать! – сказал Нестеров.
– Да ты что?
– Зато сейчас. Наличными. И в магазин за поправкой, а?
– Сволочь. Ладно.
– А за тысячу продашь? – продолжил Нестеров, всё более сердясь.
– Издеваешься?
– Конечно, – не стал отрицать Нестеров. – Но мне интересно.
– Иди отсюда, гад!
– Ладно, пойду.
– Стой! – вскрикнул Суриков. – Согласен!
– А за сто? Целая бутылка водки, подумай! Нет? Будь здоров!
– Стой! Согласен!
– Вася ты, Вася! – горько сказал Нестеров. – Ладно, пошутил. Это тысяча, – показал он деньги, – аванс. Тебе дам только сто. Остальное жене. А за дом получишь, сколько договаривались. Только не тяни, завтра же. Понял?
– Понял! Без проблем! Как штык! – поклялся Суриков.
– И подумай, Вася, над своей участью. За сто рублей дом готов продать, нехорошо! – Нестеров постарался сказать это без назидательности, с иронией, но так, чтобы Сурикова хоть немного проняло.
И, оставив сотню на столе, ушел.
А Суриков, поднимаясь и жадно глядя на купюру, пробормотал:
– Ага, жди... Если я деньги взял, это еще не значит, что продал!
Нестеров же, спускаясь с крыльца, подумал, что бизнесмен из него все-таки никудышный.
9
Нестеров подумал, что бизнесмен из него никудышный, но, глянув на реку, он тут же перестал огорчаться по этому поводу: у реки опять появилась Нина.
Он заторопился к реке.
На этот раз Нина никуда не исчезла.
Она лежала и читала книгу. Нестеров подошел, поздоровался, лег рядом на траву, заложил руку за голову, стал смотреть в небо.
– Лежать бы вот так до конца жизни, – вслух помечтал он. – И ничего не делать.
Нина задумчиво посмотрела на Нестерова. Он почувствовал взгляд, повернулся:
– Что?
– Да так. Правда, что ты Савичева закодировал?
– Разболтал уже?
– Жена его по селу ходит, хвастается: золото стал, а не человек.
– В определенном смысле все мы закодированные – сами собой, – глубокомысленно заметил Нестеров, посмеиваясь, что опять его тянет на философствования рядом с этой девушкой. – Я тоже продукт собственного самовнушения. Как и все мы. Нет, действительно. Внушаешь себе: ты самый умный, самый веселый, самый лучший в своей профессии, добивайся, достигни, всех обгони. Вот так себя и кодируешь всё время.
– Получается?
– Запросто. Только сейчас ощущение, что кодировка кончилась.
– Так это хорошо. Будешь теперь самим собой.
– Ага. Только бы вспомнить, кто я сам есть!
Произнеся эту громоздкую и ужасающую с точки зрения научной психологии пошлость, Нестеров в очередной раз поразился сам себе: почему он так глупеет в присутствии Нины?
А Нина в это время отложила книгу и тоже легла на спину, глядя в небо. Раскинула руки, и правая ее рука попала как раз в левую руку Нестерова. И он ее слегка сжал. Она вздрогнула и застыла.
Вот так-то, подумал Нестеров. Без психологии оно лучше.
10
Без психологии оно лучше: веселее жизнь идет. Без вредных привычек тоже.
Савичев за день, работая без устали, преобразил двор, следов былых разрушений не осталось. Савичева время от времени выходила из дома и смотрела на него с любовью и уважением. И всё-таки с некоторым испугом.
– Юра, отдохнуть не пора тебе?
– Да я не устал совсем.
– Ну, смотри...
Мимо двора регулярно, но будто ненароком, проходили анисовцы и с любопытством посматривали на Савичева: слух о его чудесном преображении разнесся по всему селу.
А Ваучер не постеснялся остановиться и спросить:
– Ну, и как оно?
– А что?
– Не хочется?
– Абсолютно!
– Надо же... Крепко закодировал, значит?
– Крепче не бывает. Мало что не пью, курить – и то бросил. Попробовал – прямо затошнило, представляешь? Или вот ругаться. Даже хочу, например, а не получается.
– Да уж ладно тебе, – усомнился Ваучер. – Ну, скажи, например, – и он предложил Савичеву произнести одно из самых безобидных ругательств.
Савичеву самому стало любопытно.
– Если только для эксперимента. – Он приготовился. – А как ругаться, вообще или на тебя?
– Да хоть на меня!
Савичев открыл рот и замер.
– Не могу! Аж тошнит!
Ваучер, ехидный человек, вместо того чтобы порадоваться за человека, сказал:
– Да... Плохо дело. Похоже, он тебя от всего сразу закодировал.
– Как это?
– А так. Теперь ты ничего вообще хотеть не будешь. Ни пить, ни курить, ни женщинами интересоваться. Так что зря твоя Татьяна веселится.
– Ну, ты это... Ты не бреши!
– Собака брешет, а я мысли говорю! – сказал Ваучер и ушел, старый каркун.
11
Он ушел, оставив Савичева в тягостных сомнениях. Даже охоты к работе поубавилась.
Во время ужина Савичев посматривал на Татьяну, и вид у него был такой, будто он прислушивается к себе. Потом, когда она прибиралась и мыла посуду, подошел и хотел приобнять жену за плечо. Но постеснялся: отвык от подобных нежностей.
Татьяна с улыбкой обернулась:
– Ты чего?
– Да ничего... Может, еще что сделать?
– Хватит уже тебе, отдыхай!
Татьяна пошла в спальню, разобрала, как говорят в Анисовке, широкую супружескую постель и спросила Савичева:
– Ты ложишься?
Он встрепенулся, сделал было шаг, но тут увидел на стене старые часы, которые давно стали и которые давно надо бы починить. Он снял их и аккуратно положил на стол, сказав жене:
– Посижу еще... Поработаю...
Так, между прочим, за столом и заснул.
А Нестеров в отличие от него заснул в своей постели, спал, как всегда, крепко, но с затейливыми снами. То ему чудится, будто он эстрадный певец и вышел на сцену, и поет, и в зале буря восторга, но вдруг пропадает фонограмма, пропадает его голос, и публика, только что его обожавшая, в один голос издевательски вопит: «Жулик!» То он видит себя в каком-то застенке, перед ним строгий человек, на столе лист со словом «Анкета», человек хватает этот лист, трясет им и кричит: «Вы не тот, за кого вы себя выдаете!» И тут же этот жуткий сон сменяется счастливым: Нестеров видит, как находит прямо на улице деньги, правда, счастье это сомнительное, ибо денег неприятное количество: тридцать три тысячи сре... рублей, конечно. Или совсем ужасный сон: он, Нестеров, стоит на возвышении рядом с человеком в белых одеждах, светлым и благостным, и кричит: «Не верьте ему, это я ваш пророк!» И тут подходит петух, который принял его за курицу, и стучит крепким клювом ему в голову.
От этого стука Нестеров и проснулся. То есть от стука в окно. Вскочил, открыл: за окном стояла Наталья и протягивала деньги:
– Вот, возьмите и закодируйте его, Христа ради! Не могу я уже! Проснулся – полудохлый! И опять требует! Сколько же это можно?
Начинается, подумал Нестеров. Он ведь вовсе не был уверен, что излечение Савичева дело его рук. Да, он попробовал, пользуясь случаем, узнать, вернулась ли к нему способность воздействовать на людей. Но, во-первых, на таких, как Савичев, воздействовать нетрудно, а во-вторых, Нестеров ставил перед собой задачу не кодировать, конечно, а хотя бы усыпить Савичева, но тот, похоже, и сам заснул при первых звуках музыки. Поэтому никаких особенных «кодовых» слов Нестеров не произносил, то есть, строго говоря, никакой кодировки не было.
Но продолжать эту мистификацию не хотелось: совсем уж попахивает авантюрой и шарлатанством. Поэтому Нестеров хмуро спросил:
– Сам-то он хочет закодироваться?
– Да нет, в этом-то всё и дело!
– Тогда не могу. Только с согласия больного.
– Будет согласие! – пообещала Наталья. – Я ему всю рожу расцарапаю и на развод подам, если не согласится!
– Это насилие получится. Нет, Наталья, нельзя так.
– Тогда это... Ну, в газете я читала: без ведома больного. Вливают ему там чего-то, он сам не знает, а лечится. Вот и вы его как-нибудь закодируйте, он знать не будет, а...
