Американцы, как говорил Токвилль, «никому ничего не должны и ни от кого ничего не ждут». Демократы, голосовавшие за Джексона в 1824, 1828 и 1832 годах, отнюдь не все были бедняками, но большинству из них недоставало той основной черты американского характера, в которую уверовал и которой восхищался мир. Им не хватало уверенности.
В том, что касалось Биддла, Джексон повел свою атаку на ровном месте. Биддл прекрасно вел дела Банка Соединенных Штатов и лично голосовал за Джексона. Новый президент не упомянул о Банке в своей инаугурационной речи и вместо этого дождался своего первого ежегодного послания Конгрессу, чтобы заявить, что «в силу Конституции, равно как и с точки зрения правовой практики, законность создания Банка справедливо подвергается сомнению огромной массой наших сограждан, и должно быть признано, что, в конечном счете, Банк не справился с задачей обеспечения надежного и единообразного денежного обращения».
Факты ни о чем подобном не свидетельствовали. Верховный суд признал конституционность Банка, а разные комитеты, которые расследовали претензии президента, заключили, что банкноты Биддла «на самом деле обеспечивают более единообразным платежным средством, нежели драгоценные металлы». Их курс по всей стране был одинаков. После бурного десятилетия экономического бума с последующей депрессией Банк властвовал над относительно устойчивой, растущей экономикой. Биддл был удивлен и даже задет словами Джексона. «Мое впечатление таково, — писал он другу, уверявшему его, что президент не питает к нему никакой личной злобы, — что это мнение целиком и полностью принадлежит ему, и что это следует трактовать как честное, хотя и ошибочное мнение того, кто хочет сделать как лучше».
Правда, Эндрю Джексона это не поколебало. Биддл распорядился распечатать и распространить за счет Банка доклады комитетов. Старый Гикори зловеще заметил по этому поводу: «Это, без сомнения, замышлялось в качестве первого выстрела: но он не заставит меня дрогнуть». В ожидании предстоящих в 1832 году выборов вопрос о продлении лицензии Банка, истекавшей лишь в 1836-м, внезапно и неожиданно вышел на первый план, когда виги под началом Генри Клея провели через Конгресс закон о продлении лицензии Банка США.
Замысел Клея состоял в том, чтобы загнать президента в тупик. Если бы Джексон одобрил закон, он потерял бы поддержку своей демократической шушеры. Если же он наложил бы на него вето вопреки воле народных избранников в Палате представителей и Сенате, то изобличил бы себя как деспотичного демагога. Президент не был абсолютным монархом, который мог поступать как ему заблагорассудится, апеллируя к мистической общности с народом и при этом попирая Конституцию. Респектабельная, сочувствующая вигам, квалифицированная часть нации была бы тем самым мобилизована, чтобы нанести ему поражение на президентских выборах. Клей думал, что поставил президенту капкан.
Джексон же просто ринулся напролом и наложил на закон вето. В своем пространном, гневном, бессвязном послании он противопоставил бедных, запад и демократию богатым, востоку и привилегированному меньшинству. Джексон был юристом, а не экономистом, и, если его послание с указанием причин наложения вето грешило ошибками и неточностями в оценке вклада Банка в процветание Америки, оно подкреплялось благородной заботой о принципах справедливости и равенства. Джексон был полон решимости сделать деньги республиканскими, доллар — символом свободы, а не податливой, подручной смазкой для колес промышленности и торговли. Сторонники Джексона славили его послание с обоснованием вето как вторую Декларацию независимости. Биддл, с другой стороны, увидел в этой речи «ярость пойманной пантеры, бросающейся на прутья своей клетки, манифест анархии». Джексон предупреждал, что Банк — это монополия в руках иностранцев. Да, Верховный суд признал ее конституционность, но он не являлся единственным арбитром республиканского правосудия. Система сдержек и противовесов давала исполнительной власти, то бишь президенту Джексону и Конгрессу равные права высказываться по конституционным вопросам. Более того, существовали все основания полагать, что Банк нарушил условия лицензии.
«Следует сожалеть о том, — подытоживал он, — что богатые и влиятельные слишком часто подчиняют действия правительства своим корыстным интересам. Неравенство в обществе всегда будет существовать и при самом справедливом правительстве. Посредством общественных институтов нельзя достичь равенства в том, что касается способностей, образования или благосостояния. Пользуясь сполна ниспосланным свыше и плодами большей предприимчивости, бережливости и добродетели, каждый человек в равной мере находится под защитой закона; но, когда законы пытаются прибавить к этим естественным и справедливым преимуществам искусственные различия, даровать титулы, вознаграждения и особые привилегии, чтобы сделать богатого еще богаче, а сильного — более могущественным, рядовые члены общества: фермеры, мастеровые и рабочие, у которых нет ни времени, ни средств для закрепления таких благ за собой, — имеют законное право жаловаться на несправедливость их правительства. В политике нет необходимых зол. Зло рождается, когда возникают злоупотребления. Если политика правительства сведется к равной защите своих граждан, и, подобно тому, как Небеса посылают дождь, оно ниспошлет свои милости одинаково на сильных и слабых, на богатых и бедных, это станет абсолютным благом».
Разумеется, в одном президент переступил черту: самоличной властью отвергнув закон, он действовал как народный трибун: претендовал на то, чтобы стоять выше Конгресса и Верховного суда. Но он был готов вынести это на суд народа.
Это были первые президентские выборы по вопросу о деньгах и единственные в истории США, судьба которых свелась к одному-единственному вопросу. В отличие от управляющих Первого банка США, Биддл не собирался допустить, чтобы его Банк был убит; его неустанную кампанию в пользу Банка восприняли в качестве политического шага.
Но перспектива предстоящего сражения дала сил и Джексону. Одна из пуль, которую в него всадил Джесси Бентон, медленно пройдя по руке, вышла под кожу в районе локтя и была успешно извлечена. Теперь, пусть еще мучимый застоем в легких и болью, Джексон выглядел на десять лет моложе. По пути в родной штат из Вашингтона он оплачивал свои счета золотой монетой, как бы говоря: «Видите, братья-сограждане, больше никаких бумажных денег, если я смогу свалить этого Николаса Биддла и его банк-монстр». Он победил подавляющим большинством голосов. Получал голоса в свою поддержку и в 1860 году, через пятнадцать лет после смерти.
Его план был прост: вывести из Банка все государственные вклады и распределить их между несколькими коммерческими банками. Штат Пенсильвания выдаст Банку Соединенных Штатов свою лицензию, но тот будет лишен национального статуса и отделений. Однако от этой схемы его отговаривали даже частные банки. Комитеты объявили Банк надежным и устойчивым в финансовом отношении. Собственный министр финансов Джексона отказался выводить государственные депозиты, и его пришлось убрать с дороги. Выбранный ему на смену человек колебался несколько месяцев. Джексон избавился и от него, отыскав в Роджере Б. Тэни того, кто исполнил требование президента. Препятствия все больше убеждали Джексона, что Банк США представляет угрозу «морали нации, свободе прессы и полноте избирательного права».
Николас Биддл был чрезвычайно подавлен яростью наступления Джексона. Подобно тому, как ограбленный на улице человек ставит после этого новые замки на дверях дома, уверенность Биддла поколебалась. Он даже предполагал, что Джексон хотел не просто лишить его национальной лицензии, а уничтожить Банк. Предполагалось, что Тэни будет изымать вклады постепенно, в деловом порядке; вместо этого он начал выгребать пригоршнями деньги из Банка Соединенных Штатов и кидать их в избранные банки штатов, так называемые «банки-любимчики». Биддл инициировал курс на масштабный секвестр, сокращая денежную массу и кредиты, поскольку «ничто, кроме страданий избирателей, не повлияет на Конгресс». Резкие диспропорции расширяющейся экономики приведут «к восстановлению денежного обращения и выдаче Банку новой лицензии». Биддл намеревался проделать то же, что ранее сделала война 1812 года: убедить Америку, что национальный банк имеет слишком большое значение, чтобы без него обойтись.
Он испытывал определенное удовлетворение при виде погружающейся в финансовый кризис страны. Думал, это станет серьезным доказательством того, что страна нуждается в центральном банке. Но джексоновские демократы восприняли происходящее как повод избавиться от него. Кризис ослабел, лишь когда Биддл смягчил свою политику, почувствовав, что финансовая состоятельность Банка вновь обеспечена. За это время он получил для Банка лицензию штата Пенсильвания, сохранявшую его в качестве общественного учреждения.
