— Я же говорил вам, что он быстро учится, — улыбнулся Дэвид.
* * *
Рина приняла Дэвида в солярии. С ней была Айлин Гайар в белой рубашке и брюках в мужском стиле. Рина бесцеремонно потребовала, чтобы Айлин приготовила ей мартини, одним глотком выпила полбокала и, потрепав Айлин по щеке, спросила Дэвида:
— Вам нравится мой дом? Айлин помогала мне его обставлять. У нее прекрасное чувство цвета. Вам стоило бы посоветовать дяде сделать ее главным художником какой-нибудь картины.
— Рина, — ласково укорила ее Айлин, — думаю, Дэвид пришел сюда не для того, чтобы говорить обо мне.
— Я поговорю с дядей Берни, — пообещал он. — Мне тоже кажется, что у нее получилось бы.
Наступило неловкое молчание, которое нарушила Рина:
— Так что, старый ублюдок решил дать мне роль в «Пятнах на солнце»?
— Вы должны понять моего дядю, Рина. Он не хочет, чтобы такая популярная звезда, как вы, снималась в фильме, который почти наверняка провалится. Он просто о вас заботится.
— Я сама могу позаботиться о себе, — огрызнулась она. — Так он дает мне роль или нет?
— Дает.
— Вот и хорошо. Передайте дяде, что в следующий раз я приду к нему без лифчика.
— Не сомневаюсь, что он будет счастлив, — ухмыльнулся Дэвид.
— Он просто хочет меня трахнуть, — невнятно пробормотала она.
— А кто этого не хочет, — засмеялся он. — Я могу назвать как минимум шестьдесят миллионов мужчин.
— Ты не хочешь, — сказала Рина, глядя ему прямо в глаза.
— Кто это сказал?
— Я говорю, — совершенно серьезно ответила она. — Ты мне никогда не предлагал.
— Напомните мне как-нибудь собраться с духом.
— А почему не сейчас? — спросила Рина, развязывая пояс халата. Полы распахнулись, показав голое тело. Дэвид онемел от изумления. — Иди вниз, Айлин, и проследи, чтобы обед был готов вовремя.
Дэвид успел увидеть лицо Айлин, которая быстро прошла к двери, и понял, что никогда не забудет мучительной боли, отразившейся на нем.
До встречи с Риной Марлоу Клод Дунбар любил только свою мать, себя самого и театр. И как постановщик «Пятен на солнце» — в сущности, довольно заурядной пьесы — он стал знаменитым. Когда Норман позвонил ему, предложив на основе пьесы снять кинофильм, Дунбар согласился, не колеблясь. Правда, известие о том, что главную роль будет играть Рина Марлоу, внушило ему и его матушке немалые опасения.
Рина вошла в комнату в черном трико, обтягивавшем ее тело с ног до шеи. Ее пепельные волосы были стянуты в простой узел, лицо не накрашено.
— Мистер Дунбар, — сказала она, — рада познакомиться. Я о вас наслышана.
— Мисс Марлоу! — Он был польщен. — Я тоже много о вас слышал. Почему вы согласились играть в «Пятнах на солнце»? Вы не боитесь, что это повредит вашей популярности?
— К черту популярность. Предполагается, что я — актриса. И я хочу узнать, чего я стою как актриса. А вы — как раз тот режиссер, который может помочь мне это выяснить.
— Попробуйте прочесть мне первые строки вашей роли.
Рина немного помолчала, а потом отошла к камину. Ее лицо вдруг стало усталым и напряженным.
— Меня зовут Мэри, — хрипло прошептала она. — Да, правильно. Думаю, меня зовут Мэри.
Глядя на нее, он почувствовал, как у него по рукам побежали мурашки. У него всегда появлялось такое ощущение, когда в театре происходило нечто значительное.
И на этот раз он не ошибся. Они оба получили награду Киноакадемии «Оскар».
* * *
Клод сидел в баре, глядя в опустевшую кружку из-под виски с горячей водой. Больше он не будет терпеть ее презрительного сочувствия, объектом которого он стал с первой ночи после их свадьбы.
Он вошел в полутемную спальню с подносом, на котором стояла бутылка охлажденного шампанского и два бокала. А потом они начали ласкать друг друга: эта нежность была прекрасной. Он всегда знал, что так будет, и ради этого хранил девственность. Он наслаждался женственными формами ее тела, которое пассивно лежало рядом. Он даже начал слагать стихи в честь ее красоты, когда она прикоснулась к его плоти.
И вдруг она вскрикнула, притянула его к себе — и рванула пижамные брюки. Она перестала быть покорной и нежной, она попала во власть какого-то исступления. Ее настойчивые пальцы сделали ему больно.
Внезапно он почувствовал ужас. Его испугала жадная сексуальность ее тела, которая пробудилась, чтобы пожрать его. В панике он вырвался и выскочил из кровати, прикрываясь пижамой. Она смотрела на него, и ее взгляд обжег его.
— Что ты за мужчина?
Он упал на колени у кровати.
— Пожалуйста! — взмолился он. — Пожалуйста, пойми! Я женился на тебе, потому что люблю тебя, но я не такой, как все. Моя мать говорит, что я натура нервная и тонкая. В следующий раз все будет лучше. Я не буду так нервничать. Я люблю тебя. Люблю!
Но лучше так и не стало. В ее женственности, в ее поразительной чувственности было нечто такое, что пугало его до полной импотенции.
* * *
Дэвид Вулф стоял в дверях ванной, чувствуя, как накатывает волна тошноты. Повсюду — на бело-голубых плитках пола и стен, на ванне, раковине и унитазе — была кровь. Трудно было поверить, что всего полчаса назад дверь его кабинета распахнулась и туда ворвался багровый дядя Берни.
— Быстро поезжай к Рине Марлоу. Только что позвонили из полицейского участка в Беверли-Хиллз: Дунбар покончил с собой.
Дэвид уже бежал к двери.
— Позаботься о ней. У нас отснято материалов на пару миллионов!
Двое санитаров укладывали на носилки какое-то усохшее тело Дунбара. Тело накрыли белой простыней и понесли к выходу. Дэвид посторонился, чтобы пропустить их. Он едва успел закурить, когда услышал снизу пронзительный вопль. Неужели Рина убежала от врача? Но это оказалась не она, а мать Дунбара.
Она с воплями вырывалась из рук двух краснолицых полицейских, пытаясь пробиться к носилкам.
— Мое дитя! Я хочу видеть моего ребенка!
Дэвид с опаской посмотрел на толпу репортеров, прихлынувшую к открывшимся дверям. Матери Дунбара удалось высвободить одну руку, и она уцепилась за перила. Ее пронзительный голос наполнял дом.
— Ты убила моего сына, дрянь! Он хотел вернуться ко мне, и ты его убила!
Дэвид многозначительно посмотрел на Ричардса, старшего охранника студии. Тот подошел к одному из полисменов и что-то шепнул ему на ухо. Полицейские отбросили церемонии и поволокли упирающуюся старуху к задней двери.
— Я сказал, чтобы парни отвезли ее в санаторий доктора Колтона, — сообщил Ричардс.
Дэвид кивнул. Колтон будет знать, что надо делать. К нему часто отправляли кинозвезд протрезвиться. Он позаботится о том, чтобы она молчала, пока не успокоится.
— Пройдем в гостиную, — сказал Ричардс, — я познакомлю тебя с лейтенантом Стэнли.
Лейтенант Стэнли оказался худым седовласым человеком с серым лицом, и Дэвид решил, что он больше похож на бухгалтера, чем на следователя.
— Ужасное происшествие, лейтенант, — проговорил Дэвид. — Вы уже знаете, что здесь случилось?
— Да, — кивнул лейтенант, — думаю, мы уже все выяснили. Несомненно, самоубийство. Но мне не совсем понятна одна вещь.
— Какая?
— Как положено, мы выяснили все, что делал Дунбар в последние часы своей жизни. Перед тем как вернуться домой, он подцепил в коктейль-баре какого-то молодого человека. В баре он вытаскивал довольно пухлую пачку банкнот, а в доме мы денег не нашли. Кроме того, у Дунбара следы ушибов на голове и теле, происхождение которых наш медэксперт объяснить не может. Бармен неплохо описал внешность того парня, так что мы его найдем.
— А зачем это нужно? Вы уверены, что Дунбар покончил с собой. Так что он сможет вам сказать?
— Некоторые типы знакомятся с гомосексуалистом, а потом избивают его и обирают.
— Ну и что?
— А то, что Дунбар — не единственный гомосексуалист в моем районе, и я обязан позаботиться об их безопасности.
Дэвид посмотрел на Ричардса, а потом снова повернулся к детективу.
— Спасибо, что вы согласились со мной поговорить, лейтенант. Я должен сказать, что вы действовали чрезвычайно оперативно и профессионально.
Идя к двери, он успел услышать шепот Ричардса:
— Послушай, Стэн, если эта история попадет в газеты, студии придется плохо. Хватит с нас и самоубийства.
* * *
Спустя четыре месяца похудевшая и посвежевшая Рина уехала в Африку сниматься в фильме «Королева джунглей», а по возвращении неожиданно заболела. Повинуясь какому-то дурному предчувствию, Дэвид велел Айлин положить Рину в больницу под вымышленным именем. Он не хотел, чтобы репортеры пронюхали о ее болезни до выхода фильма на экран.
— Джонас Корд! — горько воскликнул Норман. — Все это время наши акции скупал он! Почему ты мне ничего не сказал?
