13
— Джонас Корд! — горько воскликнул Норман. — Все это время наши акции скупал он! Почему ты мне ничего не сказал?
Дэвид стоял у окна и смотрел на Центральный парк.
— Я не знал. Хотя и догадывался.
— Догадывался! — возмутился Норман, кусая потухшую сигару. — Надо было сразу же все мне сказать.
— Ну и что бы это дало? Все равно у тебя не было денег, чтобы бороться с ним.
— Но что такого я ему сделал, чтобы он желал моей гибели?
Дэвид счел благоразумным промолчать.
— Ничего! Ничего я ему не сделал. Только заработал ему деньги! Пусть это послужит для тебя уроком, — продолжал бушевать Норман. — Никогда не оказывай никому дружеских услуг, иначе получишь удар ножом, сделанным из твоего собственного серебра.
Слушая дядю, Дэвид вспоминал недавнее собрание акционеров.
На это собрание Норман отправлялся, чувствуя себя довольно уверенно. Его собственные акции плюс доверенности давали ему тридцать три процента голосов! Только после того как формальности были закончены и стали называть кандидатуры в новый совет директоров, Норман почувствовал, что что-то случилось: в помещение вошел Дэн Пирс и еще какой-то человек, лицо которого ему было смутно знакомо. Вошедшие уселись в первом ряду.
Вице-президент компании, ответственный за коммерческие вопросы, зачитал одобренный Норманом список. Его поддержали еще два вице-президента, но тут поднялся Пирс.
— Уважаемый господин президент! Я бы хотел предложить еще несколько кандидатур в совет директоров.
— У вас нет на это никакого права! — крикнул Норман.
— Согласно уставу компании, — возразил Пирс, — любой держатель акций может выдвигать столько кандидатур, сколько мест в совете.
Норман повернулся к своему вице-президенту и главному консультанту:
— Это так?
Тот нервно кивнул.
— В таком случае можешь считать себя уволенным, болван! — прошипел Норман.
— Это противозаконно! — крикнул он Пирсу. — Это попытка нарушить работу компании.
— Предложение мистера Пирса абсолютно законно, — поднялся сосед Пирса, и тут Норман наконец вспомнил, кто он такой: Макалистер, поверенный Джонаса Корда. — И я утверждаю это со всей ответственностью.
— Полагаю, вы можете доказать, что являетесь держателями акций? — хитро спросил Норман.
— Безусловно, — улыбнулся Макалистер.
— Тогда предъявите ваши доказательства. Я имею право их потребовать.
— Конечно, имеете.
Макалистер подошел к президиуму и положил на стол свидетельство на акцию. В нем значилось, что Дэниэлу Пирсу принадлежат десять акций.
— Это все, что у вас есть? — невинно спросил Норман.
— Этого достаточно в качестве доказательства, — ответил Макалистер, не признаваясь, какой процент акций он представляет. — Так мы можем назвать наших кандидатов?
Норман кивнул. Пирс назвал шесть фамилий кандидатов в совет из девяти человек. Норман знал только Макалистера и самого Пирса. При подсчете голосов Макалистер представил собранию доверенности на сорок один процент акций — двадцать шесть на имя Джонаса Корда и пятнадцать, принадлежащих различным страховым фирмам. Все шесть его кандидатов прошли в совет. Норману пришлось оставить в списке себя, Дэвида и вице-президента-казначея.
Когда он выходил из зала заседаний, его обычно кирпичное лицо было мертвенно бледным. У дверей его остановил Пирс.
— Нам нужно с вами переговорить до заседания совета.
— Я не разговариваю с предателями, — холодно ответил он. — Иди, поговори с Гитлером.
Дэн Пирс повернулся к Дэвиду:
— Дэвид, заставь его прислушаться к голосу разума. Корд уполномочил меня предложить три миллиона за долю Нормана. Это вдвое больше стоимости его акций. В противном случае Корд объявит компанию несостоятельной, и акции будут годиться только на обои.
— Сделаю что могу, — сказал Дэвид.
Теперь Норман снова кричал, метался по кабинету и грозил Корду новым общим собранием, где он наберет большинство.
— Вот посмотришь, как они запоют, когда я объявлю о новых фильмах, которые мы снимаем с Риной Марлоу.
Дэвид секунду смотрел на дядю, а потом взялся за телефон.
— Междугородную, пожалуйста. Я хочу поговорить с Санта-Моникой, штат Калифорния. Клиника Колтона, палата триста девять.
Он посмотрел на дядю, который демонстративно отвернулся к окну.
— Айлин? Это Дэвид. Как она?
— Плохо, — едва слышно ответила Айлин, а потом зарыдала. — Врач сказал… она умирает. Он… он говорит, что это чудо, что она до сих пор еще жива.
Щелчок — и разговор прервался. Дэвид повернулся к Норману.
— Рина больше не будет играть, — сказал он. — Она умирает.
Норман побледнел и упал в кресло.
— Бог мой! Что же теперь станет с компанией? Она была нашей единственной надеждой. Теперь и Корд не будет нами заниматься.
Дэвид непонимающе уставился на него:
— Как это?
— До тебя еще не дошло? Мне до сих пор все тебе разжевывать? Корду наплевать на нашу компанию. Ему нужна была только девица.
— Девица?
— Вот именно. Рина Марлоу. Помнишь, я рассказывал тебе о своем с ним разговоре в туалете отеля? Помнишь, он не стал знакомить меня со своими девицами из-за того, что я украл Марлоу у него из-под носа?
Дэвиду вдруг все стало ясно. Как он раньше до этого не додумался? Он взглянул на дядю с новым уважением.
— Ну и что мы будем делать?
— Делать? — повторил старик. — Молча пойдем на собрание. Пусть сердце мое разбито, но если он предложил за мои акции три миллиона, то даст и пять!
* * *
На этот раз сон не исчез, даже когда Рина открыла глаза. Наоборот, он стал даже ярче. Секунду она лежала совершенно неподвижно, глядя на полиэтиленовую палатку, закрывавшую ей голову и грудь, потом медленно повернула голову.
Айлин сидела рядом и смотрела на нее. Рине хотелось сказать подруге, чтобы она не тревожилась, что бояться нечего. Во сне она уже столько раз умирала!
— Айлин! — прошептала она.
Айлин вздрогнула и встала. Рина улыбнулась ей.
— Это действительно я, Айлин. Я не брежу.
— Рина!
— Не плачь, Айлин, — прошептала Рина. Она попыталась посмотреть на календарь, но он оказался слишком далеко. — Какой сегодня день?
— Пятница.
— Тринадцатое? — попыталась улыбнуться Рина. — Вызови Джонаса. Я хочу его видеть.
Айлин вышла, но очень быстро вернулась.
— Его секретарша говорит, что он в Нью-Йорке, но они не знают, как с ним связаться.
— Обязательно найди его! — улыбнулась Рина. — Ты меня не проведешь. Я сама играла эту роль много раз. Позвони ему. Я не умру, пока он не приедет. — На ее лице появилась слабая ироническая улыбка. — И вообще в уикенд не умирают — ведь газеты не выйдут до понедельника.
Я до отказа взял ручку на себя, чуть тронул левый руль высоты и добавил газ. Самолет в полупетле рванулся вверх, словно выпущенная из лука стрела. Перегрузка вдавила меня в кресло. Выровняв машину в верхней точке петли, я посмотрел на приборную доску — мы делали триста, и Лонг-Айленд остался далеко позади.
Я хлопнул по плечу сидящего на переднем сиденье военного летчика.
— Ну как, полковник? — крикнул я, стараясь перекрыть рев двигателей и свист ветра.
Не оборачиваясь, он кивнул. Я знал, чем он занят: он проверял показания приборов. Подполковник Форрестер был профессиональным пилотом, не то что старый генерал, которого мы оставили на земле.
Генерал пилотировал письменный стол в интендантском отделе в Вашингтоне. К самолетам он не имел никакого отношения. Хорошо, что в его группе оказался военный летчик.
Я раскусил его сразу же, как он вошел в ангар в сопровождении Морриси. С ним шли двое адъютантов, и ни один из них не имел отношения к авиации. При виде нашего самолета он недовольно нахмурился.
— Какая уродина, — недовольно пробурчал он. — Похож на жабу.
Его голос гулко разнесся по всему ангару. Я вылез из кабины, где проводил последнюю проверку готовности нашего самолета, спрыгнул босыми ногами на прохладный цемент и зашагал к нему. Что он понимает в несущих поверхностях и конструировании?
— Мистер Корд! — шепотом окликнули меня. Я обернулся: это был механик, который тоже услышал слова генерала. — Я собираюсь его выкатывать из ангара и боюсь раздавить ваши ботинки.
Я секунду смотрел на него, а потом усмехнулся:
— Спасибо.
Пока я обувался, я немного остыл. Морриси достал чертежи и объяснял их генералу:
— Четвертая модель «КА» представляет собой революционную концепцию двухместного истребителя-бомбардировщика. Его дальность полета — более двух тысяч миль, крейсерская скорость — двести пятьдесят миль в час, максимальная — триста шестьдесят. Он может нести десять пулеметов, две пушки, а также полтонны бомб под крыльями и в специальном отсеке фюзеляжа.
