Ознакомительная версия.
– Ты старшему своему позвони…
– Ни фига я звонить не буду, – сказал солдат, – валите отсюда. Есть приказ – особо настойчивых стрелять на поражение, ясно?
– А я так скажу, на пушку берешь, малый, – усомнился Вася.
– А и ладно, – вдруг сказал солдат, – проходи, чего там!
Вася сделал было шаг вперед, и ему показалось, что лицо солдата как-то странно изменилось, хотя разглядеть как следует мешал бьющий в глаза свет фонарика. То ли рот как-то странно вытянулся вперед, то ли лоб ушел назад и съежился. Из проходной потянуло липким холодом, словно из-за железом оббитой двери морга.
Мальфар потянул Васю за рукав.
– Пошли отсюда, – сказал он шепотом.
Вася отошел охотней, чем собирался.
– Ты на его ноги посмотрел? – спросил мальфар уже за углом.
Неоновые буквы над стадионом освещали его лицо зеленым и красным. Буквы мигали и съеживались, часть трубок погасла, и надпись над воротами сейчас была «удовые рвы»… Клен напротив ворот стоял совершенно голый, разом осыпавшиеся листья кучкой лежали на чугунной решетке.
– Нет, – шепотом отозвался Вася, – а что?
– Добре, – сказал мальфар, – это тебе повезло. Целый взвод там, Вася, целый взвод. И все, ото, теперь такие. Выманить его как-то надо оттуда, а как его выманишь?
– Выманить? – медленно переспросил Вася. – Это можно.
* * *
Розка сидела, подобрав ноги и уютно закутавшись в плед, и пыталась учить английские глаголы. Глаголы вяло протестовали. За окном неслись облака, тени их скользили по оконному стеклу, свет настольной лампы почему-то мигнул, голос диктора за стенкой что-то рассказывал про олимпийские рекорды.
Она так и не поняла, приходить завтра на работу или нет.
А если нет, можно будет утром поспать подольше, вот здорово.
И попробовать взять билеты на «Анжелику» на дневной сеанс. Или на «Джен Эйр». «Джен Эйр» тоже хороший фильм.
У этих героинь как-то все само собой получается, думала Розка. Анжелика же не то чтобы специально искала приключений, ее просто выдали замуж за этого Пейрака, а Джен Эйр и того хуже, просто нанялась в гувернантки и, привет, – уже роман с мистером Рочестером. Почему в жизни так не бывает? Так можно со временем стать похожей на Петрищенко, с ужасом подумала Розка.
– Роза, – крикнула мама из большой комнаты, – это тебя.
Розка размотала плед, в котором сидела, как в коконе, и неохотно подошла к телефону.
– Это кто? – спросила она на всякий случай.
– Похоже, с подготовительных, – сказала мама, – говорит, насчет домашнего задания что-то спросить хочет. Почему босиком?
– Я быстро, – сказала Розка, недоумевая. Ей еще никто не звонил по поводу домашнего задания.
– Я слушаю, – сказала она в трубку вежливо.
– Розалия? – спросил Вася почему-то шепотом. – Это ты?
– Ага, – сказала Розка, почесывая голой ступней щиколотку, – я. А чего?
– Увидеть я тебя хочу, Розалия. Очень.
– Правда? – спросила Розка. – А когда? Завтра?
– А сейчас ты выйти не можешь?
Розка оглянулась на маму. Мама готовилась смотреть «Знатоков». Она очень симпатизировала Шурику Томину.
– Ну, вообще-то могу, – сказала она, – на пять минут.
– Никуда не пойдешь, – сказала мама, не отрываясь от телевизора, – тут поблизости маньяк бродит, имей в виду. И Валя сказала, сегодня в городе два продуктовых разнесли. Все как рехнулись сегодня, ей-богу.
– Ма-ам, на пять минут, – сказала Розка, – только конспект отдам, ага? Прямо тут, у подъезда. И сразу домой.
– Знаю я твои пять минут.
– Но у подъезда же… Чего? – спросила она в трубку, прикрыв ее рукой.
– Да ничего, – сказал Вася, – просто поговорить надо, ну… Очень надо.
– Ладно, – шепотом сказала Розка, – я выйду сейчас.
– Как там Анжелика поживает?
– Что? – удивилась Розка.
– Ну, ты же читаешь сейчас про Анжелику. Как она там? Чем занимается?
– Продукты на зиму запасает, – пояснила Розка, – оленину коптят. И медвежатину. И еще…
– Роза, ты что, опять есть хочешь? – удивилась мама.
– Нет, это я рассказываю. Нет, это я не тебе. Так я спускаюсь?
– Зато я хочу, – сказала мама в пространство и встала. Розка слышала, как она на кухне хлопает дверью холодильника.
– Да, – сказал Вася, – тогда вот что, Розалия… я тебя знаешь где буду ждать? Рядом со стадионом скверик такой, знаешь?
– Вася, – шепотом сказала Розка, – там же, ты сам говорил, не нужно мне ходить.
– Это вчера было не нужно. А сегодня как раз нужно. И можно. Видела этого, который из Москвы? Орел! Ну, в общем, все, Розалия. А я соскучился. По тебе.
– Правда? – замирая, спросила Розка.
– Правда, – ответил Вася очень серьезно.
– Мама…
– Ненадолго, буквально на пять минут. На десять.
– Вася, я сейчас. Я быстро. – Розка радостно вздохнула. – А чего мы? А как мы?
В телефонной будке Вася смял пустую пачку из-под «Примы» и бросил ее на пол.
С главными героями никогда ничего не может случиться. Только со второстепенными.
* * *
В крохотном скверике, боком прилегающем к стадиону, было пусто. Ни бегунов, ни даже пьянчужек, приносящих и распивающих на скамеечках. Люди смутно ощущают неполадки в мире, примерно как собаки чуют подступающее землетрясение.
– Отойди, ото, – сказал Романюк.
Из кармана он извлек пузырек темного стекла, выдернул зубами пробку.
– Это что? – спросил Вася. – Святая вода?
– Вода Елена.
– Как?
– Вода Елена. Самая сильная. Самая чистая.
Вася наблюдал, засунув руки в карманы. Затылком он ощущал чужое дыхание, совсем близко, и волосы у него на загривке стояли дыбом. Вода Елена, значит, вот как.
Мальфар, кряхтя, нагнулся, подобрал с земли палку и очертил вокруг себя крохотный ров. Положил палку поперек канавки, как мостик. Вытряс из пузырька воду, которая тут же впиталась в землю. Все это напоминало действия играющего ребенка, очень важные для него самого, но смешные и нелепые для постороннего взгляда.
– Чего стоишь? – спросил он Васю, не оборачиваясь. – Поди сюда.
Вася перешагнул через проведенную на земле черту, почти незаметную.
– А теперь? – спросил Вася шепотом.
– Теперь стой.
Совсем стемнело, стена дома, выходящего на скверик, была глухая, ни одного окна. Вася зажег спичку, чтобы посмотреть на часы, но Романюк тут же зашипел на него:
– Ты с ума сошел? Нельзя огонь. Никакого огня. Погаси.
Вася задул спичку, опалив при этом пальцы.
– Который час? – тут же спросил Романюк.
– Двадцать минут одиннадцатого.
Мальфар сел на корточки и застыл, губы его беззвучно шевелились, глаза смотрели в одну точку. Деревья, обступившие его, были совсем желтые и торопливо сбрасывали листву, и казалось, что тут темнее, чем окрест, словно что-то съело мутный свет фонарей.
– От, – сказал мальфар, по-прежнему глядя перед собой, – идет.
Розка шла по другой стороне совершенно пустого бульвара, в своем нелепом зеленом пальто, в легких, не по сезону туфлях на непомерно высоких каблуках, прижимая сумочку на длинном ремешке локтем, чтобы та не била ее по бедру, а за ней, мягко ступая по опавшим листьям, скользила огромная черная тень.
Он очень большой, подумал Вася. Он даже не торопится.
– Скорей же, – бормотал он сам себе, – ну, скорей! Черт, до чего же она медленно идет.
– Не она медленно, ото, а он быстро.
На углу Розка совсем остановилась и стала растерянно оглядываться по сторонам. Вася, не выходя из очерченного мальфаром игрушечного круга, замахал руками.
– Розка!
– Ой! – радостно сказала Розка и прибавила шагу, торопясь пересечь мостовую. Каблуки ее цокали по булыжнику, как копытца.
– Розка! – Вася подпрыгивал на месте, кричал и махал рукой. – Скорей сюда!
Розка побежала, стараясь бежать красиво, как будто в кино, и оттого смешно и неуклюже, потом вдруг сбилась, оглянулась и побежала еще быстрее, уже не стараясь и не разбирая дороги. Радость на ее лице сменилась ужасом.
– Стой! – крикнул мальфар вослед Васе, который, отчаянно махнув рукой, переступил границу круга и кинулся навстречу Розке. Мостовая под ногами блестела булыжниками, как рыбья чешуя.
Рука у Розки тоже была скользкая и юркая, как рыбка, и трепыхалась в Васиной руке, а ноги Розки все бежали, бежали куда-то.
– Пусти! – кричала Розка. – Пусти, больно! Ноги жжет.
Вася тянул ее к себе, мостовая выгибалась, точно кошачья спинка, ветер раскачивал деревья по бокам бульвара, и даже световые пятна от фонарей метались туда-сюда.
Розка посмотрела на него непонимающим взглядом.
– Ой, больно, – кричала она, – пусти, больно! Ноги жжет.
– Сюда, дура! Сюда!
В спину ему дышало что-то – сначала холодное и страшное, точно порыв зимнего ветра, но постепенно, словно сбрасывая уже ненужную личину, становясь мягким и теплым, что-то непонятное, но почему-то очень знакомое, сейчас добежит и обнимет, и все будет хорошо.
– Шевелись, мать твою! – орал Романюк, не трогаясь с места.
Ознакомительная версия.
