Алеша в субботу взялся за полцены мыть машины. Время было грязное – май, и водители охотно останавливались у забора с надписью: «Мойка машин». Мыли подростки машины с улыбкой, которая была частью униформы. Еще не читан Карнеги, и вообще ничего еще почти не читано, кроме букваря и пары учебников, но уже подростки схватили мысль: кроме хорошей работы, должен быть гарнир к ней в виде микропьесы общения.
Алеша в булочной часто разгружал хлеб, но там запах от буханок поднимался сухой, теплый и живой. А мыть машины надо в болотине, которая, конечно, текла к люку, но медленно. Выбросы из глушителя, замерзшие руки – и все это за полцены. Злость вспыхнула, которая здесь не к месту, Алеша ее прогонял, но она снова возвращалась.
Подъехал джип «чероки», красивый весь, никелированный, как раз для детей сорока – пятидесяти лет от роду. Вышел водитель, поправил сползшее на бок брюхо и сказал:
– Пацаны, за пять кусков вымоете?
Всего за пять? Ребята молчали. Но у Алексея костер внутри запылал еще сильнее.
– Может, за эти деньги ему еще и жопу помыть? – сказал он внешне спокойно, с каким-то удивлением полуинтеллигента.
Новорус с самого начала знал, что зарвался, – просто привык надувать на каждом шагу. Если б он не жилил, то и не разбогател бы быстро. Но хотя он был жила, долго терпеть не мог, чтоб последнее слово не за ним.
– Ну ладно, птицей налетайте, десять кладу. – Не видя поползновений к сервису, добавил: – И еще пять сверху!
Тут они поняли, что нельзя стоять, и схватились за губки и ведра. Еще они поняли, что Алеша – крученый пацан, он знает, где можно нахамить клиенту и не проиграть. А они не знают.
А сам он вдруг подумал: «Здесь можно шишку держать – денег больше будет».
В это время на стадионе чадила очередная скоротечная звезда эстрады, поддерживая кандидатуру Ельцина. Ветер доносил волнами бодрящий рев зрителей. А очередная машина неслась на подростков, как таран. Сначала ребята подумали, что водитель ненормальный и хочет всех скосить под корень. А он просто любил мастерски притормозить, с шиком, чтобы по маскам испуга, возникающим на лицах, понять важность своего существования. Зато он хорошо заплатил, не торгуясь и молча.
Алеша вытянул руку с губкой, призывая очередного клиента, и закричал:
– Голосуй или проиграешь!
И его крутость еще больше закрепилась в глазах компании.
Бабушка, которую они называли «проходной» (она каждый день мимо них ходила на рынок), продала им, как обычно, литровую банку картофельного пюре и шесть котлет – по две на каждого. Все было горячее. Алексея поразило, что Виктор быстро свернул из конфетной обертки жесткий длинный треугольник и стал пользоваться им как зубочисткой. Все у них пригнано без промежутков – Загроженко выставил им мысленно хороший балл. Деловые! С ними я смогу подняться.
Варя шла как миссионерка религии под названием «Я». Она всем насылалась, а люди отвергали ее миссию, думая, что она смутится. Наивность своих знакомых Варя прощала и приходила потом к ним еще много раз. Варе было уже под сорок, но на вид она была без возраста… У нее бывали периоды колебаний веры в себя, и тогда она казалась старше. Но на подъеме Варя лучилась юностью.
– Я пришла вас предупредить вот о чем: один ваш знакомый о вас плохо говорит… что вы даже кошек не кормите! Но все остальное я скажу, если поклянетесь молчать.
Папа Таисии только уселся поесть хлеба с мороженым салом и нарезал сало на крохотные дольки, стараясь их съесть еще до того, как они потеряют алмазную твердость.
– Сала хочешь? – спросил-предложил он.
– Если сама отрежу. – Варя взяла нож и отхватила кусок сала, а потом угостила себя еще куском хлеба. – Так вы клянетесь молчать?
А Таисия со страхом на отца смотрела и думала: неужели он сейчас поклянется на всю жизнь и услышит такую грязь, что потом будет всю жизнь?..
– Не буду я клясться!
– Неужели вы не хотите знать, кто ваш враг?
– Не хочу.
– А он, между прочим, распространяет о вас одиозные сведения. И может сделать что-то плохое. Я его знаю – он в силах!
– Ну, ты, Варя, наверное, уже отдохнула, поела – теперь давай расстанемся.
– Надо же! Первый раз вижу человека, который не захотел слышать, что о нем плохо кто-то говорит…
Таисия подумала: если папа первый отказался, значит, тетя Варя уже ко многим ходила. Хорошо, что мамы нет дома – с ее неустойчивым здоровьем. От тети Вари впечатление, как от сковородки, плоской и твердой: сама она непрошибаема, а кого хочешь может пришибить своей информацией.
Варя ушла, неся в себе чувство абсурдности происшедшего и обиды на то, что мир не так логичен, как на него надеешься. На лестнице она встретила радующуюся маму Таисии (она получила много денег за свою стопку тарелок).
– Дорогая, – сказала ей Варя вразумляющим тоном, – в нашем возрасте пора уже влюбляться в молоденьких мальчиков. Посмотри, на кого стал похож твой муж.
– Вот и влюбляйся – подай пример, будешь кому-то нужна, – с безжалостной радостью отвечала мама Таисии.
– Ты же знаешь, что у меня одна гордость – я девственница.
Представляю, что она навообразила себе за сорок лет, подумала мама Таисии. Варя на одном уровне с певичкой несчастной, которая агитирует ляжками голосовать за любимого кандидата в президенты. Спеть хорошие песни трудно, а показать голую ногу легко, ничего не стоит. И Варя, и мама Таисии не имели права друг друга осуждать, но осуждали.
– Сделаем два торта и два салата! – возликовала Таисия, когда мама достала деньги.
– Один торт и один салат! – отвечала мама.
– Один торт – это уже не день рождения, а…
– Но денег не хватит на два!
Папа Таисии думал: да сколько ж надо работать, чтобы денег хватало! Зачем говорить о том, чего не изменишь?
– Бродскому тоже, наверное, ни на что не хватило Нобелевской премии.
– Ну вот что за человек, не знает, а говорит всегда. – Мама Таисии только светилась изнутри, а теперь начала мерцать и чадить, пока совсем все внутри не потухло и остался один дымящийся фитиль.
– У денег есть коренное свойство – их всегда не хватает, – озвучил расхожую мысль папа с умным видом.
– Кстати, о деньгах, – вспомнила Таисия. – У меня в кармане два письма – взяла в ящике, – одно из налоговой какой-то, а другое от Димона.
От Димона письмо положили в Сашин ящик письменного стола. А письмо из налоговой инспекции словно током всех било. Общая мысль была: не зря, нет, не зря приходила Варя! Она, наверное, в курсе, намекала на того, кто сообщил в налоговую полицию! Уж лучше б выслушать ее рассказ о неведомом враге. «Явиться с декларацией доходов и всеми документами, подтверждающими…» Листок в руках папы подрагивал, продолжая посылать невидимые государственные силы.
– Раньше вот так же боялись повестки из КГБ! – возмутилась мама (в то же время ей захотелось боязливо посмотреть в окно: не подъехали ли экономические опричники с проверкой).
– Ты скрываешь миллиарды, – сказал папа Маше. – Ну-ка выкапывай немедленно и плати за всех налоги, а то ишь ты…
– Нет, это Таисия, наверно, закопала и в форточку каждый вечер смотрит – не на могилу Кулика, Кулик для нее – это прикрытие, а там баксы закопаны…
Таисия подумала: щенок так мучился, а Маша говорит… Но она уже знала, что не надо делать душным то семейное пространство, в котором живешь. Поэтому она обернулась веселой девочкой и сказала Зевсу:
– Это из-за твоих миллиардов к нам повестки ходят? Ну-ка живо! Выкапывай и плати… Грязный ты приходишь – наверное, по разным кладам шныряешь, проверяешь.
Маша хотела успокоить родных:
– Если приедут с проверкой, то увидят наши необыкновенные миллионные диваны. – И она обвела взглядом просевшие семейные лежбища.
– Русская вера в доброту властей неистребима, – вздохнул папа. – Я не знаю, как к ней относиться…
На лестничной площадке стали слышны легкие юношеские шаги и два баса: один принадлежал Петру, другой – неизвестно кому.
Петр зашел и сразу испугался, увидев столбняк, охвативший всю семью. Последний раз все были такие деревянные, когда у мамы и папы умер близкий друг дядя Изя.
У отца в руках развевалась какая-то бумажка. Единственный, кто сразу оживился, так это выглядывающий из-за плеча Петра бледный юноша. Как человек, очень сильно прикрепленный к реальности, он верил, что реальность ему за это всегда воздаст определенным количеством спиртных напитков.
– Вот в Абхазии нам вообще ничего не давали: солдатских не платили, не кормили… – сказал бледный юноша. – А вы меня узнаете? Я – Боря, который приходил к вам играть на компьютере, когда мы с Петром в школе вместе учились.
Он сразу понял, что бумага – весточка от государства. Но он уже наплевал на государство и не боялся его. Только дописывал на всех рекламах с «Хочешь похудеть?»: «Сходи в армию» (кривым почерком).
– Из налоговой полиции повестка!
– Расписались в получении? – спросил Петр.
