— Ты очень изменился, Бруно, но ты, конечно, сознаешь, что вступил на порочный путь. Ты не можешь не понимать, что нехорошо быть рабом своей страсти, своей грешной любви! С этим нужно покончить, надо взять себя в руки.
— Я знаю только одно, — возразил Бруно более резко, чем ему хотелось бы. — Мы с Сильвией любим друг друга. А любовь не может быть грехом! Во всяком случае, к нам это не относится. Наоборот: наша любовь — это чистое, настоящее чувство.
— Может, она и была чистым чувством, но теперь? — спросил монах.
— Теперь более чем когда-либо! — воскликнул Бруно. — Разве не потому я чувствую себя таким счастливым и на душе у меня так легко? О да, я знаю, что вы, католики, ненавидите радость и любите смаковать несчастье и горе, но я не такой, как вы. Я люблю жизнь и счастье и предпочитаю любить. Превыше всего я ставлю счастье Сильвии, которое является в то же время моим!
Он встал и, скрестив руки на груди, посмотрел на монаха горящими от возбуждения глазами. Как бы ему хотелось доказать Грасьену свою правоту, заставить его почувствовать хотя бы частицу того, что испытывал он, Бруно!
— Я еще ничего не сказал настоятелю, — снова заговорил отец Грасьен, словно и не слышал Бруно, — мне хотелось дать тебе время одуматься. Но, видимо, зря я надеюсь на то, что ты сам покончишь с этой злосчастной, недостойной тебя историей.
— Покончу? — переспросил Бруно. — Да вы ничем не отличаетесь от Циклопа! Он тоже хочет, чтобы я отказался от Сильвии. Но никогда, слышите, никогда я не расстанусь с ней. В Сильвии вся моя жизнь!
— И тем не менее, — воскликнул монах, — я положу конец этому скандалу, хочешь ты этого или нет! Я сумею спасти тебя вопреки твоей воле! Я пойду к этой женщине, поговорю с ней…
Бруно молча направился к двери. Однако у порога он остановился. Он почувствовал, что ярость, охватившая было его, утихла так же быстро, как и поднялась, и теперь осталась лишь горечь и бесконечная грусть. Ведь он пришел в эту келью в последний раз не для того, чтобы говорить таким тоном с монахом, который в течение долгих месяцев был, да и теперь оставался его единственным другом. В комнатке стало совсем темно, видны были лишь руки отца Грасьена, неподвижно скрещенные на черном монашеском одеянии. Бруно уже открыл было дверь, но монах остановил его.
— Я знаю, что ты мучаешься, — сказал он, — что ты страдаешь. Мне так хотелось бы помочь тебе, Бруно! Однажды ты сказал мне, что я ничего не понимаю в любви. Это неправда, я познал ее раньше тебя. — Голос его дрожал во мраке. — Если я просил тебя набраться смелости и порвать, то лишь потому, что сам некогда не сумел этого сделать. Понимаешь? О, я прекрасно знаю: то, чего я требую от тебя, хуже смерти. У Сильвии есть все, что тебе может нравиться: у нее цельный характер, она красива, мила, обаятельна…
Бруно не стал его слушать. Пробудь он еще минуту в келье — и он припал бы к плечу монаха.
Крошечной ложечкой госпожа Эбрар любовно обсыпала сахаром одну за другой ягоды клубники. Затем передала сахарницу Жоржу.
— Вы должны попытаться, — с любезным видом проговорила она, — убедить вашего друга Бруно, чтобы он был на свадьбе сестры. Он утверждает, что подобного рода церемонии нелепы, что это пережиток…
— Но мы великолепно обойдемся и без него! — ледяным тоном оборвала ее Габи. — Мсье вольнодумец, он считает, видимо, что такие церемонии, неуместны, смешны и даже антисоциальны! Должно быть, он сторонник свободной любви!
Она обсасывала зеленые хвостики клубники, а мать, хоть ее и раздражало это неумение вести себя, делала вид, будто ничего не замечает. С тех пор как Бруно вернулся в Лилль, Габи искала с ним ссоры по любому поводу, словно хотела выместить на нем необходимость проявлять чрезмерную нежность по отношению к Жану-Луи. Брат только собрался было ответить ей резкостью, но в разговор снова вступила мать. Вообще-то она любила препирательства, но не при посторонних.
— Так или иначе, — быстро заговорила она, — в кортеже недостает по крайней мере одного молодого человека. — Она насадила на кончик вилки ягоду, поднесла ее ко рту и вдруг застыла. — Ну, как же я раньше не подумала! Почему бы вам, дорогой Жорж, не согласиться оказать нам эту услугу? Не отказывайтесь, вы меня страшно огорчите. Можете не сомневаться: я вас поставлю в паре с какой-нибудь очаровательной девушкой. С Лилианой Дэкс, например. Вы с ней знакомы? Она очень мила и весела, как жаворонок! О, вы не будете скучать!
Жорж ответил, что с радостью принимает приглашение; а фрак он позаимствует у брата. Госпожа Эбрар была в полном восторге: она положила ему вторую порцию клубники и сама посыпала ее сахаром. По окончании обеда она тотчас вышла из-за стола, извинившись перед молодым гостем за то, что вынуждена его покинуть.
— Что поделаешь, ведь до свадьбы осталась всего неделя, — заметила она, — и у меня просто нет минуты свободной. Надо проверять поставщиков, которые вечно подводят, да еще учитывать выходные дни, которые нарушают все течение жизни. О, люди, которые имеют только сыновей, не знают, как им повезло!
Бруно и Жоржу пришлось пить кофе в маленькой гостиной в обществе одного лишь господина Эбрара, который по обыкновению вытянулся на софе, чтобы, как он говорил, «облегчить пищеварение». В комнату поминутно вбегала его жена, спрашивала какой-то адрес, звонила по телефону и так же поспешно уходила. Бруно слышал, как она ссорилась с Габи в соседней комнате, но ее муж делал вид, будто ничего не слышит. Положив руку на печень, он по-отечески добродушно болтал с молодыми людьми.
— А когда будут известны результаты экзаменов? — спросил он у сына.
— Их должны вывесить в лицее Карно сегодня, во второй половине дня, — ответил Бруно.
— Ну и хорошо, что этому долгому ожиданию скоро придет конец, — со вздохом произнес господин Эбрар и повернулся к Жоржу. — А в какого рода учебное заведение вы намерены теперь поступить? Представьте себе, что Бруно до сих пор не решил! Мне это кажется невероятным. В пятнадцать лет я уже знал, что хочу стать блестящим представителем делового мира. И не хвастаясь…
Они поговорили о преимуществах различных профессий. Господин Эбрар посоветовал своему молодому гостю стать офицером.
— Когда принадлежишь к такой семье, как ваша, мой юный друг, — сказал он, — это самый правильный путь.
Разговор не интересовал Бруно, и он принялся воспроизводить в памяти события последних дней. Несмотря на волнения, а иногда и страх перед экзаменами, он прожил эти дни в общем как в тумане или во сне. Его поддерживала внутренняя уверенность (в этом было что-то ребяческое), но она была сильнее всех сомнений и голоса рассудка, что если он успешно сдаст экзамены, то увидит Сильвию, их любовь восторжествует над всеми преградами и все в конце концов образуется. Надо сказать, что после той ночи, которую они провели вместе, он не получал никаких вестей от Сильвии, и это длительное молчание беспокоило его все больше и больше, но он утешал себя, повторяя, что их любовь только окрепнет от этого испытания.
Лишь только два друга вышли на улицу и оказались одни, как Жорж, крепившийся при родителях Бруно, вновь впал в уныние. Он был уверен, что провалился на экзаменах, и с тех пор, как они начались, беспрестанно вспоминал о тех вопросах, на которых споткнулся. Раз в десятый, наверное, он спрашивал Бруно, правильный ли он дал ответ на тот или иной вопрос и засчитают ли ему хотя бы половину очков за ответ, в котором он забыл дать третье решение. Бруно успокаивал его как мог; он лгал, хитрил и из жалости умалчивал о своей уверенности в том, что сам-то он сдал экзамены. Ему хотелось поговорить о другом, он несколько раз пытался перевести разговор на свою дорогую Сильвию, но безуспешно. За все утро Жорж ни разу не вспомнил о ней, как, впрочем, и об их проекте поехать на лето в Улгейт, хотя в свое время он с восторгом отнесся к этому предложению, и Бруно начинал побаиваться, что их великолепный план находится под угрозой, если не похоронен вообще.
Во дворе лицея уже собралось немало юношей, которым не терпелось поскорее узнать результаты экзаменов, но списков еще не вывесили. Вместо того, чтобы стоять и нервничать, Бруно предложил пойти в гараж на улицу Рубэ посмотреть последние модели мотоциклов. Желая поразить Жоржа, он ничего не сказал ему, а сначала дал досыта налюбоваться ярко-синим скутером, выставленным в витрине.
— Что ты о нем думаешь? — спросил он. — Не дурен, а? Итальянского производства и, говорят, лучший в своем роде. Я тебе еще не сказал, что папа обещал подарить мне скутер, если я выдержу экзамены. Хочешь, пойдем и посмотрим его вблизи? В этих моторах ты разбираешься лучше меня, и мне б хотелось узнать твое мнение.
Жорж, который действительно больше интересовался машинами, чем тригонометрией, вступил в длительные объяснения с хозяином гаража. Он осматривал скутер, как торговец лошадьми молодую кобылу. Взявшись за ручки, весь превратившись в слух, он нажимал на газ, заставляя мотор гудеть и трещать, словно это было необходимо для установления правильного диагноза. Он одобрительно кивнул, когда из выхлопной трубы с шумом вылетело несколько маленьких белых облачков. Видно было, что ему очень хочется прокатиться на скутере, и Бруно решил доставить ему это удовольствие. Жорж не заставил себя дважды просить и сел за руль, а Бруно устроился на заднем сиденье.
