Между тем ицленьская банда дореформировалась до беспредела. Как всегда, демократы пошли на поводу у популизма. Удовлетворяя чаяния изголодавшегося народа, они переполнили магазины заграничной амброзией. За каждый кусок низкокачественной импортной колбасы страна расплачивалась своей самобытностью и независимостью. Деньги давал Международный банк — и он же, естественно, заказывал музыку. Водяная республика лепила себя с заграницы. Она училась жить, как заграница; выворачивалась наизнанку, чтобы понравиться загранице; продавалась загранице, как продажная девка. Кроме ядовитой и просто плохой колбасы, в магазинах продавалась хорошая и очень хорошая колбаса — для богатых и очень богатых людей. Очень хорошую колбасу ели родственники Ицленя и его ближайшее окружение. Просто хорошую колбасу ели нововодяные богатеи. Самые богатые люди страны стали самыми богатыми людьми мира, потому что они присвоили себе богатства бывшей супердержавы. Нововодяным богачам вход в высшее бандитское общество был заказан, и они создали своё собственное — общество полубанды. Это была ярко выраженная демократическая формация, открытая для всех толстосумов. Места в ней свободно продавались за большие деньги, которые можно было украсть или выиграть в рулетку. Кроме того, в стране разрасталось ещё одно общество — звёздное, во главе с неувядаемой Лалой Агёчвупой. Звёздное общество состояло из культурных и малокультурных звёзд разной величины. Звёзды зарабатывали большие деньги звёздным трудом и наглядным примером демонстрировали успехи нововодяных реформ. Над всеми обществами возвышался нововодяной царь Ицлень, который царствовал, но не правил. Страна становилась всё более неуправляемой, капитализм всё более диким, а власть — всё более коррумпированной. Как гласит мудрая водяная пословица, «рыба гниёт с головы». Злокачественная опухоль власти разрасталась по всей стране. Очнувшись от длительного запоя, Ицлень с большим напрягом сообразил, что вместе со своим троном завис в безвоздушном пространстве. Произнеся над пьяным телом последнее «прости», банда свистнула то, что попалось под руку: воздух около царского трона и корону с царского чела. Бросив мощи благодетеля на произвол судьбы, демократическое окружение спустилось на грешную землю, чтобы на ворованные деньги вволю поразвлечься среди путан, артистов и киллеров. И только принцесса Яньтата продолжала вращаться в заоблачных высотах в надежде на аплодисменты и займы Международного банка.
Но, вопреки всем прогнозам, демократический монарх, он же коммунистический перерожденец, вновь возродился к жизни. Сунув нос в чёрную дыру, в которую провалилась страна, Ицлень бросил клич, на который сбежались патриотические спецслужбы. Собрав в горсточку остатки мозгов, они разработали грандиозный план с привлечением спецслужб Акимеры, Певоры, Яизы, а также с участием «борвёгачной собачки» Ринамы Волокосы.
Из-за болезни судьи суд был отложен на неопределённый срок, так что у Жреса было достаточно времени, чтобы подготовиться к судебному заседанию, а у Ринамы — чтобы показать миру успехи Одлисковска. Многозначительно пожелав «всего доброго», Таньята увела Жреса для репетиции свидетельских показаний. А Ринама, закрыв рот на замок, негостеприимно принимала многочисленных стукачей. Стукачи, не избалованные куртуазным обхождением, не проявляли ни тени смущения и использовали ситуацию на все сто процентов. «Северо-казкавское чудо» содрогалось от их пламенных речей, обращённых к молчаливой Ринаме и разговорчивому телевизору. Впрочем, Ринама молчала недолго. Могучая аппаратурная сила смахнула замок с упрямо зажатого женского рта и развязала онемевший женский язык. С трудом поспевая мыслями за речью, Ринама решила последовать примеру стукачей и использовать гласность на полную катушку. Перед «голубым экраном» телестукача она клеймила позором ицленьскую банду — вдохновенно, красноречиво и убедительно. Телевизор подмигивал витии голубым глазом и желал «всего доброго» и «крепкого здоровья». Стукачи, съехавшиеся в Одлисковск со всех уголков Водяной республики и из бывших республик ксегенского государства, на обличения Ринамы реагировали по-разному. Одни одобрительно поддакивали и жаловались на безработицу и нищету, другие яростно спорили и потрясали в воздухе импортной колбасой. «Что же ты делаешь, собака?» — не выдержал озлобленный тенор. «Правду и одну только правду», — провозгласил мужественный голос. «В девять часов все смотрим программу „Темпус“», — объявило неподражаемое сопрано.
В девять часов вечера около телепузика собралась уникальная коллекция стукачей. Сексопильный диктор обаятельно сообщил стукачам о замене премьер-министра Белолицего на премьер-министра Тишайшего. «Что ты на это скажешь?» — спросила отставшая от жизни Ринама. «Ицлень осуществил свою мечту, — пояснил политически подкованный Жрес. — В демократической клоаке Белолицый — первый ворюга. Он переворовал даже монаршую семью, скомпрометировал страну на весь мир, а, главное, вышел из-под контроля Ицленя».
Через два дня после назначения Тишайшего состоялся суд над Жресом, который приговорил его к четырём годам лишения свободы. Попытки адвоката обжаловать судебное решение не дали никаких результатов, и, потратив на заключённого мужа оставшиеся деньги, Ринама в срочном порядке выехала в Ратис.
«Не унывайте, моя прелесть, — утешил убогую женщину соблазнительный голос. — На свете так много неотразимых мужчин!» «А я и не унываю. Пусть ицленьская банда унывает», — расхохоталась Ринама в виртуальное лицо предстоящей опасности. «Молодец женщина! — восхитился задушевный говор. — Мы, ратисские жители, вам обязательно поможем». «Всевышний тебя наказал, землячка, — в сердцах попенял байернаджазский стукач. — Почему не сказала про каубские достижения?» «Крепитесь и не забывайте про амнистию», — поддержал Ринаму приятный мужской голос. «Ты что, лучше всех, собака? — взвыл хорошо поставленный тенор. — Такая же собака, как и все мы». «А ты доигралась, тётка», — подытожила невинная девушка, после чего в ринаминой голове установился кромешный ад.
В состоянии непрекращающегося ада Ринама прибыла в Ратис в сопровождении виртуальных знакомцев и безвестных разнокалиберных стукачей. Дома её встретили три автомобильных монстра, Генивея, Авбюлка, родители Жреса и хлебосольные ветераны. С помощью родственников и друзей Ринама зажила развесёлой жизнью — на грани человеческих возможностей. Это было хуже ада, но гордая женщина не показывала виду. В течение двух лет до возвращения Жреса — каждый час, каждую минуту, каждую секунду — она жила в экстремальных условиях. Стало ещё тяжелей, когда Тишайший ко всему прочему тихой сапой прибавил дефолт. Цены резко подскочили вверх, наступили перебои с зарплатами и пенсиями. Разложившаяся власть начала смердить, и чем дальше — тем больше. Страна, пропитавшаяся трупным запахом власти, загнивала и разваливалась. Вонючий процесс разложения происходил в ринаминой голове, куда опупевшая власть пролезла посредством аппаратуры. Бесстрашная женщина выживала и боролась в нечеловеческих мучениях. Она жила, как в парилке и в фильме ужасов — одновременно. С застывшей улыбкой акимерзкой кинозвезды Ринама каждую секунду была готова к смерти. Уголовно-политические бандиты, на полную мощь используя пыточную аппаратуру, неделями не давали ей спать. Они душили жертву на расстоянии, и Ринама рисковала задохнуться в поликлинике или на концерте. Ослепительная ринамина улыбка доводила палачей до белого каления, и они наращивали аппаратурную мощь, чтобы стереть её с осунувшегося женского лица. Преступная банда устроила в многострадальной голове отвратительный шабаш, и Ринама постоянно теряла нить разговора и лишалась дара речи. Почуяв запах крови, обезумевшее зверьё, приняв человеческий облик, бросалось на женщину в безлюдных местах и наезжало на неё в импортных автомобилях. Не в силах затоптать Ринаму, подонки толкали в грязь Генивею и избивали Авбюлку. Измученная пытками, бессонницей и постоянным недоеданием героическая женщина, на грани жизни и смерти, продолжала жить показушно весело и бороться за освобождение Жреса. Она воспитывала, учила, развлекала Авбюлку, участвовала в общественной жизни Генивеи, использовала глобальную гласность и политическую конъюнктуру. Замазав крем-пудрой шрамы, которыми разукрасили женское лицо аппаратурные садисты, Ринама повезла дочку на отдых к Миаду, но и там уголовно-политическая банда не оставила их в покое. Аппаратурные изверги провоцировали ежедневные скандалы и склоки, и в конце концов им удалось рассорить брата с сестрой. Не снимая с лица ослепительной улыбки, Ринама спешно вернулась домой и, наперекор судьбе, по-прежнему пела, боролась и танцевала.
Весёлая и упрямая женщина, на которую смотрели спецслужбы всего мира, никак не устраивала аппаратурную свору. В толпе стукачей, которые плотным кольцом окружили Ринаму, только демократические реформаторы были заинтересованы в демонстрации хорошей жизни. Они помогали «собачке» показывать успехи и достижения и пытали за то, что она отказывалась «лаять» по-демократически. Реформаторам противостояли остальные стукачи, которые истязали беззащитную женщину, чтобы все видели, какая в стране тяжёлая жизнь. Стукачи из нищенских районов трудились ради повышения зарплат и пенсий; БКГ-шные патриоты настаивали на решительных действиях против ицленьской семьи и еччнейских бандитов; одлисковские филёры спасали честь мундира и всего северо-казкавского региона; оппозиционеры разоблачали гнусность демократической власти — и, наконец, потерявшим человеческий облик холуям была просто невыносима необыкновенная женщина, не скрывавшая своё человеческое превосходство.
