– Нет, они убьют ее.
– Слушай, а не рвануть ли нам домой, Фло? Похоже, мы тут никому уже помочь не сумеем.
Она посмотрела на него.
– Испугался?
– Чтобы испугаться, нужно прежде всего иметь желание остаться в живых. Раньше мне на это было плевать, потому что у меня никого не было. Но не теперь. Если ты понимаешь, о чем я.
– Не очень-то счастлив ты оттого, что влюбился.
– Если честно, у меня по этому поводу противоречивые ощущения. Для того чтобы испытать это чувство, на свете существует масса более подходящих мест, чем Ближний Восток.
– Француз ждет, что вы его примете, о Святейший.
– Что? Да кем он себя воображает, чтобы вот так заявляться? И где шейха? Я велел тебе привести ее сюда.
– Она скоро будет. Ее пришлось… немного помыть. Она была непрезентабельна, повелитель. В камере никаких удобств…
– Я не просил тебя устраивать ей купание, Фетиш.
– Глупость моя безгранична, как пустыня Нафта, о господин. Простите меня.
Малик издал звук, похожий на рычание.
– А пока она не пришла – быть может, вы примете француза, повелитель?
– Чего ему надо?
– Я не знаю, имам.
Знакомство с французским словом oubliette кардинально изменило позу Фетиша – его позвоночник находился теперь постоянно в согнутом положении.
– Пять минут. Ты меня понял, Фетиш?
– Воистину добросердечен имам.
Делам-Нуара пригласили в кабинет.
– Имам очень великодушен, приняв меня так быстро.
– Мы очень заняты, месье. О чем вы хотите поговорить?
– Мы перехватили один телефонный разговор американцев, повелитель. Я подумал, что вам лучше услышать это из моих уст, так сказать лично, а не по телефону.
– Да?
– Это очень щекотливый момент.
– Да, да, я понял. Итак?
Делам-Нуар понизил голос:
– Насколько я понимаю, мой повелитель вчера общался по телефону с министром иностранных дел Васабии принцем Бавадом?
– Откуда вам это известно? А если и так? Я правитель Матара.
На самом деле благодаря Фетишу французы уже давно прослушивали телефон Малика. Но лучше было делать вид, что такими вещами занимаются только отвратительные американцы.
– Я не критикую имама. Но похоже, что американцы подслушивали этот разговор. Технически они очень… скажем, довольно умны. Издержки современности. Всегда кто-нибудь подслушивает. Это, конечно, не мое дело, однако теперь, в связи с тем, что мы узнали, становится в каком-то смысле и моим делом. Вы улавливаете, отчего мне так неловко?
– И отчего же?
– Благодаря американцам у нас имеется запись этого разговора. Насколько я понимаю, принц Бавад был с вами… как бы это сказать… крайне авторитарен?
– Я сам разберусь в своих отношениях с принцем Бавадом, – сухо сказал Малик.
– Конечно, конечно. Однако лично мне его тон показался очень грубым. Очень повелительным, очень наглым. Назвать вас – простите меня, Великий Имам, но я только цитирую, – сыном рабыни с кухни, обманщиком на автомобильных гонках, да еще сказать, что, если вы не выполните в точности указания васабийцев – как он там дословно сказал? – «мы сбросим тебя с трона, как загнивший инжир». Весьма необычное выражение, признаться. Для дипломата этот принц не такой уж мастер в дипломатии.
– Бавад – жаба. Отныне я веду дела только с Таллулой.
Делам-Нуар пожал плечами так, как это умеют одни французы.
– Это понятно, но Бавад приходится племянником королю Таллуле, и они очень близки. Не думаю, чтобы принц говорил такие вещи без одобрения своего дяди короля.
– Ну и что из этого? – нетерпеливо спросил Малик.
– Mon imam, суть в том, что запись этого разговора есть у американцев. И мой вывод таков: если вы казните бывшую шейху Лейлу, американцы воспользуются этой записью как предлогом для прямого вмешательства. Флоренс привлекла к себе много внимания в Соединенных Штатах. Да и во всем мире.
– И что сделают эти американцы? Перестанут покупать нефть? Ба!
– Скорее всего, они обнародуют то место записанного разговора, где Бавад приказывает вам убить ее. Представьте себе, как это будет выглядеть. Как будто вы всего лишь марионетка в руках васабийцев. И кому это надо? Васабийцам, скорее всего, плевать. Но Франции, как вашему союзнику и подлинному другу, этого точно не надо, – улыбнулся Делам-Нуар. – Нам нужен в Матаре сильный имам. Независимый имам! Не такой, который должен просить разрешения у дома Хамуджа всякий раз, как ему захочется сходить в туалет. Разумеется, вы всегда будете оставаться зависимым от Франции.
Малик вскинул руки над головой.
– Но что я могу поделать? Они хотят, чтобы вдова эмира была мертва и чтобы эта тварь Флоренс тоже была мертва, а в том, что ее не могут поймать, они обвиняют меня. Меня! Вы понимаете, как эта Флоренс провела нас? Я попросил ее записать пленку, как вы мне сказали, но она обманула нас, эта стервозная шлюха. Запись можно посмотреть один раз, а потом – пф-ф-ф! – и ничего нет. Все исчезло, как джинн.
– Виной моя собственная глупость, Великий Повелитель, – успокаивающим тоном сказал Делам-Нуар. – Вы сделали все, что от вас требовалось, абсолютно точно, а мы… Нет, во всем виноват я один… Я подвел вас, упустив из виду, что они могут воспользоваться этим шпионским трюком, придуманным в ЦРУ. Я проклинаю себя. Сегодня я не смогу уснуть, поскольку…
– Мне кажется, вы перебарщиваете, Доминик.
– Да, пожалуй, немного есть.
– Так что мне теперь делать? Вы говорите – американцы воспользуются записью моего разговора с Бавадом?
– Боюсь, что могут.
– А может, мне вызвать американского посла и порекомендовать ему, чтобы у него на родине начинали строить ветряки для поддержания тепла этой зимой?
– Но, мой повелитель, разумно ли будет информировать американцев о том, что вам известно про их замыслы? Мы держим их на коротком поводке.
– Держим?
– Ну разумеется. Вместо угроз скажите им следующее: «Послушайте, мои дорогие пожиратели гамбургеров, мы знаем, что вдова эмира работает на ЦРУ…»
– Правда, что ли?
– Нет. Но вы скажете американцам, будто вы знаете, что это так, и они сильно занервничают. Вы скажете им, что она во всем призналась. А потом добавите: «Васабийцы – очень жестокие люди. Они хотят, чтобы я отрубил ей голову. А вы еще сравниваете их с французами! Ха! Но я принял решение не отрубать ей голову. Я собираюсь вернуть вам ее в целости и сохранности. И знаете почему, мои американские друзья? Чтобы показать васабийцам, что я настоящий имам, что я сам себе хозяин, что мне никто ничего не приказывает. И вот что вы, американцы, сделаете за это для меня. Во-первых, я хочу услышать, как вы говорите обо мне приятные вещи в ООН. Во-вторых, я хочу, чтобы вы перестали говорить все эти ужасные вещи о Франции и о том, как она помогла мне стать эмиром. И в-третьих, я хочу, чтобы вы направили своих людей – ваш спецназ „Дельта форс“ – в Амо-Амас и забрали эту свою женщину Флоренс. Мертвую или живую – мне все равно. Ей пора отсюда уезжать. Я не собираюсь делать из нее новую Жанну д'Арк. Если вы не приедете и не заберете ее, я сам очень быстро решу эту проблему. И последнее: если вы не станете сотрудничать со мной по этим вопросам, у вас в Америке будет очень холодная зима, ясно?»
– Хм-м-м, – вздохнул Малик, – думаете, они на это пойдут?
– Мой дорогой имам, вы должны понять одну вещь: американцы остаются идеалистами до тех пор, пока им не приходится снижать температуру в своих квартирах. Когда это случается, они становятся очень даже практичны.
Флоренс и Бобби снимали свою очередную «Осаму», как они прозвали все эти видеозаписи Флоренс, когда раздался телефонный звонок. Это напугало их, поскольку телефон был выключен, а мобильники, как правило, в неработающем состоянии не звонят. Тем не менее этот вот зазвонил.
Флоренс потянулась к нему, но Бобби тут же предупредил ее:
– От пары грамм взрывчатки С4 может очень сильно разболеться голова.
Он отнял у нее телефон и отошел с ним в дальний угол. Флоренс наблюдала за его действиями. Он задержал дыхание, вытянул руку с телефоном как можно дальше от себя и нажал кнопку приема звонка. Потом, выдохнув, приблизил телефон к уху на расстояние тридцати сантиметров.
– Салям.
Он немного послушал, нервно щурясь.
– Хорошо, я передам, – сказал он напряженным голосом. – Если ее увижу.
Флоренс спросила его одними губами:
– Кто?
Бобби так же беззвучно ответил:
– Дядя Сэм.
Она протянула руку. Бобби прикрыл трубку ладонью и прошептал:
– Только быстро.
Он передал ей телефон и начал собирать вещи. К этому времени она уже привыкла к таким сборам и торопливым побегам.
– Ну надо же, – сказала Флоренс в трубку.
