Каким образом человеческое существо могло скатиться в такую пропасть?
— Я понимаю вас и более не буду посещать «Атлантик», — сказал я. — Но по своему прежнему опыту могу сказать, что не только вы, но и сами американцы когда-либо раскаются: слишком нечестными, тоталитарными методами они пытаются здесь выиграть войну. Сначала якобы в жертву победе приносится справедливость, это касается меня лично. В нейтральных странах над проживающими там немцами установлен режим строгого наблюдения. Это естественно. Но потом подозрительность распространится и на граждан данной страны, появится неуверенность в их лояльности. От граждан и даже от государственных чиновников, как это сейчас происходит в Германии, потребуют присягу в верности правительству. Дело кончится тем, что, боясь обвинения в измене и предательстве, люди будут пребывать в постоянном страхе. Никто не сможет доказать свою честность. Вот тогда вспомните своего друга Б. К., — сказал я Лаинесу.
Я метался, как дичь, попавшая в силки и окруженная голодными хищниками. Обвиненный в про-нацистских симпатиях, я узнал всю горечь существования «неприкасаемого». Особенно меня терзало отношение тех, кто получал материальную выгоду во всей этой обстановке. Во имя этой выгоды они рабски ползали у пьедестала очередного тирана.
Без хлеба, без пристанища, без работы, без состояния, я потерял не только дружеские связи. Я потерял собственное «я», честь и, наконец, радость жизни. Единственное, что меня удерживало от фатального шага в один из моментов глубочайшей душевной депрессии, ныне столь частых, было стремление узнать, чем же все-таки закончится эта драма.
С вполне понятным вниманием следил я в течение нескольких дней за ходом дискуссии по законопроекту, представленному Вильясеньором. Перес продолжал настаивать, что проект не будет принят. Но не менее вероятным было и то, что проект будет принят к ознакомлению на первом же заседании; это означало, что большинство сенаторов считало вопрос, затронутый в проекте, достойным внимания. К счастью, правительство было занято другими проблемами, так что Бетета и Перес оказались правы. Сессия конгресса закончилась, и проект Вильясеньора не был проведен, его даже не выдвинули на вторичное обсуждение.
Однако я более не строил иллюзий относительно того, что меня исключат из «черных списков» в скором будущем. Окончание работы конгресса подействовало на меня настолько благотворно, будто я был исключен из полчища грешников, — поэтому я и решил исчезнуть из города. Мое желание поехать вместе с Ольгой к морю все крепло.
Душевное облегчение, которое я испытывал после провала гнусной инициативы Вильясеньора, не получившей законного обоснования, было ни с чем не сравнимым. На собственном опыте я научился не принимать на веру до конца слова друзей, чем я грешил в первые месяцы пребывания в стране. Из всех обещаний, данных мне, я высчитал какой-то процент правды, он был весьма незначительным.
«Встречаемся в три часа» — означало, что встреча произойдет между тремя и четырьмя часами. «Я обязательно вручу вам костюм в четверг», — говорил портной, но я знал, что получу свою вещь только в следующий понедельник, и то после долгих переговоров.
Бетета и Перес продолжали со всей присущей им пылкостью заверять меня, что конгресс не даст дальнейшего хода законопроекту Вильясеньора, но постоянные сомнения не оставляли меня. Я уже свыкся с готовностью, свойственной лицам католического воспитания, успокоить ближнего. Может быть, мои друзья из лучших побуждений не хотят меня терзать попусту и потому заверяют, что события будут благоприятствовать мне. А на самом деле атмосфера, сложившаяся среди сенаторов, не сулила для меня ничего хорошего.
Известие о том, что в ближайшие шесть месяцев конгресс не будет собираться, успокаивало меня больше, чем клятвы и заверения моих «официальных советников». Бетета, к которому я то и дело обращался с просьбой о помощи, заверял меня, что не прекращает переговоров с Мьюиром. Однако результатов не было никаких. Однажды Бетета заявил мне:
— Мьюир прекрасно к вам относится. Просите его о личной встрече и передайте ему кое-какую информацию, которую он потребует у вас.
Через несколько дней, как мне посоветовал Бетета, я был в кабинете Мьюира, в американском посольстве. Встреча была мне назначена по телефону.
Я уже не раз пытался переговорить с Мьюиром. Однажды я провел два смертельно долгих часа в его приемной в компании соотечественника-немца, владельца и основателя компании «Объединенные воздушные линии». Третьим был итальянец — хозяин крупной кирпичной фабрики. Оба ждали встречи с Мьюиром по тому же вопросу, что и я. Но секретарша в конце концов выпроводила нас из посольства со словами:
— Мистер Мьюир не приедет сегодня. Приходите через три дня.
Для человеческого разума непостижимо, как судьба распределяет свои блага. На каких основаниях этот американский парень мог по своему усмотрению распоряжаться не только нашим временем, но и нашей судьбой? Он даже не извинился за то, что заставил понапрасну ждать троих посетителей гораздо старше его.
Через несколько дней мы все трое вновь встретились в приемной Мьюира. И снова он не принял нас. Вероятно, накануне хорошо повеселился.
Мы не могли высказать возмущения или как-то протестовать. Уже сам факт, что нам разрешили посетить американское посольство, считался милостью. Разве мы не находимся в состоянии войны? И разве мы не являемся подданными враждебного государства?
Для меня было большой неожиданностью, когда наконец Мьюир согласился меня принять. Я увидел все того же веселого Мьюира, которого знал по клубу «Атлантик», по встречам в салоне «Прадо».
— Как поживаете, сеньор К.? — приветствовал он меня. — Давно не имел удовольствия видеть вас. Как жаль, что нас развели в разные стороны политические разногласия.
Я знал, что эти слова ни в коей мере не отвечают его истинным чувствам. Однако меня радовало, что в конце концов его отношение ко мне хоть немного изменилось. Поэтому ответил в том же тоне:
— Мне также очень приятно вновь встретиться с вами. Надеюсь, что вскоре будет выяснено обстоятельство, которое вы называете «политическими разногласиями». У меня нет никаких разногласий с общим делом союзных держав. Я такой же демократ, как вы, и более чем кто-либо являюсь врагом Гитлера.
Он оглядел меня с ног до головы и медленно, будто колеблясь, произнес:
— Дай бог, чтобы все было именно так. Посол Бетета проявляет большой интерес к вашему делу, он и меня заинтересовал. Я позвонил вам с тем, чтобы вы подготовили мне меморандум об обстоятельствах, предшествующих вашему выезду из Германии. Я отправлю этот документ в Вашингтон.
— Что? — изумился я.
— Это должно быть краткое сообщение о вашем происхождении, о роде занятий до того, как вы покинули границы рейха. Причины вашей эмиграции, положение вашего состояния в Германии на основании последних сведений. Желательно также, чтобы вы перечислили своих ближайших родственников, которые остаются гражданами нацистского государства, и назвали время, когда вы имели от них последние вести. Документ не должен быть слишком длинным. Не следует вникать в детали. Можно подготовить краткую curriculum vitae[26], которая послужит нам основанием для изучения вопроса.
Я был потрясен неожиданным вниманием к своей особе со стороны американского правительства. Поэтому пообещал направить Мьюиру «меморандум» в тот же вечер, а затем мы расстались почти так же дружески, как это было в «Атлантике» после долгих часов, проведенных за игрой в кости в обществе друзей.
Теперь уже ничто не задерживало меня, и я мог осуществить столь желанную поездку к морю, где Ольга, по ее словам, хотела быть со мною как жена с мужем. Любопытно, смогу ли я выполнять эту роль?
С почти отеческой настойчивостью я упросил Ольгу позволить мне сопровождать ее в магазин, где, как она считала, можно было купить красивые костюмы для пляжа. То был роскошный — один из самых дорогих — магазин с каким-то иностранным названием, где в изобилии предлагались последние американские образцы женской одежды. На витрине красовались обворожительные манекены на фоне тропических декораций — обещание того, чем должен стать наш отдых. Ольге нравились все платья подряд, и, как всегда, она ни на чем не могла остановить свой выбор. Нерешительно, как и в ресторанах, где она просила стакан пива, Ольга все же изъявила желание купить одно платье, причем самое дешевое. Обычное белое платье будничного покроя.
— Выбирай любые, какие тебе хочется, — говорил я ей, советуя взять более подходящее для отдыха у моря. — Не хочется ли тебе эту желтую блузу для пляжа? Она очень мила, и, кроме того, этот цвет идет блондинкам. В городе ты можешь носить ее с юбкой. В бассейн или на пляж будешь ходить в шортах.
