Наконец они прибыли. Но куда? Обещанная им земля оказалась огромной болотистой равниной, поросшей бурьяном и колючим кустарником, где дули холодные ветры и бесконечно лил дождь. Дороги, какие имелись, развезло, и воловьи упряжки, на которых переселенцев повезли в несколько уже отстроенных деревень, надолго застревали в грязи.
Большинство из них перезимовали в Мерсидорфе, там их встретили враждебно настроенные крестьяне и другие колонисты, которые месяцами и годами ютились в переполненных домах и надеялись на строительство новых сел. Темешварские власти никуда не торопились, в этих краях еще не видали ни одного чиновника или топографа. Лотарингцы много раз писали в город, но письма оставались без ответа. А если какой ответ и приходил, то лишь с обещаниями и увещеваниями. Поэтому некоторые семьи отправились дальше.
Единственным утешением было то, что там они встретили множество других лотарингцев. Даже нужда была такой же, как дома. Фредерик, Ева, ее мать и еще несколько человек поселились в хлеву крестьянской супружеской пары родом из Марсаля. Они надеялись, что не позднее весны, когда почва оттает, у них будет свой участок земли, на котором они смогут построить дом. Пусть небольшой, хотя бы пару йохов[24], для начала.
Летом 1771 года водоемы и болота этих мест начали гнить, распространяя отвратительный смрад. По вечерам на людей набрасывались полчища комаров, и первый случай болотной лихорадки не заставил себя ждать, затем заболели десятки. Послали в Темешвар за докторами, но никто не приехал. В общем, они были предоставлены сами себе и природе, которая могла уничтожать их, когда захочет. В это время умерла и теща Фредерика. Сначала она несколько дней страдала от болей, поноса и жгучей жажды, потом впала в апатию и, наконец, потеряла сознание на руках у дочери.
Следующей весной Фредерик решил сам поехать в Темешвар, нанял лошадь, надел свою лучшую одежду и умчался галопом. Он понимал: если в ближайшее время положение не изменится, то им и в этом году не собрать урожай, придется опять просить подаяния. О том, как Фредерик добился разговора с темешварскими властями, известно столь же мало, как и о том, как он попал в венскую Придворную палату. Однако два дня спустя он появился на горизонте, следом за ним ехали несколько всадников и карета. Ева выбежала ему навстречу, но вместо того чтобы обнять молодую жену и отдохнуть, он вместе со всей кавалькадой проскакал мимо Мерсидорфа.
Они спешились лишь возле холма, который много позже был назван Цыганским. Обозрев ландшафт, сделали первые прикидки, и вскоре топографы и инженеры взялись за дело. Однажды утром Фредерик собрал лотарингцев и сказал: «Как вам известно, я ездил в Темешвар. Я пригрозил им, что мы сами возьмем себе землю, если они не приедут и не разметят ее в ближайшее время. Что мы построим себе дома там, где посчитаем нужным, и никогда не будем платить налогов. Это сработало. Теперь участки размечены, завтра начинаем строиться. Мужики, нам предстоит много работы, так что ложитесь спать пораньше и не напивайтесь».
Еще до восхода солнца жены разбудили мужей, те позавтракали, чем Бог послал, и выпили шнапсу, чтобы согреться. Жены проводили их до границы села и смотрели им вслед, пока они не скрылись за горизонтом. Колонна из тачек, лошадей и людей остановилась только там, где впоследствии появился Трибсветтер. Мужчины начали рыть первую из четырех ям, откуда таскали землю для строительства домов. Кабак построили прежде церкви.
Одним хмурым, дождливым утром 1772 года они в последний раз собрались на центральной площади Мерсидорфа. С собой у них были все пожитки и то, что местные уступили им за небольшие деньги: стулья, столы, шкафы, кровати. Все, что им могло пригодиться для скромного обустройства мазанок, ожидающих их за горизонтом. Им оставалось лишь получить гарантийные грамоты. Каждой семье полагалось целое владение: тридцать четыре йоха земли под пашню, луга, пастбища, дом и сад. Бездетные пары получали вдвое меньше. Тем, кто умер за время строительства, не досталось ничего.
Перед въездом в деревню был установлен помост, где на стульях сидели темешварские чиновники и барон Альвинци, помещик Трибсветтера. Дорогу и обочины заполонили кареты, телеги и лошади, мужчины, женщины и дети со всем скарбом. Дождь лил безжалостно и беспрестанно на всех — и на людей, и на животных. Он пробирался под одежду и в обувь, попадал в рот и в глаза. Грязь была такая густая, что передвигаться удавалось с большим трудом. Только лошади спокойно стояли на месте и терпели небо, как всю жизнь терпели человека.
Барон встал и начал свою речь:
— Люди, вы свершили великое дело, для себя, своих семей и для монархии. За краткий срок вы построили здесь село, которое сегодня станет вашей новой родиной. Если вы будете хорошо и много трудиться, это принесет вам некоторый достаток, по крайней мере, насколько подобает крестьянам. — Он кашлянул. — В этом я буду вам справедливым и благожелательным господином. Я всегда готов внимать вашим обращениям, но пользуйтесь этим правом только в самом крайнем случае. Первой инстанцией для вас будет судья. Кто у вас судья?
Поднялся гомон, ведь никто не задумывался ни о чем таком. Барон нетерпеливо прошептал сидящим у него за спиной: «Они умеют вкалывать как скоты, но не думать». Он вздохнул и повторил вопрос. Люди растерянно переглядывались. Вдруг раздался голос:
— Брат Фредерик. Он должен быть судьей!
Другой подхватил:
— Фредерик Обертин!
— Где этот Фредерик Обертин? Пусть покажется! — потребовал барон.
Фредерик снял шляпу и робко вышел вперед. Барон снова обернулся к свите: «Парень на дурака не похож, не будем же терять время зря. В такую погоду меня особенно донимает подагра». Он махнул Фредерику, приглашая на помост.
— Вы умеете писать и читать? — спросил его барон.
Фредерик сказал, что нет. Барон повернулся к людям.
— Тогда у нас затруднение, раз Фредерик Обертин не умеет ни читать, ни писать, а это необходимо для исполнения обязанностей судьи. Боюсь, вам придется выбрать другого судью.
В толпе кое-кто засвистел, неслыханное дело по тем временам. Барон растерянно посмотрел на собравшихся.
— Никто из нас не умеет ни читать, ни писать! — крикнули ему.
Тогда голос подала Ева, протиснувшись к помосту:
— Я его жена. Я научу его писать и читать.
Барон обернулся к чиновникам, и те закивали.
— Да будет так, если вы хотите. Фредерик Обертин, подойди ближе.
Откуда-то появился посеребренный жезл, его передали по цепочке, и наконец он оказался у барона. Тот протянул жезл Фредерику. Дождь ненадолго перестал, словно чтобы все расслышали слова сеньора. Фредерик в жалкой одежке чувствовал себя не в своей тарелке рядом с господами, которых до помоста несли на руках, чтобы они не запачкали сапог.
— Фредерик Обертин, я назначаю вас судьей села… — Барон запнулся, беспомощно оглянулся и тихо спросил: — Мы уже придумали название? — Чиновники только пожали плечами, об этом тоже до сих пор никто не подумал.
— В такую хмурую погоду, ваша светлость, только Трюбсветтером и назвать, — прошептал Фредерик.
— Плохо звучит, — отозвался барон и задумался. Вдруг его лицо просияло. — Фредерик Обертин, назначаю вас судьей села Трибсветтер. Вам надлежит быть для подданных ее величества, Благородной императрицы Австрии и Венгрии, справедливым и строгим судьей и судить их по всей совести и мудрости. Ваше слово будет решающим во всех делах села, и вы должны привести его к процветанию. Дабы сбылись надежды, что питают колонисты, и село вскоре оказалось в числе лучших налогоплательщиков Баната. Вы обязуетесь следить за тем, чтобы здесь, согласно нашим священным христианским законам, царили благопристойность и порядок. Если кто-нибудь совершит проступок средней тяжести, вы можете с позором провести его в колодках через село, и чтобы он на каждой улице выкрикивал, что сделал и как наказан. Также вы уполномочены наказывать бастонадой[25] на штрафной скамье. В случае же тяжкого преступления вы обязаны обратиться ко мне и администрации. Также вы объявляете день суда, дабы люди могли искупить мелкие нарушения. Кроме того, вы отвечаете за день примирения, дабы две стороны, полные зависти и злобы, могли бы договориться и не представляли более угрозы для общественного порядка. Отныне ваш дом будем домом судьи и официальным представительством администрации. Вы можете также обязывать людей к выполнению необходимых общественных работ. Вы же освобождаетесь от таких работ и от обязанности предоставлять свой дом армии в качестве зимней квартиры. За исполнение судейских обязанностей вы будете получать вознаграждение в двадцать четыре гульдена в год. Разумеется, вам следует вести и собственное хозяйство. Первое задание вам предстоит исполнить уже через несколько дней, когда привезут скотину, семена и инструмент, которые администрация предоставляет селу сроком на три года. По истечении этого срока за все это нужно будет заплатить. Для начала вашей жене придется помочь вам составить ведомости и распределить все в соответствии с ними.
