Я в замешательстве. Сначала все мои мысли сконцентрированы на том, что Боб — мальчик. Прекрасный маленький мальчик! Тед будет в восторге, он всегда хотел мальчика. Но затем гнев берет надо мной верх. Чувствую, как эта обжигающая субстанция ползет вверх по моему горлу, затрудняя дыхание и затуманивая мои мысли. Я хочу лишь исполосовать ее лицо, снести столом ей голову, заколоть ручкой и переехать машиной. Одна мысль о том, что она может причинить вред моему ребенку, доводит меня до этого. Мои руки сжимаются в кулак.
Ухмылка растекается по ее лицу.
— Ага. Вряд ли.
Как она может так шутить? Как у меня могут быть такие мысли? Я любила эту женщину больше собственной матери. Хотела, чтобы эта женщина стала моей матерью. Почему она так жестока ко мне? Все из-за Алиссы? Но она не знает всей правды.
Я дышу через нос, стараясь успокоиться, пока миссис достает пачку сигарет и зажигалку из кармана пальто. Она никогда прежде не курила. Странно видеть ее такой. Она похожа на наркоманку в ремиссии. Женщины в детской тюрьме выглядели лучше. Закуривает сигарету, медленно выпуская дым в потолок.
— Это ты убила Алиссу? — спрашивает она, не в силах смотреть на меня.
Я чувствую всю тяжесть этого вопроса, который годами неподъемным весом таился у нее в голове. Голос изнеможденный. Это незнание слишком долго терзало ее. И я не хочу ей врать. Правда, не хочу.
— Нет.
Она вздыхает, и все ее тело расслабляется.
— Никогда не верила, что это сделала ты.
Комната замирает. В доме абсолютная тишина. Вы могли бы услышать детей, играющих на улице. Она снова затягивается сигаретой, потирая руку.
— Зачем ты взяла вину на себя? — она все еще не смотрит на меня, когда этот вопрос слетает с ее губ.
— Я не брала. Я просто промолчала.
— Верно. Почему ты не рассказала мне правду?
— Я... я... я думала, что вы мне не поверите.
— С чего ты это взяла?
— Кролик.
— Что-что?
— Хрустальный кролик, — выдавливаю из себя я. — Помните, я любила играть с ним, а вы мне всегда велели положить его на место. Затем вы нашли его осколки, но я его не разбивала. Вы сказали мне тогда, что никто не любит лжецов.
Лицо миссис Ричардсон становится мрачнее тучи.
— Мэри, это две абсолютно не сопоставимые ситуации.
Я прикусываю язык. За считанные минуты уже дважды успела выставить себя перед ней дурой.
— Я понимаю это... теперь.
Она моргает и стряхивает пепел на ковер.
— Я все время забываю, какой маленькой ты была тогда. Совсем ребенком, — бормочет она, облизывая губы. Она снова потирает руки, будто ей холодно, и мне хочется отдать ей свою толстовку.
— У тебя просто была такая... старая душа. Это было видно в твоих глазах, — продолжает она. — И то, как ты заботилась о своей маме, когда она даже не подозревала об этом. Это не имело никакого смысла.
Она снова облизывает губы и разглядывает пятна на ковре. Внезапно мне становится стыдно, что я встречаю ее в таком грязном доме.
— Знаешь, в этом году Алисса пошла бы в первый класс.
— Я знаю, — бормочу в ответ. Я думаю об этом постоянно. Заалиссиваюсь на счет всего, что могло бы быть.
Она молчит. Она просто сидит на месте, как один из обитателей нашего дома престарелых, предаваясь воспоминаниям. Сам факт того, что эта женщина здесь... это странно, но в то же время здорово. Мы никогда не оставались только вдвоем, даже когда мне хотелось этого. Я всей душой желаю, чтобы она обняла меня, крепко-крепко, как делала это раньше. Но знаю, что этому не суждено сбыться. Даже несмотря на это, счастлива находиться с ней в одной комнате. Кажется, что весь остальной мир недосягаем для нас, мы единственные люди на планете. Я изо всех сил сдерживаю улыбку, потому что это неправильно, улыбаться, когда она так несчастна.
Пожалуйста, не злитесь на меня, миссис Ричардсон. Прошу. Мне так жаль.
— Итак, зачем вам понадобилось раскапывать могилу Алиссы?
Я моргаю.
— Я многого не знаю, — говорю я. — Они хотят это сделать?
Она ухмыляется.
— Ну, это ты у нас заправляешь парадом, Мэри Белл. Чего хочешь ты?
Мэри Белл. Меня так никто не называл годами. Это так знакомо, так приятно.
Но в ее голосе нет ни грамма доброты или веселья. Она холодна как кубики льда.
— Я не знаю. Наверно, просто хочу, чтобы мой ребенок остался со мной.
Она застывает на месте, будто картина. Ее голову окружают клубы дыма, глаза устремлены на меня. Затем она фыркает.
— Ты... хочешь, чтобы твой ребенок остался с тобой? — говорит она так, будто глупее в жизни она ничего не слышала. Она тушит сигарету о подошву своего кроссовка и хватает пальто. Я вскакиваю на ноги.
Минутку, что она делает? Она бросает меня?
Она бормочет проклятия себе под нос, не забывая упоминать меня в них. Я не знаю, что мне следует сделать или сказать, чтобы она осталась.
Прошу! Не уходите!
— ТЫ хочешь, чтобы ТВОЙ ребенок остался с тобой! — кричит она. — Не слишком ли много ты хочешь? По крайней мере, у нас есть что-то общее.
Она вылетает из комнаты, оставляя меня в доме, наполненном приведениями.
12 глава
— Какой там номер? — спрашивает Винтерс, зевая.
— Д049, — говорю я.
У меня Д101.
Он стонет и потирает глаза.
— Из всех чертовых дней ты выбрала самый загруженный.
После двух тщетных попыток получить удостоверение самостоятельно, МФЦ доложил об этом органам власти, которые, в свою очередь, сообщили об этом моему инспектору по УДО. Кажется, он влип в какие-то неприятности, потому что рано утром он ворвался в наш дом с криками: «Хватай свое дебильное пальто! Ты едешь со мной».
Мое сердце остановилось. Я была уверена, что меня возвращают в детскую тюрьму и уже продумывала, как можно выпрыгнуть из машины, не навредив Бобу՜. Но, когда мы оказались в его внедорожнике, он заявил:
— Почему ты просто не сказала мисс Штейн, что тебе нужно чертово удостоверение!
Меня всегда удивляло, какой же тупой он меня считает. Он серьезно думает, что я не попыталась сначала поговорить об этом с ней. Ему не приходит в голову, что все мои просьбы были просто-напросто проигнорированы? Мне точно не хотелось привлекать к себе еще больше внимания, навлекая на Винтерса проблемы.
— Надо было рассказать мне с самого начала, что тебе надо, — говорит он со своего места. Взгляд его устремлен на кассы для выдачи номерков. Очередь опоясывает их в два ряда.
— Я говорила, вы просто не хотели меня слушать, — бормочу я.
Винтерс переводит взгляд на меня.
— Ну да, ты же у нас тут самая разговорчивая. И вот мы здесь, в КАНУН РОЖДЕСТВА, будто мне больше нечем заняться. Мне еще надо успеть купить подарок жене. Не собираюсь из-за вас, девчонок, в этом году снова спать на диване. Вот, что я тебе скажу!
Я вздыхаю. Д061.
— Еще немного, и она от меня уйдет, — говорит он. — Месяцы мира и спокойствия, Эддисон. Целые месяцы затишья, и тут ты выдаешь такое!
Затишья? Он вообще бывал в нашем доме?
— Келли пыталась меня убить, — вылетает у меня.
Он смеется.
— Интересно, с чего бы это? Может, из-за той кастрюли с кипящей водой, которую ты выплеснула ей в лицо, а?
Естественно, он мне не верит. Никто мне не верит.
— Ага, я слышал об этом, — смеется он. — Я думал, ты у нас хорошая девочка, Эддисон. Видимо, заблуждался. И на кой черт тебе так срочно понадобилось удостоверение? Хочешь права получить? Где ты будешь ездить и на чем?
Эту историю с правами я выдумала для него. Хоть она и совершенно бессмысленна. Поскольку он мне не верит, я даже не пытаюсь спорить с ним. Вместо этого, рассказываю ему правду.
— Мне нужно удостоверение, чтобы сдать ЕГЭ. Я хочу пойти в колледж и получить высшее образование.
Винтерс в шоке замолкает. Его рот раскрывается, будто он хочет что-то сказать, но он лишь глубоко вздыхает, не говоря ни слова.
