Маша Синицына поворачивает голову от окна, услышав свою фамилию.
— Надеюсь, ты не будешь возражать? — вкрадчивым голосом спрашивает учитель.
Маша Синицына, которой «это нужно» так же, как и всем остальным, поднимается с места.
— Я согласна, раз это нужно, — спокойно, скорее даже безразлично, говорит девочка.
— Вот это ответ нормальной ученицы. — И обращаясь к классу, добавляет, — берите с нее пример, бездари.
— Да, чуть не забыл, — спохватывается, — я хотел предупредить, что послезавтра после четвертого урока мы идем в театр на балет «Щелкунчик».
В кабинете «6-А» класса после последнего урока задержались ученики Иванов, Ковальчук и Синицына. Они готовят «критический» выпуск стенгазеты по поводу неблаговидного случая, произошедшего в их классе.
— Жрать как хочется, — сказал Иванов, рисуя карикатуру.
— Угу… И мне тоже, — отозвался Ковальчук, который абсолютно не принимал никакого участия в коллективной работе, демонстративно читая книгу.
Маша Синицына закончила писать, наконец, критическую «заметку» о плохом поведении мальчишек, укравших стаканы из школьной столовой. Отложив написанное, она посмотрела на Ковальчука, увлеченного книгой.
— Что читаешь?
— Про Шерлока Холмса…
— А… Я тоже читала. Мне понравилось.
Из дверей школьной столовой в коридор выходит классный руководитель. В зубах у него, как всегда, спичка. В руках — классный «Журнал», поверх которого лежит какая-то книжка. Он направляется к кабинету «6-А».
— Ну, как у нас дела, ребята?
— Я уже заканчиваю, — сказал Иванов, делая последние штрихи карандашом.
— Я тоже написала, как вы просили…
Классный руководитель просматривает заметку.
— Замечательно. И рисунок хороший… Вот только, ребята, хорошо бы придумать еще какие-нибудь стишки «с перцем», посмешнее, чтобы с двух слов было понятно, о чем речь… Вы подумайте, а я зайду минут через десять. И будем заканчивать…
Учитель выходит, оставляя озадаченных школьников.
— Сам бы и придумал, писатель, — зло сказал Иванов. — Жрать хочу — не могу…
Раздумывая, ученик, начинает рифмовать: «пацаны, стаканы» с ударением на последнем слоге.
Маша Синицына тоже задумывается, и что-то быстро пишет на листе бумаги.
Скучающий Ковальчук замечает забытую учителем книгу.
— Лучше бы «Журнал» забыл, воспитатель, — с досадой сказал он.
Ковальчук берет книгу, смотрит, кто автор.
— Куприн… Не — а, не знаю такого, — кладет книгу на стол.
— А у меня дома в библиотеке, по-моему, есть такой автор, — сказала Маша.
Девочка берет книгу в руки. Книга сразу раскрывается на странице с «закладкой», где написан заголовок «Суламифь».
С удивлением школьница замечает, что это ее «закладка» из дневника, которую она считала потерянной.
«Да, да, это точно моя закладка, вот даже краешек надорван», — быстро пронеслась мысль у нее в голове.
Девочка закрывает книгу и кладет ее на прежнее место.
В это время дверь в класс открывается, и входит учитель. Он успевает заметить, как ученица кладет книгу на место.
— А я думаю, где же это я свою книжку забыл, — несколько наигранно произносит учитель.
— Ну, как обстоит дело со стихами? — поинтересовался он.
Иванов вяло продекламировал:
Наши пацаны
Украли стаканы…
Ковальчук захохотал.
— Мысль вообще-то верная, — выдавил из себя улыбку классный руководитель. — Только не «стаканы́», а стака́ны. И выразить бы ее как-то поизящней…
Учитель вопросительно посмотрел на Машу.
— Может быть так… — неуверенно начала ученица, заглядывая в листок с написанным.
На уроках из карманов
достают они стаканы…
Преподаватель, который стоит в пол-оборота к мальчикам, с нескрываемым восхищением смотрит на ученицу.
— Молодцы ребятки! — говорит, наконец, довольный преподаватель. — Я в вас не ошибся. Хорошо придумали. Осталось только прикрепить.
Учитель подходит к тому месту, где в классе вывешиваются разные объявления, начинает прикреплять стенгазету. Затем передумывает.
— Я полагаю, это лучше в школьной столовой повесить, чтобы другим неповадно было, — говорит он. — Теперь — по домам. И не забудьте, что послезавтра мы идем в театр.
В школьной столовой шумно, потому что на большой перемене здесь собралось много учеников.
Кто-то из жующих ребят рассматривает стенную газету, сделанную в 6-«А» класса.
В одном из уголков столовой пристроились Катька Карнаухова и Маша Синицына. Они едят пирожки с повидлом, запивая их молоком.
Обе девочки, как им кажется, незаметно, не сводят глаз с симпатичного мальчика, которого зовут Женя и который учится в седьмом классе.
Мальчик Женя тоже что-то жует и болтает со своими одноклассниками.
В столовой появляется мальчик Витя из «6-Б», который обладает одним свойством: он всегда появляется там, где появляется Маша Синицына и начинает, как ему кажется, тоже незаметно, наблюдать за Машей.
— А вот и Витек тут как тут, — тихо и насмешливо сказала Катька.
Маша, едва успев улыбнуться на Катькино наблюдение, тут же закашливается, поперхнувшись молоком.
Она встречается с глазами классного руководителя, который только что зашел в столовую и мгновенно выхватил взглядом Машу Синицыну из школьной толпы.
— «6-А»! Через десять минут едем в театр. Собираемся у школы, — громко сказал учитель.
В фойе театра оперы и балета — суматоха. Такая, какая бывает всегда, когда приходит много школьников. Кто-то дурачится, кто-то жует пирожные и роняет фантики от конфет.
В распахнутые двери партера Маша видит, где садится семиклассник Женя.
Вокруг Маши, тем временем, «незаметно» крутится Витек из «6-Б»…
Маша и Катька садится в одном ряду с семиклассником Женей. Девчонки расположились рядышком от прохода, оставляя возле себя одно место свободным.
Это свободное место не дает покоя Вите, который продолжает крутиться вокруг да около интересующей особы уже в зале. Наконец, он не выдерживает, молча и неуклюже плюхается рядом с Машей, и сосредоточенно, с умным видом, начинает изучать театральную «программку».
Маша и Катька, молча, переглядываются.
Постепенно начинает гаснуть красивая театральная люстра. В этот момент быстро от дверей отделяется человек. Это классный руководитель. Он останавливается рядом мальчиком Витей.
— А чего-то это ты к чужому классу присоседился? Шустрый какой… Иди к своим, — насмешливо, но в то же время строго, говорит он мальчишке и садится на освободившееся место рядом с Машей Синицыной.
Согнанный с облюбованного места Витек в темноте зала вынужден искать другое пристанище.
Звучит музыка, открывается занавес, начинается первое действие «Щелкунчика». Но что-то мешает школьнице Маше сосредоточиться на балете. Внимание ее рассеянно. Вернее, ее все время отвлекает волосатая рука учителя, которая лежит на поручне кресла и, кажется, вот-вот сползет и нечаянно упадет ей на колено. А еще, ее постоянно отвлекает блеск золотых запонки и перстня преподавателя. И уж совершенно какой-то, почти мистический ужас, внушает длинный отполированный ноготь на мизинце классного руководителя…
Вагон трамвая, в котором едут школьники, возвращаясь из театра, переполнен пассажирами.
Катька и Маша стоят, прижатые друг к другу. У Катьки — кислая мина на лице.
— Все впечатление от спектакля испортил, надзиратель, — недовольно сказала Карнаухова. — Называется, вырвались на свободу… Ну, какого он рядом с нами уселся? Уж лучше бы Витька сидел из параллельного…
— А ты видела, какой у него ноготь страшный? Брр… — Синицына содрогнулась от отвращения.
— И от него всегда так противно пахнет… Знаешь, почему? — Катька Карнаухова озирается по сторонам и переходит на полушепот.
— Только пообещай «честное пионерское», что никому не скажешь…
— Честное пионерское, — говорит Маша, тоже озираясь по сторонам, как ее подружка.
— Моя мама говорит, это потому… что он курит какие-то дешевые и вонючие папиросы, а потом, чтобы заглушить этот запах душится еще каким-то дешевым одеколоном… Представляешь? Короче, как говорит моя мама, «жадность фраера сгубила»…
Девчонки хихикают.
Вот Маша Синицына, наконец, дома.
В большой комнате на диване сидит Машин папа и читает газету «Правда».
Через открытую дверь в соседнюю комнату видны старшие сестры Маши Синицыной — Женя и Валя, которые музицируют на пианино в четыре руки.
В своей крошечной комнатке Маша снимает школьную форму и, переодевшись в халатик, идет с театральной «программкой» на кухню, где бабушка вместе с мамой готовят ужин.
