– Аосаги[178], – произнес Аритомо, и в голосе его звучало удивление. – Никогда не видел ее здесь прежде.
– Откуда она прилетела, как думаете?
Он пожал плечами:
– Может быть, из какой-нибудь далекой дали, вроде степей Монголии.
– Может быть, даже из Японии?
Он медленно склонил голову, кажется, отвечая не мне, а каким-то своим мыслям:
– Да, может быть.
В тот вечер, прежде чем отправиться домой, я остановилась у его дома, подойдя к задней двери. А Чон уже шел к своему велосипеду. Он улыбнулся мне. С тех пор, как я помогла его братцу сдаться, он относился ко мне дружелюбнее, а время от времени даже приносил фляжку с водой, когда я в одиночку работала в саду.
– Квай Хун прислал мне это, – сказал он, протягивая мне вырезку из «Стрэйтс таймс» из номера более чем двухнедельной давности. – Что тут сказано?
На фотографии, сопровождавшей текст, были тела К-Тов, убитых полицией: уложены в ряд на полянке среди джунглей перед вертолетом. В разговоре с журналистами Квай Хун отказался назвать сумму полученного им вознаграждения, зато бывший политический комиссар Коммунистической партии Малайи заявил, что использует эти деньги на открытие ресторана.
– Передай своему брату, что я рассчитываю питаться в его ресторане бесплатно до конца своей жизни, – добавила я, когда прочла А Чону заметку. – А ем я одни только морские ушки, лобстеров и акульи плавники.
Домоправитель ухмыльнулся:
– Мистер Накамура ждет вас.
Сад каре-сансуй перед домом был закончен месяц назад. Всякий раз при виде его во мне играл радостный дух творца. Я знала, что найду Аритомо там, в саду камней, тщательно выделывающим граблями параллельные бороздки на чистом белом гравии. Он проделывал это каждые несколько дней, всякий раз меняя рисунок и требуя, чтоб я догадалась, что он намерен создать. Сегодня он прочерчивал вокруг камней линии заостренным концом палки, отступая спиной, чтобы заровнять свои следы. Зазор между каждой линией не был одинаковым: где-то поуже, а где-то и пузырем раздувался. Закончив, он подошел и стал рядом со мной.
– Волны, окружающие гряду островков.
И, уже произнося это, я поняла: ответ неверный.
– Сегодня ничего столь поэтического, – улыбнулся он. – Просто контурные линии гор на карте.
– Цапля все еще на пруду. Похоже, она себе там дом устроила.
– Рано или поздно она продолжит свое путешествие.
– Зачем вы хотели меня видеть?
Он положил палку и предложил последовать за ним в кабинет. Отдал поклон императорскому портрету, прежде чем перейти к стене с картинами. Встал перед ними, оглядывая каждую, медленно поворачивая голову слева направо. Наконец снял с крюка акварель моей сестры и протянул ее мне.
– Вы же сказали, что это подарок.
– Всякий раз, заходя сюда, вы украдкой поглядывали на нее.
Этикет предписывал мне еще несколько раз отказаться от его дара на тот случай, если он передумает, только он был прав: с тех пор, как купить картину не получилось, я страстно желала ее. Протянув обе руки, я взяла у него драгоценный дар. Затем, удивляя самое себя, поклонилась ему, согнувшись почти пополам. Когда я вновь подняла голову, то оба мы сознавали: и он, и я поступили совершенно искренне.
Когда я пришла домой, на веранде стоял Магнус, а под мышкой у него торчал альбом с фотографиями. На столе стояли судки с провизией. Он заметил картину, прежде чем я успела ее спрятать от него.
– Он мне ее отдал, – выговорила я.
– Рад, что она вернулась к тебе, – в его улыбке если и был налет сожаления, то едва-едва заметный. – Ты уже давненько не приходила ужинать. Я подумал, что будет неплохо позаботиться о тебе, – он кивнул на судки. – Эмили приготовила карри из кур. А здесь рис.
– Спасибо ей от меня. Джин пахит?[179]
– Звучит lekker[180]. – Магнус уселся в плетеное кресло. Я прошла в дом и вернулась с напитками. – Темплер с женой прослышали про сад Аритомо, – сообщил он. – Хотели бы взглянуть на него.
– Он не очень-то рвется принимать у себя в саду визитеров.
– Потому-то я и хочу, чтоб ты поговорила с ним. И потом, это не просто какие-то там визитеры, – сказал Магнус. – Темплер наделен самой большой властью в Малайе.
– Вы уж и размякли, Магнус, позволяя британскому государственному служащему вытирать о вас ноги. Может, и флаг собираетесь спустить? – с усмешкой поддела я его.
– Флаг остается.
– Темплер, не колеблясь, прикажет вам убрать его.
Истории про нового Верховного комиссара стали ходить по всей стране с самого первого дня его назначения. Сюда, на нагорье, их доставляли правительственные чиновники, которые делились анекдотами в военно-торговой службе вооруженных сил Великобритании[181] или в гольф-клубе Танах-Раты. За недели, прошедшие со времени вступления в должность в Куала-Лумпуре, Темплер никому не упускал устроить головомойку, если убеждался в чьей-то некомпетентности, увольнял всех, кого счел несведущими.
Магнус бухнул себя в грудь кулаком:
– Такие, как я, ему еще никогда не попадались.
– Когда он приезжает?
– Мы не узнаем его расписания до самой последней минуты, – изрек в ответ Магнус. – Посещение нагорья станет частью его поездки по «завоеванию сердец и умов людей», как называет это сам комиссар. Мы, разумеется, еще никому о том не говорили. Даже слугам.
– Они узнают, что прибывает какое-то очень важное лицо, стоит только Эмили распорядиться, чтоб почистили столовое серебро.
– Гром меня побей, ты права! – Он усмехнулся. – Лучше предупредить ее.
Он кинул мне через стол переплетенный в кожу фотоальбом:
– Вот, подумал: может, тебе захочется взглянуть на это.
Фотографии запечатлели все этапы работы в Югири: от самого начала, когда здесь царили джунгли, до того, каким оно стало перед Оккупацией. Я перевернула еще несколько страниц и остановилась.
– Когда вы познакомились с Аритомо?
Магнус потер повязку на глазу костяшкой согнутого пальца.
– Летом 1930-го… нет, 1931-го. Точно: это было в ту неделю, когда Япония вторглась в Китай. Я был в Токио, старался убедить джапов покупать мой чай. Народ ликовал на улицах. Повсюду знамена, транспаранты, демонстрации.
Магнус сделал долгий глоток из стакана.
– Я рассказал чайному брокеру, как сильно порадовали меня сады в городских храмах. И задал ему столько вопросов, что бедный малый краской исходил, когда не мог на них ответить. На следующий день он познакомил меня с Аритомо. Самим садовником императора – я с трудом верил своей удаче! Он устроил мне приватную экскурсию по императорским садам. Они были великолепны. – Магнус умолк и на миг задумался. – Умелый они народ, эти джапы. Чего ж удивляться, что они едва войну не выиграли.
– Вы ими восхищаетесь, – заметила я.
– Да и ты тоже, на свой лад, – парировал он. – Иначе чего б тебе здесь делать?
– Я занимаюсь этим только ради Юн Хонг.
Магнус молча уставился на меня. Я снова принялась рассматривать фотографии. Еще через несколько страниц остановилась и указала на фото: Аритомо дает указания четверым бритоголовым японцам. Те – без рубах, их коренастые мускулистые тела напряжены под тяжестью водяного колеса. Фотограф так рельефно изобразил их решительность, будто готовился отливать по ним статуи в память какой-нибудь рабочей революции.
– Он привез своих соотечественников? – спросила я.
– Пятерых… может, шестерых. Они с год оставались тут, расчищали землю и обучали местных рабочих.
– Странно, правда, что он предпочел перебраться в Малайю… предпочел сделать ее своим домом?
– Вообще-то винить в этом надо меня, – заявил Магнус.
– Что вы имеете в виду?
– Ну так… я пригласил его в гости. Я и не знал, что он влюбится в Камероны, пробыв тут меньше недели. – Взгляд его одинокого глаза заметался по всей веранде, ища подходящее местечко, чтоб успокоиться. – Он тут жил… в этом самом бунгало… когда впервые приехал в Маджубу.
– Он мне об этом никогда не говорил.
Было нечто странное в том, как жизнь Аритомо то и дело соприкасалась с моей: мы походили на два падающих с дерева листка, то и дело задевающих друг друга, кругами снижающихся до лесной подстилки…
– Как и ты, он тоже не захотел остановиться у нас. Я уж сомневаться начал, уж не запах ли какой дурной от нас с Эмили идет. – В рассеянии он принялся почесывать грудь, однако перестал, уловив, что я пристально смотрю на него.
– Ваша татуировка, – сказала я, закрывая альбом. – Это он вам ее сделал?
Он тер стакан пальцами, смазывая бисеринки осевшей на нем влаги.
– Ты так и не забыла?
