– Что это? – прошептала я.
– Эхолокация, – так же тихо ответил Аритомо. – Птицы пользуются ею, отыскивая путь в темноте.
Посветив фонариком вокруг своих ног, я вскрикнула от отвращения. Под досками лежали целые кучи гуано, в которых копошились тысячи тараканов. Вскинула фонарик вверх: луч на ходу выхватил что-то похожее на сеть трещин в стенах. Направив свет повыше, я разглядела, что это многоножки, каждая длиной дюймов в десять[187], с ножками, торчащими из тоненьких трубчатых тел. Они напоминали мне скелетики косяка доисторических рыб, впечатанные временем в камень. Потревоженные светом, они зашевелились и поспешно скрылись во мраке.
Чем глубже мы забирались в гору, тем шире делался проход и выше становился свод. Дорога то уходила в яму, то вздымалась, изредка выравниваясь. Волнение мое миновало, но я по-прежнему держалась за руку Аритомо. Воздух стал лучше, когда мы вошли еще в один зал, побольше тех двух, уже пройденных нами. Сквозь дыру в своде на высоте ста, если не двухсот футов[188] пробивался свет солнца, освещая каменистый пол. Быстрокрылые саланганы метались в лучиках света, а эхо падающей воды нарушало молчание рудных пластов.
Из глубины пещеры донеслись голоса. Освещенные слабым сиянием фонаря «молния», двое мужчин оранг-асли стояли под бамбуковыми лесами, вглядываясь во мрак свода. Казалось, они не замечали нас, пока Аритомо им не свистнул, отчего в воздух взметнулась сразу стая саланган.
Оба мужчины оглядели нас безрадостно, особенно когда увидели меня.
– Ты не приводить люди, – обратился один из них к Аритомо.
– Она никому не скажет, Перанг, – сказал Аритомо.
– Я даже не знаю, как и выбраться-то отсюда, – убеждала я Перанга по-малайски.
Тот повернулся к стоявшему рядом мужчине, грудь и руки которого были покрыты черными наколками, уже потерявшими свою форму, расплывшимися по коже. Мужчина с татуировками пожал плечами.
– Один раз только, – предупредил меня Перанг. – Ты снова не приходить, фахам[189]?
– Фахам, – сказала я, кивая.
Их внимание вновь обратилось к темноте над нами. Я проследила за их взглядами, чувствуя, как у меня земля уходит из-под ног. Поначалу я не видела ничего. Постепенно стала различать: по стене пещеры что-то двигалось. Мальчик лет одиннадцати быстро влезал на бамбуковый шест лесов, как муравей на прутик. Он находился на высоте футов семидесяти-восьмидесяти[190] безо всякой страховочной веревки. То и дело мальчишка останавливался, свисал с рейки, держась одной рукой, а другой рукой срезал со скалы гнезда, бросая их в привязанный к поясу мешок.
– А как же яйца? – спросила я, не сводя глаз с мальчика. Голос мой прозвучал мелко в великолепии пещеры.
– Они таскают гнезда до того, как птицы откладывают яйца, – объяснил Аритомо. – Когда самка обнаружит, что гнездо пропало, она слепит другое. И второе гнездо они ей оставляют, чтоб она отложила яйца. Они никогда не возьмут гнездо, если в нем есть птенцы.
У меня шея затекла от долгого стояния с высоко запрокинутой головой, и я уже позабыла про свои страхи перед пещерой. Мальчик спустился с лесов. Перанг взял у него мешок и присел на корточки возле низкого плоского камня, на который падал сноп солнечного света. Оранг-асли вытряс содержимое мешка на камень. Искорки пыли взвились и заклубились в лучах света. Гнезда, некоторые из которых были укрыты перьями, разнились цветом: от красновато-коричневого до бледного желто-белого. Формой они напоминали человечьи уши.
Аритомо отбирал только те, что побелее. «Гнезда темного цвета, – зашептал он мне, – вобрали в себя из стен пещеры железо и магний». Он расплатился за них, а когда мы уходили из пещеры саланган, я услышала, как прокричал у нас за спиной Перанг:
– Ты снова не приходить!
Мы расположились на отдых на широком уступе, откуда было видно глубокое ущелье. Я чувствовала облегчение, выбравшись из пещеры. Дышала глубоко, давая возможность холодному влажному воздуху очистить мои легкие от остатков липкой пещерной вони. Напротив нас с вершины пласта низвергался большой водопад: вода, падая, расширялась белым пером, чтоб ветер подхватил и унес ее до того, как она достигнет земли.
Аритомо наполнил две чашки чаем из термоса и подал одну мне. Я вспомнила, о чем меня просил Магнус прошлым вечером. И сказала:
– Верховный комиссар с женой хотят посетить Югири.
– Работа еще не закончена.
– Вы можете дать им взглянуть на уже готовые участки.
Он мысленно взвесил мое предложение.
– Вы очень упорно работали все последние пять месяцев. Почему бы вам самой не поводить их по саду?
То была первая крупица похвалы, которой он удостоил меня с тех пор, как я стала его ученицей. Меня поразило, насколько мне это было приятно.
– Из меня когда-нибудь выйдет толковый создатель садов?
– Если вы продолжите работать над этим, – сказал он. – У вас нет этого таланта от природы, зато вы вполне убедили меня в своей решимости.
Не зная, как мне реагировать на это, я промолчала.
Мы похожи на двух мотыльков, вьющихся вокруг свечи, подумала я: кружим все ближе и ближе к ее пламени, дожидаясь, когда увидим, чьи крылышки огонь опалит первыми…
– В тот первый день, когда вы пришли ко мне, – заговорил он немного погодя, – вы сказали, что подружились с Томинагой Нобуру. – Взгляд его был устремлен в горы, спина выпрямлена, тело неподвижно. – Чем он занимался в вашем лагере?
– До смерти морил нас работой, – ответила я. – И всех угробил.
Он глянул на меня:
– И все же вы здесь, Юн Линь. Единственная, кто выжил.
– Мне повезло.
Секунду я выдерживала его взгляд, потом отвела глаза.
Из рюкзака он достал пару гнезд и положил их мне на ладонь. Я ощутила хрупкую легкость печений. Странно было держать их в руках так скоро после того, как их оторвали от складки в скале, высоко в пещере. Я подумала о саланганах, как спешат они после охоты к себе в пещеру, уповая на пробуждаемое ими эхо, эти искорки звука, освещающие им путь во тьме – только для того, чтобы бесформенное молчание встретило их там, где когда-то были их гнезда. Я думала о саланганах, и печаль заполняла мне грудь, затвердевая, словно прядки птичьей слюны.
Аритомо указал на небо на востоке. Тучи стеною напирали из-за горы Берембун.
– Завтрашний дождь лежит на горизонте.
Взгляд мой прошелся от одного конца гор до другого.
– Как думаете, они останутся навечно?
– Горы? – откликнулся Аритомо, словно бы этот вопрос ему уже задавали прежде. – Они исчезнут. Как и все вообще.
Через две недели после того, как мы с Аритомо забрались в пещеру саланган, в пятницу утром, без нескольких минут десять, черный «Роллс-Ройс», зажатый между двумя «Лендроверами», остановился перед Домом Маджубы. Магнус с Эмили вышли приветствовать Верховного комиссара на дорожку за порогом, и я присоединилась к ним, закрыв дверь, прежде чем собаки успели в нее проскочить. Страж-гурка стоял, вытянувшись в струнку. Восемь полицейских-малайцев высыпали из «Лендроверов» и образовали проход до самого входа в дом. Сэр Джеральд Темплер[191] вышел из «Роллса» и помог выйти жене. Верховный комиссар оказался худощав, среднего роста, лет пятидесяти с чем-то, он был одет в походный френч цвета хаки и того же оттенка брюки с отутюженными стрелками, ухоженные усы изгибались к уголкам рта. Взгляд его вцепился во флаг, обернувшийся вокруг шеста на крыше, а уж потом – в Магнуса. Я уловила блеск у Магнуса в глазу: он наслаждался иронией пребывания Темплера в Маджубе.
– Нам и впрямь нужно, чтоб побольше британских чиновников приезжали сюда выразить свое почтение, – прошептал он мне, когда мы шагнули вперед приветствовать чету Темплеров. Эмили ткнула его локтем в бок.
– Добро пожаловать в Маджубу, – произнес Магнус, пожимая руку Темплера.
Верховный комиссар повернулся к стоявшей рядом с ним женщине:
– Моя жена, Пегги.
– Мы слышали, что вашу плантацию стоит посетить, – произнесла леди Темплер.
Магнус, не теряя времени, приступил к осмотру: нетерпеливость Темплера уже стала притчей во языцех. Мы прошли за ним до Двенадцатого участка, выбранного потому, что склон там не был слишком крут, но и оттуда открывался один из красивейших видов на покрытые чаем долины. Офицер полиции, высокий, средних лет, отстал от группы и пошел рядом со мной.
– Томас Олдрич, главный инспектор[192], – представился он. – Вы ведь дочь Тео Бун Хау, верно? Мне передали, что вы покажете нам джапский сад. Вы здесь на отдыхе?
– Я тут живу, – ответила я, будучи в полной уверенности, что перед поездкой Верховного комиссара спецслужба открыла досье на каждого из нас в Маджубе.
