— Я четыре года служила правительственным переводчиком. Работала над важными договорами, заявлениями и речами. Если хотите знать, в сорок восьмом году я помогала переводить на английский декларацию о создании Республики Корея, государства, в котором вы сейчас находитесь. Ну так что вы будете пить?
Военные несколько секунд изумленно переглядывались, а потом расхохотались. Сержант так смеялся, что опрокинул кружку с пивом и уронил на пол сигарету. Лейтенант чуть не свалился со стула. Остальные посетители бара замерли и уставились на нас.
— Где ты ее нашел, Эл? — выговорил лейтенант, задыхаясь от смеха. — Крутая штучка!
Полковник сделал еще шаг — теперь он полностью отгородил меня от остальных.
— Приходите ко мне за столик, — предложил он, глядя на меня в упор.
Опустив взгляд, я увидела, что на полковнике туго зашнурованные начищенные туфли. Я напряглась и сказала себе: «Надо быть осторожнее».
— Извините, сэр, но мне надо помогать в баре, — сказала я.
— Не беспокойтесь, Эл возражать не будет, — отозвался полковник. — Принесите этим ребятам любые напитки, которые они попросят, запишите заказ на мой счет и приходите посидеть со мной. — И он вернулся за свой столик.
Когда военные успокоились, я выяснила, что они будут пить, и передала заказы Алану, добавив, что полковник просил меня посидеть с ним.
— Делай, что он скажет, — ответил Алан.
Я принесла военным выпивку и пошла к столику возле окна.
Глаза у полковника, высокого и подтянутого, были зелено-голубые, как нефрит, а волосы гладкие и темные, как отполированное красное дерево. На нем были отглаженные брюки цвета хаки и белая рубашка. Пустой левый рукав он аккуратно приколол к плечу рубашки. Кожа у него была загорелая.
Он сказал мне, что его зовут полковник Фрэнк Кроуфорд. Говорил он с легким южным акцентом. Потом он спросил мое полное имя, и я назвалась.
— Аньохасейо, Хон Чжэ Хи, — сказал он и продолжил по-корейски: — Что вас привело в бар «Красотки по-американски»?
Я ответила тоже на корейском, хотя он на нем говорил не слишком хорошо:
— Я здесь устроилась на службу. Сейчас в Корее сложно найти работу.
— И чем вы собираетесь тут заниматься?
— Буду помогать мистеру Смиту в баре и по хозяйству.
— Работой по хозяйству денег не выручишь, — заметил полковник, переходя на английский. — Вам придется стать барной девушкой, как все остальные.
— Я очень работящая, — возразила я.
— Неважно, — покачал головой полковник. — В сутках не хватит часов, чтобы заработать хотя бы на пропитание. Всем, кто начинает с подсобного труда, приходится становиться барными девушками.
Я быстро посчитала в уме и поняла, что полковник прав. По ставке пятьдесят центов в час я буду получать меньше десяти долларов в день. За мной уже был долг: жилье за первый месяц, синее платье и консервы, которые мы с Су Бо недавно съели. Мне никогда не расплатиться.
— Вы и правда работали переводчиком до войны? — спросил полковник, с интересом глядя на меня. — Английский у вас определенно на уровне.
Я понимала, что с ним надо вести себя осторожно. Будучи старшим офицером, он мог узнать имена людей, с которыми я работала.
— Нет, сэр, — сказала я. — Я просто пошутила.
Ответный взгляд полковника продемонстрировал, что он мне не поверил. Потом Кроуфорд выглянул в окно и заметил:
— За последние несколько лет я повидал самые разные уголки Кореи. Красивая страна, хотя через это грязное окно ее и не разглядишь. Откуда вы родом?
— С Севера. Я сбежала на Юг после Второй мировой войны.
— У вас остались родные на Севере?
— Нет, сэр, их всех убили японцы.
Полковник глотнул из своего стакана, но не стал ставить его на стол. Судя по содержимому, пил он бурбон.
— Мне очень жаль. Если бы не чертовы коммунисты, мы бы на всем полуострове порядок навели.
— Вы хотите сказать, что нас всех эксплуатировали бы капиталисты согласно американской системе, — сказала я и сразу же пожалела о своей несдержанности. Глупо было дерзить старшему офицеру американской армии, но я не одобряла действия американцев в кичжичхонах и хотела, чтобы полковник об этом знал.
Вот я и дерзила. К счастью, в ответ на мое замечание он лишь слегка улыбнулся, а его зелено-голубые глаза заблестели.
— А вы, похоже, циник, Хон Чжэ Хи.
— При всем моем уважении, полковник, — ответила я с легким поклоном, радуясь возможности все-таки выказать ему почтение, — думаю, не все так просто, как вы говорите.
— Значит, вы философ. Как интересно. — Полковник наконец поставил стакан на стол и посмотрел на меня долгим взглядом, от которого я почувствовала себя особенной — и одновременно кем-то, кого он может купить. Потом он спросил: — Не хотите ли со мной потанцевать? Я очень хорошо танцую, пусть даже с одной рукой. Мать настояла на том, чтобы я научился. Она говорила: «Джентльмен с Юга должен уметь танцевать с дамой». А джентльмены с Юга слушаются своих матерей. — Он дружелюбно улыбнулся.
— Я не умею танцевать, — поспешно заявила я.
Полковник встал и протянул мне руку:
— Я вас научу.
— Не стоит. Это как-то неправильно. А как же ваша жена?
— Она со мной развелась, когда я добровольно пошел на третий срок службы в Корее. — Полковник взял меня за руку. — Пойдемте.
Танцплощадка представляла собой маленький квадратик открытого пространства перед музыкальным автоматом. Когда мы туда вышли, танцевавшие на площадке солдат и девушка сразу сбежали к бару. Полковник наклонился над автоматом и принялся нажимать на кнопки, а я стояла и ждала. Я чувствовала, что все на меня смотрят. Вскоре джазовая мелодия закончилась, и автомат заиграл вальс.
Полковник повернулся ко мне:
— Эл поставил в автомат несколько пластинок специально для меня. Солдаты их не любят. Все время меня поддразнивают. Но я старше по званию, — усмехнулся он. — А теперь давайте я вас научу танцевать венский вальс.
Он взял меня за талию единственной рукой и притянул к себе. Меня смущала такая близость с незнакомым мужчиной, да еще на людях. Я уже собиралась было его оттолкнуть, но тут он велел мне положить руки ему на плечи. Я оглянулась на Алана за барной стойкой: он улыбнулся и кивнул. Я решила, что придется повиноваться полковнику. Он объяснил, что вальс — трехдольный танец и это слышно в музыке.
— Раз-два-три, раз-два-три, — отсчитал он в такт мелодии. — Передвигайте ноги вслед за моими.
Он начал двигаться в такт музыке, делая шаг назад правой ногой на «раз», на «два» сводя ноги вместе, а на «три» ступая вбок левой ногой. Я опустила взгляд и попыталась повторить его движения, но пропустила такт и чуть не споткнулась о его ногу.
Полковник придержал меня.
— Все хорошо, — успокоил он. — Попробуйте еще раз.
Он снова начал двигаться, и я вместе с ним. Через несколько неловких шагов я почувствовала, как музыка течет сквозь меня, и начала двигаться в такт с ней. Если я совершала ошибку, полковник выводил меня обратно на нужный курс с самообладанием уверенного в себе человека, привыкшего к лидерству. Когда я двигалась правильно, он говорил: «Отлично, давайте так дальше».
С его поддержкой я забыла о неловкости и начала скользить по танцплощадке вместе с ним, словно мы были единым организмом.
Я подняла голову. Зал будто вращался, и голова у меня тоже закружилась. Шаги стали более естественными. Я начала отдаваться моменту, отдаваться танцу с этим офицером, который обнимал меня единственной рукой. Я чувствовала себя свободной и живой, как на ферме, когда делала вид, что могу летать, или как в объятиях Чжин Мо.
Потом полковник сказал:
— Посмотрите на меня. Посмотрите мне в глаза.
Я посмотрела в его зеленовато-голубые глаза и внезапно вспомнила полковника Мацумото. «Смотри на меня, — говорил он, насилуя меня. — Смотри мне в глаза». Я замерла и отстранилась.
— Извините, сэр, — сказала я, — я не могу.
— Что-то не так?
— Да… то есть нет. Мне пора вернуться к работе.
