И никогда больше не продавать картины, а на что жить?
Не продавать — насытит, напоит, тот, кто нарисовал сущее. Перекладывание, перемазывание красок его; кто сделает лучше этого дождя, облаков, моря, солнца! Кто напишет лучше эти руки.
Посмотреть миллионный раз на руки, вспомнить ощущение кисти, движение кисти, радость прикосновения к холсту, счастье рождения нового творения.
Никогда не продавать, не оценить…
Прийти в парк, сесть на лавку — уже высохла, долго искать чем открыть, не найдя открыть зубами; долго искать куда налить и не найдя, отпить из горла; долго искать чем закусить и не найдя не закусывать. Одновременно с сигаретой подумать, что это последняя бутылка в жизни, что больше ни-ни.
Посмотреть на лежащие на лавке картины, вспомнить, что вдохновения нет, а есть лишь воля, понять, наконец, что обиды нет, обрадоваться своему призванию, обрадоваться вдвойне своему таланту, выпить за это еще из горла, затянуться еще «совереном» и — умереть.
Удивиться своему состоянию, почувствовать лёгкость и страх, встать с лавки, отойти, нет, отлететь, посмотреть на себя со стороны, заметить упавшую из руки сигарету, пожалеть о недопитой бутылке. Увидеть какую-то прохожую, услышать её крик, наблюдать за подбежавшими прохожими, пытаться им говорить, чтобы не трогали картины. Увидеть, как кто-то ударил кулаком по груди лежащего себя. Почувствовать смену реальности, ощутить полет по ультрамариновому туннелю, осознать безтелесную форму бытия, открыть другой мир. Схватить его краски, созерцать их совершенство, восхищаться мастером, увидеть мастера. В бесконечном свете, в неизреченной радости.
«Где твое ремесло?» — как будто услышать.
«Там, на лавке в парке», — как будто сказать.
«Иди же туда» — окунуться в этот голос.
«Не хочу» — подумать, и услышать, и увидеть полотна своих дней и удивиться серости тонов их. И увидеть рядом Винсента с перевязанным ухом.
«Ты — доктор Гаше?» — заметить страдание в глазах. — «Ты не доктор Гаше.»
«Иди же назад» — снова приблизиться к словам, снова очутиться в лучах, ощутить в груди боль и увидеть над собой прохожих.
— Ну, теперь до ста лет проживет! Эй, художник от слова худо, выпьешь?
Покачать головой, подняться, сесть, почувствовать головокружение, спросить:
— Что со мной?
Услышать:
— С днем рождения, с того света вернулся!
Не обращать внимания на рассматривание прохожими полотен, быть беспристрастным к возгласам восхищения, ответить на «это гениально»:
— Фигня.
Ответить на «сколько за нее хочешь»:
— Не продается.
Подумать, потом ответить на «подаришь?»:
— Конечно! Всем Вам, берите!
Потом улыбнуться и сказать:
— Спасибо.
Потом встать, потихоньку пойти домой, нет, просто куда-то пойти, вдруг услышать сзади голос прохожей: «постойте», вдруг увидеть её подбежавшую.
— Вот, возьмите, это от нас, нет, не за картины, просто как от поклонников Ваших. Как Ваше имя, где Вы живете, я Вас провожу.
Улыбнуться какому-то новому видению окружающего, какому-то необъяснимому состоянию, лёгкости в душе, сидящим на лавке прохожим, этой женщине.
— Имя?.. Не знаю. Настоящее не знаю.
И пойти теперь уже домой, в пустую квартиру, ближе к Кремлю.
Отпуск в апреле — не то, не сё. Как на перроне, когда проехавшая зима ещё гудит вдалеке, а весна только-только медленно подъезжает и я, стоящий на платформе времени — жду её. А в месте с ней чего-то — счастья?
Отпуск весной — это значит, что следующий будет осенью и ждать придется полтора года.
Время, ах, время! Эта вязкая противная субстанция, словно дёготь, в которой вязнут люди, пытающиеся вырваться, но всё тщетно и чем больше движений, тем сильнее вязнут.
Что мог предоставить мне для апрельского отдыха город мой, вылезающий сонно из зимы и перешедший недавно на летнее недосыпающее время — мокрое выцветшее объявление на уличном рекламном кубе — полёт сквозь звезду.
Почему бы и нет, решил я и нашёл заявленный офис турфирмы.
В офисе за столом сидела полная девушка с гладко причесанными тёмными волосами, заканчивающимися сзади маленьким хвостиком. Она была, не смотря на полноту очень элегантной и симпатичной в своём строгом костюме, и я, как всегда бывает перед красивыми женщинами, даже немного поначалу оробел.
— Здасьте. — выдохнул я.
— Здравствуйте, — поприветствовала она и обожгла меня таким взглядом, что я даже забыл, что хотел сказать.
— Я это… по рекламе, — нашёл я слова с трудом.
— Проходите, — показала она на кресло с другой стороны стола.
Я прошёл и сел.
— Вот… — начал я неуверенно, — Вы от Роскосмоса предлагаете аттракцион — полёт сквозь звезду?
— Сквозь солнце — это уже не модно! — возразила, улыбнувшись, она. — Это старая реклама. Кнопка сезона — полёт сквозь чёрную дыру!
— Дыру? — не понял я.
— Да, — подтвердила она. — Чёрная дыра — это такая область в пространстве и времени, возникающая из-за очень сильного искривления пространства и изменения характера течения времени в стремительно нарастающем гравитационном поле. — словно школьная отличница отрапортовала девушка.
— Сильно! — сказал я восхищённо, всё равно ничего не поняв.
— Научно! — сказала она, — Вот, — протянула рекламку, — новая.
Я, забыв от смущения посмотреть на бумагу, положил её в карман рубахи.
Некоторое время мы молчали. Я — потому что опустил взгляд и осматривал её стол — детальная модель старенького корабля Союз, туристические проспекты, разноцветные рекламные листовки и канцелярские принадлежности. Она молчала, потому что наблюдала за моими наблюдениями.
Я разглядел под кораблём рекламный проспект — снизить лишний вес без проблем! Девушка тоже заметила мой интерес и быстро убрала лист в стол.
— Вы подписываете контракт, где указываете, что не имеете моральных и финансовых претензий в случае непредвиденных обстоятельств. — сказала она и достала из стола бланк контракта.
— Каких? — спросил я про обстоятельства.
Девушка посмотрела мне в глаза так, что я не выдержал, отвел взгляд.
— Ну… в смысле, если не вылечу? — начал оправдываться я за неуместный вопрос.
— Всяко бывает, — ответила она грустно. — Это как русская рулетка. Может вырвешься, а может и нет.
— И это всяко часто бывает? — то ли волноваться по этому поводу, то ли шутить не знал я.
— Молодой человек! — сказала она уже серьёзно. — Статистика — это коммерческая тайна нашей фирмы!
— Понятно… — вздохнул я печально по новому этому делу.
Пока она писала я начал расспрашивать, полагаясь на её осведомленность.
— Скажите, а это страшное тяготение нельзя никак победить?
— Почему же… Можно. — не отрывая взгляда от бумаги, ответила девушка, — Например, свободным падением.
— Невесомостью?
— Ага, — подтвердила она.
Один из её маленьких пухленьких пальчиков на правой руке — средний обрамлял перстень с перламутровым лунным камнем. А отсутствие кольца на безымянном навела меня на счастливую мысль о её женской свободе.
— А эту черную дыру можно сделать искусственно? — я начал лезть со своим любопытством, разглядывая переливы лунного камня.
— Вполне, — ответила она и почему-то усмехнулась, мельком взглянула на меня и снова уткнулась в бумагу. — Для этого надо сжать любую массу до размеров гравитационного радиуса. А потом эта масса сама будет сжиматься к сфере Шварцшильда, испытывая гравитационный коллапс…
— Извините, какого радиуса-сферы? — не понимал я.
— Радиуса гравитационного, при котором масса превращается в черную дыру, — сказала девушка и посмотрела на меня как учитель на плохого ученика также серьёзно. — Например, этот радиус у Земли равен одному сантиметру. А чтобы превратить в черную дыру, например…
— Гору, — предложил я быстро.
— Ну, гору. Пришлось бы её сжать до размера атомного ядра… — объяснила девушка и улыбнулась.
По окну как маленькие метеориты застучали дождевые капли, оставляя разнолучевые кратеры, превращающиеся тут же в марсианские борозды. И вот уже всё окно стало похоже на размазанную газовую поверхность Сатурна.
— А в этой дыре, извините, вообще невозможно существовать? — всё хотел разузнать я побольше.
— Нельзя. — покачала головой девушка. — Там время течет по-другому, медленней. Можно сказать, что там оно вообще не течет.
— Чего же там — вечность? — глупо предположил я.
— Там… как бы Вам объяснить… — задумалась она. — Время объединяется с пространством в одно четырехмерное пространство-время и искривляются в воронку, а в самом центре они распадаются на кванты.
— А… А если ну… теоретически предположить, что там можно быть. — не унимался я. — вылететь от туда вообще никак нельзя?
