— Осени не будет! Осени не будет! Осени не будет никогда!!!
Его слабый, пропитой голос только кошки на крыше услыхали, да и то не испугались. До двуногих же его голос не долетал, остывал звук где-то на полпути и умирал. Тогда Рыбаков в последний раз сказал, что осени не будет, оттолкнулся от подоконника, расправив руки, как крылья и полетел. Вниз…
На сей раз ангел не стал спасать его, просто смотрел с грустью вослед.
А Вова, пролетев десять этажей, превратился в осенний лист, который, медленно кружась, ввинчиваясь в воздух, слетел к земле…
Это был последний и единственный осенний лист в городе Москве. Он совсем медленно проплыл последний метр и накрыл собой огромную крысу, прячущуюся в траве.
Мятникова так испугалась, что просто вжалась в землю и закрыла глаза… А когда открыла их, чувствуя, что ничего страшного не произошло, обнаружила перед своей мордой женскую руку, которая сжимала мужскую. И тяжесть во всем теле была огромная…
Повернула голову и обнаружила лежащим поперек нее человека мужского пола. С трудом выползла из-под него и узнала в дядьке художника, проживающего в соседнем подъезде. Удивилась, как тот не раздавил ее… И тут что-то шарахнуло ее по самому сердцу.
«Главное, чтобы это был не сон! — просила она Господа. — Пожалуйста, Господи!!!»
Она щипала свое человеческое тело пребольно, дергала его за волосы, наступала ногой на ногу и… Оставалась человеком…
Пожалуй, счастливее момента в ее жизни не было. Она не смеялась, не плакала теперь, просто горела солнечным огнем изнутри…
Потом она с нежностью посмотрела на тело художника, почти с любовью подумала о нем, что пьяненький, сердечный, подняла его на руки, подивившись легкости плоти, и понесла без усилия домой…
Ее квартира была опечатана ДЕЗом, но она смело сорвала эту никчемную полоску бумаги, толкнула дверь ногой и внесла свою не тяжелую ношу в родную квартиру.
Ее сейчас все волновало — и запах старой мебели, и дешевые постеры на стенах, и звуки капающей в кухне воды из крана. Волновало и радовало… Она бережно уложила мужичка на свою кровать и погладила его по щеке.
Рыбаков открыл глаза и посмотрел на нее.
— Это ты? — спросил он.
— Я, — ответила она.
— Почему тебя так долго не было?
— У меня было очень много дел…
— Сколько лет прошло?
— Может, двадцать, может, больше…
— А зачем ты надела вуаль?
Она обернулась к зеркалу и впервые за очень долгое время увидела свое лицо в мелких шрамах. Но они более не гноились и не производили отталкивающего впечатления. Просто шрамы сеточкой.
Действительно, вуаль, подумала она.
— Знаешь, мне нравится носить вуаль…
Он улыбнулся, уткнулся лицом в ее большую ладонь…
Они не видели ангела, слетевшего со стены его квартиры и подглядывающего в ее окно. Божественный посланец медленно размахивал крыльями, нагоняя в эту крохотную квартирку всю любовь мира.
— Ах, — проговорила она.
— Ах, — вторил он.
* * *
Билл целых два часа прождал на Курском вокзале. Сидел собачонкой и глядел по сторонам. Что-то внутри у него сорганизовалось не так, как обычно, что-то натянулось до обрыва, беспокоилось в животе.
Он ее не осуждал за то, что убежала. Молодая, должна бегать туда-сюда… Билл знал, что более ее никогда не увидит, и вот странное дело — ощутил какую-то маяту в центре своего толстого живота. Он не знал слова «тоска», а потому все пытался найти определение своему самочувствию, совсем не обращая внимания на собирающуюся вокруг него толпу людей.
— Крыса! — определил кто-то.
— Да нет же, — спорил приезжий из Гагр. — Собака! Видите на груди медаль собачью!..
— Ну, вижу…
— Это — бультерьер, — приезжий порылся в авоське, отломил от батона кусочек копченой колбаски и протянул Биллу. — Я — собачник, я знаю…
Крыс увидел приближающуюся человеческую руку с куском вкусно пахнущей колбасы и подумал, что все-таки человеком быть хорошо. Человек дает крысе колбасу, а крыса не может дать колбасы человеку… Он осторожно взял с пальцев угощение и мигом проглотил.
— Я же говорил, — радовался житель теплых мест. — Нормальная собака! Причем дорогой породы!
«Хороший человек», — подумал Билл, облизнувшись.
— Товарищи! — закричали в толпе. — Никто собаку не терял?
— Да какая это собака! — провозгласил некто в клетчатой кепке осипшим баритоном. — Крыса! Крыса самая настоящая! Мутант!
— Сам ты мутант! — оскорбился гагринец.
— Папаша! — огорчился владелец кепки. — Я три года в ветлечебнице отработал. Я что, крысу от буля не отличу!
— Какой я тебе папаша! — разозлился гость столицы. — Ты вдвое старше меня! Мне еще тридцати нет!
— А я всех папашами называю, — оправдался сипатый.
— Вот и канай отсюда! Ишь ты, сыночек!
Здесь должна была случиться драка. Многие в толпе на радостях аж приплясывали, ожидая, как клетчатый гагринца уделает.
Билл с маятой в животе следил за развитием событий, но ему совсем не хотелось, чтобы били южанина, а потому он попытался по-своему вступиться за колбасу дающего. Решил залаять по-собачьи, поднял голову к высоким крышам и запищал отвратительно на всю площадь Курского вокзала. Все вложил в это писк Билл. И непонятную тоску, и плач по исчезнувшей подруге, и предчувствие скорой смерти…
— Пи-и-и-и-и-и!!! — пронеслось по Москве.
— Действительно, крыса, — отшатнулся приезжий.
— Во, козел! — сплюнул кепка. — Говорил же, ветеринар я…
От такой здоровенной крысы толпа с омерзением сделала шаг назад.
Вдруг послышался голос с другого края толпы:
— А були как раз так и скулят! Лаять були не любят… У меня у самого буль…
В первые ряды протиснулся субтильный молодой человек с физиономией, сплошь высеянной угрями.
— Одно лицо с моим! — подтвердил он.
— Еще один кретин! — поразился тип в клетчатой кепке.
— Попрошу! — погрозил тощим пальцем выступающий. — Еще одно оскорбление, и…
— И что? — двинул грудью вперед предупрежденный.
— Милиция! — закричал субтильный. — Сержанты!
Владелец кепки тотчас растворился в суете московского вокзала, а субтильный смело двинулся к Биллу со словами:
— Я его себе возьму! Иди сюда, собачка!
Он протянул руки, одной взял Билла за шкирку, а второй хотел было подхватить под брюхо. Но крыс помнил ласковые пальцы Слизкина, а эти были жесткие и злые.
Видать, медаль у меня забрать хочет, подумал Билл и что есть силы куснул субтильного во всю ладонь.
— А-а-а!!! — заорал собаковод, пытаясь вырвать из пасти конечность.
Билл бы рад его отпустить, но зацепилась плоть за его гнутые зубы.
— А-у-а-а!!! — надрывался укушенный.
Толпа находилась в немом восторге, наблюдая такое за бесплатно! Чуть только сплотились плечом к плечу и рты раззявили. Потом многие кошельков не досчитались. Зато будет что потомкам рассказать.
Засвистел милицейский свисток, Билл рванул головой в сторону, лишив ладонь страдальца унции мяса, поднял тело на четыре лапы и бросился прямо в толпу. Тут все от ужаса повалились друг на друга, кто запрыгнул на палатку с шавармой, кого просто столбняк хватил.
С куском человечьего мяса на зубах Билл скрылся в водостоке, побежал вглубь коммуникаций и долго еще слышал позади шум вокзала. По пути он машинально съел добытый кусок человечины, оценил вкус мяса, как более тонкий, чем колбасный, еще с час побегал, а потом обнаружил с десяток мелких рыжих крыс, которых всех оприходовал в сексуальном плане.
Билл решил жить с ними, но на исходе третьего дня им опять овладела тоска, и он, сам того не понимая, отправился на поиски Мятниковой.
Он долго ее искал, совсем забыв про пищу, а когда увидал в канализационном люке мертвого человека, вспомнил, что голоден, что человечина так вкусна!.. У Билла закружилась голова, он только и успел, что откусить от мертвяка большой палец ноги, проглотить его, а потом лапы подкосились, и он потерял сознание от остаточного метана…
А потом его долго били, но сего он не понимал, так как тело человеческое приобрел, а сознания с таким трудом хватало на произнесение двух имен…
После Билла перевезли в психиатрическую больницу, где какая-то девушка делала с ним что-то совсем непонятное, засовывала в какую-то гудящую штуковину, в которой он спал…
Через две недели профессор Фишин сообщил Сашеньке, что такие номера, какой она обнаружила в голове странного пациента, принадлежат специальным компьютерным чипам, стимулирующим мозговую деятельность.
— У животных, — добавил профессор. — Его скоро заберут у нас, так что придется подыскать для диссертации другой объект!.. Военные…
Сначала Сашеньке захотелось расплакаться, но она взяла себя в руки и решила, что будет заниматься пациентом с резцом в голове. Дядька в больнице с незапамятных времен, и можно попытаться вернуть его из состояния овоща хотя бы в сознание идиота.
Совсем скоро Сашенька Бове вышла замуж за Зураба, а Душко вручили орден Мужества и повысили в звании до старшины. Он служил справно и частенько навещал Сашеньку, подтягиваясь для нее аж по триста раз… Служил он на месте Пожидаева, которого с почестями проводили на преждевременную пенсию. Был большой банкет, на котором инвалиду вручили новенький стеклянный глаз, почему-то зеленого цвета. Родной-то был коричневым!.. Плакала растроганная Алия Марковна, приобретшая недавно в зоомагазине щеночка королевского пуделя.
