Ознакомительная версия.
Через два дня взорвался автобус на улице Яффо, и лица жертв на страницах газет стояли у меня перед глазами несколько месяцев. Да и сейчас не забыты, хотя с того времени взорвалось много чего…
И интеллигент-гуманист во мне давно уже не то, что задушен, нет, — просто трибуну я ему предоставляю не в первую очередь. Потому как он что-то упустил в развороте мировых событий последних десятилетий.
Защищая униженных и оскорбленных, идущих взорвать себя вместе с энным количеством ни в чем не повинных людей (во имя высоких целей, конечно же: независимости народа, отмщения, освобождения земли и проч. — высоких целей так много!), — интеллигент-гуманист не видит за спиной этих борцов за свободу гигантской и прекрасно оснащенной индустрии мирового террора, не видит миллиардов нефтедолларов, вложенных в эту, поистине мировую, войну Прекрасно обученные профи заняты сейчас в освободительных войнах.
И не надо мне доказывать, что уступки их требованиям и нуждам утихомирят террор, — этот зверь привык жрать человечину Сегодня индустрией террора выращено уже второе, третье поколение людей, приученных только взрывать, минировать, стрелять. И если с этой армией не сражаться всерьез на всех фронтах, то индустрия террора и дальше будет — как в Испании — менять правительства, шантажировать целые страны, держать в страхе миллионы людей.
Хотя, не скрою, интеллигент-гуманист во мне по-прежнему, наблюдая за какой-нибудь арабской мадонной с кудрявым младенцем на руках, нет-нет и жалостно задумается: а вот она, ведь она любит своего ребенка так же, как и я — своего? Почему же, после гибели семнадцатилетнего сына, взорвавшего себя в дискотеке вместе с двумя десятками подростков, она с гордой улыбкой заявляет в телекамеру, что будь у нее еще двадцать сыновей, для каждого она желала бы такой геройской судьбы? И сердце мое сжимается. В конце-концов, я — писатель. Забудь о том, к какому дому ты принадлежишь. Врачу тоже безразлична национальность больного циррозом печени…
Стоп! Нет! Даже и врач может запретить больному употребления некоторых блюд жирной национальной кухни.
– ВЫ ВНЕШНЕ АБСОЛЮТНО РЕАЛИЗОВАННЫЙ ЧЕЛОВЕК. КОГДА ЖЕНЩИНА ТАК РЕАЛИЗОВАНА, У НЕЕ ЕЩЕ ОСТАЮТСЯ ПОВОДЫ, ЧТОБЫ ПОПЛАКАТЬ НОЧЬЮ, ТАЙКОМ?
— У любого человека в жизни есть чувства и события, заставляющие плакать. А тем более у женщины… Женщина может плакать от усталости, от недосыпа, оттого, что платье под утюгом сгорело. И это будут самые искренние горе и беда в данные 20 минут времени.
– ВЫ ТАКОЙ ЧЕЛОВЕК?
— Я-то, к сожалению, отношусь к другому типу личности. Знаете, это тип так называемой «сильной женщины», черт бы ее побрал. Но я могу всплакнуть от счастья над талантливой книгой.
И что такое реализованность, в конце концов? Вполне реализованные люди кончают с собой. Любой человек, состоявшийся в профессии и в личной жизни, выкатит столько своих внутренних проблем, что психоаналитик будет долго-долго в них разбираться.
– ОЩУЩЕНИЕ СЧАСТЬЯ — НЕМАТЕРИАЛЬНО. ПОДЕЛИТЕСЬ ОСОБЕННО ЗАПОМНИВШИМСЯ ОПЫТОМ СЧАСТЬЯ.
— У счастья не может быть «опыта». Счастье — это всегда магниевая вспышка Судьбы, даже если она длится какое-то время. Потом, в воспоминании, это предстает перед тобой именно вспышкой. Делиться такими вещами считаю неприличным, да и просто глупым. У каждого это — свое личное богатство, которое он держит под спудом.
Правда, есть еще особое счастье творца, понимание бесконечности и прозрачности мира, и осознание общности законов творения. Счастье создания твоей собственной вселенной — неважно, что эта вселенная собой представляет. Но и это счастье нерассказуемо. А вот описать счастье героя — возможно, при наличии известного таланта.
– «ПИСАТЕЛЬ — ПРОФЕССИЯ НЕПУБЛИЧНАЯ», — ЗАМЕТИЛИ ВЫ КАК-ТО. И, ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, КАМЕРНЫЙ ОБРАЗ ЖИЗНИ — В НАШИ ДНИ РОСКОШЬ НЕПОЗВОЛИТЕЛЬНАЯ. ИЛИ ЭТО НЕ ТАК?
— А что такое «камерный образ жизни»?
Предположим, вам сегодня дико повезло и, проснувшись утром, вы вспоминаете, что сегодня никуда не должны выходить из дома. Ура!
Вы садитесь за компьютер, и с тремя получасовыми перерывами на прогулку с собакой, работаете с утра до вечера. Но!
По электронной почте за этот день вы получили сорок семь писем — из России, из Германии, из Америки, из Израиля и даже из Новой Зеландии. И ответили на них! В том числе, накатали ответы на это вот интервью.
За день в вашей квартире раздалось десятка три телефонных звонков, один из которых — с французского международного радио с просьбой сделать срочно передачу (сделана); один из Америки со слезной просьбой черкнуть два слова в качестве предисловия к книжке самодеятельного поэта (сделано); три звонка с предложением выступить в Нагарии, Хайфе и Беэр-Шеве — даты назначены; и так далее, и прочее, и прочее…
Это — камерный образ жизни? А я ведь даже с утра ресниц не красила, — куда уж камерней…
– ВАМ НИКОГДА НЕ ХОТЕЛОСЬ КРУТО ПОМЕНЯТЬ ТВОРЧЕСКИЙ ЖАНР? В КОРНЕ: СКАЖЕМ, ПЕРЕСТАТЬ ПИСАТЬ ПРОЗУ, НАЧАТЬ ПИСАТЬ СТИХИ? ИЛИ НАПИСАТЬ КНИЖКУ ДЛЯ ДЕТЕЙ?
— Упаси Господи! Я по этому поводу вспомнила разительное превращение одного детского писателя.
Картинка по теме:
Назовем его Ф. Он всю жизнь был выпивохой и бабником, будучи в то же время если не классиком, то все же достаточно известным детским писателем. Начав стареть, спохватился, что наработанный им мужской опыт может остаться за бортом Большой литературы. И решил, наконец, перейти в иную категорию.
Ф. написал эротический роман, где совершенно расковался во всех смыслах. Выложил на стол все засаленные карты из своей заветной колоды. Дамы треф, пик и червей легли пестрым веером вокруг потрепанного валета. Его роман был буквально пересыпан такими сценами: «Она медленно и ритмично вздымалась над ним, одновременно массируя его грудь своими сладострастными пальцами… Ее ягодицы…» и так далее…
Словом, писатель Ф. вырос из штанишек детской литературы, по ходу дела забыв натянуть хоть что-то из иной одежды на свой тощий зад.
Так что, позвольте мне уж остаться в рамках привычного жанра, в собственных одеждах и, главное, с собственными мыслями.
– КАКОЙ ВЫ ВИДИТЕ СЕБЯ СО СТОРОНЫ? ЧТО ХОТЕЛИ БЫ В СЕБЕ ИЗМЕНИТЬ? ЧТО В СЕБЕ НЕ СОГЛАСИЛИСЬ БЫ ОТДАТЬ НИ ЗА ЧТО НА СВЕТЕ?
— Я еще не встречала человека, который видел бы себя со стороны, если, конечно, он не страдает раздвоением личности. Я не страдаю. Менять в себе что либо уже поздно, да и не мое это дело. Я вообще не склонна переделывать чужую работу, а меня, как душу человеческую, создавала отнюдь не я сама. Из тех же соображений не имею ни малейшего желания что либо отдавать в себе. Отдашь, а потом хватишься этого — ан нету, ищи-свищи! Чистая недостача.
– ЧЕМ ЗАНИМАЕТЕСЬ В СВОБОДНОЕ ВРЕМЯ, ЕСЛИ, КОНЕЧНО, ТАКОВОЕ ИМЕЕТСЯ?
— Эх, хотелось бы ответить как-то оригинально, но, боюсь, я безумно скучна в этом вопросе… В свободное время, знаете… размышляю… Как это ни смешно.
Когда работается, то мысль неизбежно подчинена чему-то обязательному, она — рабочий инструмент в целевом процессе. И я сама такой вот станок по производству текстов, простите за технологический образ.
Когда же работа отпускает, то начинаешь, наконец, мысленно ощупывать мир, жизнь, какие-то пространства мировой культуры, которыми удалось на своем отрезке пути насладиться… В такие периоды я могу чуть не целый день просто сидеть неподвижно и смотреть на море или на горы, на шпиль какого-нибудь собора или просто на движущуюся толпу…
И люблю и ценю такие моменты, и всегда пребываю в отличном тонусе, даже если обдумываю что-то очень горестное.
– КТО В ВАС ПРЕВАЛИРУЕТ: ПИСАТЕЛЬ, ЖЕНА, МАМА, ДОМАШНЯЯ ХОЗЯЙКА? И ВООБЩЕ, КАКОВО ЭТО — ЖИТЬ С ЖЕНЩИНОЙ-ПИСАТЕЛЕМ? ВООБЩЕ ПИСАТЕЛЬ — ЖЕНСКОЕ ЛИ ДЕЛО, В ПРИНЦИПЕ?
— Давайте по порядку разрулим ваши сложнейшие вопросы бытия. Насчет «превалирует» — отчего же непременно превалировать? По профессии я — писатель. По биологии — мать своих детей. По обязательности характера — довольно часто готовлю обеды, иногда глажу белье, бывает, что и стираю. Я что, похожа на белоручку? Или небожительнипу? Что ж вы уж так-то беспощадно — как, мол, жить… А вот так и жить. Потихоньку…
Женщина-писатель отличается от женщины-не писателя, пожалуй, только тем, что чаще говорит своему ребенку: «Отвали, а?»
Ну и, наконец, женское ли дело. Не женское, конечно, а куда деваться? Мы и шпалы кладем.
– БЫВАЕТ ЛИ, ЧТО ВЫ ВСКАКИВАЕТЕ НОЧЬЮ И БЕЖИТЕ ЧТО-ТО ЗАПИСЫВАТЬ ЦЕННОЕ?
— Нет, знаете, ночами я сплю, есть такой грех. Впрочем, бывает, что во сне приходит решение какого-нибудь трудного сюжетного узла. Утром встанешь и запишешь, дивясь таинственной и сокрытой работе лаборатории мозга. Но по ночам не бегаю и лунатиков не жалую.
Ознакомительная версия.
