— Сначала, может быть, посоветоваться! Может, быть, еще жив в нем человек? Не хотелось бы без борьбы его уступать...
— Может быть... Может быть... Если его руки в прошлом не запятнаны кровью! Этот господин не уйдет, пока вы ведете расследование?
— Он проверит, как пойдет передача... Этим у нас обеспечена еще одна встреча с ним.
— Врач... Это же гуманная профессия... Неужели самое страшное? Тогда, во время войны? Связного будет трудно найти?
— Не думаю...
* * *
Вечером у Раскольцева на веранде собрались гости.
Приехал к Раскольцеву сыграть с ним партию в шахматы генерал Брунов. Его служба была связана с гражданской обороной. Никогда еще воинские формирования не выполняли столь высокой и благородной миссии — не только оборона от нападения, но и опасение миллионсгв людей от пламени термоядерного оружия.
Петр Михайлович Брунов начал войну капитаном.
С первых дней на переднем крае... Росли наши бронетанковые соединения, корпуса и армии. В боях рождались и традиции. Ранения, госпиталь, опять в бои. Горел в танке, обожжено лицо, перебита нога...
Приехал на огонек художник Казанский. Он приехал не столько к Раскольцеву, сколько к его дочери. Елена Раскольцева кончила Суриковское училище, искусствовед. Казанский был ей интересен своими знаниями памятников древнерусского искусства. Раскольцсв смотрел на Казанского как на преуспевающего молодого человека. Он был не против этого знакомства. Не пьет, умеет зарабатывать деньги, купил даже машину... Елена знала, что она нравится, это было приятно, но она не торопилась определять свою жизнь...
Брунов не первый раз видел этого художника у Раскольцева, привык к нему.
Разговор зашел о недавней туристской поездке Казанского.
Спрашивал Брунов.
— Я слышал, что вы там знамениты! Как-то мне пришлось прослушать радиопередачи радиостанции "Свобода". Их обозреватель не скупился на эпитеты в ваш адрес. Вы знаете, что такое радиостанция "Свобода"?
— Наслышан... Газеты читаю...
— Вам не щекотно, что они вас хвалят?
— Это их дело! Я в этом направлении старании не прилагал.
— Я не о стараниях! Помилуйте! Но там же сидят оголтелые враги России... А вы как будто пытаетесь работать в традициях русского национального искусства?
Наверное, надо подумать, что их так подкупило в вашем творчестве? Они выставляли какие-то ваши картины...
Какие?
— Библейские сюжеты... Эта тема не имеет прямого адреса! Она абстрактна, вечна... Скачущие всадники из Апокалипсиса... Страшный суд... Воскрешение мертвых...
Земля и море отдают своих пленников... Этими темами занимался и Андрей Рублев... В век атомного оружия у многих мысли обращаются к Апокалипсису. Древние обладали более богатой фантазией на ужасы...
— Может быть, они не знали настоящих ужасов и не могли себе представить хотя бы даже Хиросиму! Те, кто сегодня вещают по радио "Свобода", содержатся на деньги тех, кто сбросил атомную бомбу на Хиросиму! Я вас не утомил, Евгении Прокофьевич?
Раскольцев смягчил остроту спора ироническим вопросом:
— В атомный век, наверное, и игра в шахматы потребует новых правил?
Брунов понял желание хозяина дома перевести разговор на более нейтральную тему.
— Большинство игр с давних пор, — ответил on, — в какой-то степени воспроизводят войну. Шахматы, должно быть, изобретены полководцем древности. Удары пехоты... Удары легких и тяжелых фигур, прорыв оборонительной линии противника, проникновение на последнюю линию, в глубокий тыл. Философия, по которой пешка на последней линии становится ферзем. Игра начинается с середины поля... С поля битвы! Пока пешечный строй и строй тяжелых фигур не нарушены, король в безопасности. Тысячелетия эта тактика не менялась. Вообразим, что игра начинается не с середины поля, а на задних клетках...
Раскольцев усмехнулся:
— Тогда придется придумать новые ходы!
— И ходы, и тактику игры... Наверное, она выразилась бы в том, чтобы быстрее, еще до удара противника отвести короля с уязвимых клеток! Король — это лишь символ, знак в числе фигур... Здесь скрыта более глубокая философия. Это нация!
Брунову и невдомек, что каждое его слово записывается на магнитную проволоку портативным магнитофоном в кармане Раскольцева.
А вот вопрос Раскольцева и попрямее:
— Шахматное искусство атомного века... Скажите, Петр Михайлович, как человек сведущий, нам не посвященным... Скажите... Ну вот разразилась катастрофа!
Не предотвратили! Если хоть какая-нибудь надежда... нам, простым людям, уцелеть?
— Не предотвратили? — переспросил Врунов. — Это действительно катастрофа! Мне как-то пришлось читать в одной зарубежной газете, что новая война не должна быть военным разгромом вражеской нации, как это было в прошлых войнах, а буквально истреблением вражеского народа. Для истребления всего народа надо сбрасывать бомбы так, чтобы уничтожить без всякой жалости мужчин, женщин, детей, сжечь их жилища, разрушить заводы, отравить воду, выжечь урожай и превратить саму землю в безжизненную пустыню... Вот так! А вы, молодой человек, принимаете, не задумываясь, их знаки одобрения!
— Но есть же какая-то надежда? Как, как можно спасти нацию от уничтожения? — воскликнул Раскольцев.
— Это прежде всего не чувствовать себя обреченными, не утратить сопротивляемости. Это даст энергию для активных действии...
— Но вот разразилось!
Брунов продолжал:
— Вовремя узнать, вовремя оповестить все население, вовремя принять все намеченные и заранее разработанные меры. Я приведу пример... Не конкретизируя. Система мероприятий для спасения миллионов от преступников разнообразна... Она состоит из множества отдельных деталей. Одна лишь мелочь из всей этой системы, одно мероприятие в большой серии, во время исполнения спасает один процент населения страны... Это, дорогие мои, два с половиной миллиона жизней! Впрочем, на досуге мы как-нибудь с вами побеседуем. Вы врач... Вам надо знать, как спасать людей. Я дам вам кое-что почитать...
Брунов и Раскольцев вновь сели за шахматную доску.
Раскольцев больше такого рода вопросов не задавал. Елена накрыла на стол. Выпили чаю, генерал уехал. За шахматную доску сели Евгений и Раскольцев.
Они остались на веранде вдвоем, и вдруг Казанский услышал полушепот доктора:
— Женечка, вы, по-моему, проявляли интерес к иконе "Ангел пустыни"?
Это грянуло, как гром. Казанский не забыл истории, которая с ним произошла во время путешествия в Европу, но надеялся, что вспомнят о нем не скоро. Тогда придет час и разобраться. Он резко и в испуге поднял голову. Даже мелькнула надежда, что Раскольцев и не имеет в виду скрытого смысла эгих слов.
— Зачем так пугаться! — с укоризной и успокаивающе ответил Раскольнев. — Вам привет от Эдвардса!
Все соблюдено. Первый пароль, нейтральная фраза, второй пароль... Сомнений быть не могло.
— Вы? — выдохнул Казанский.
— Вас же просили ничему не удивляться!
И уже тоном безапелляционного приказа:
— Я сейчас выйду в кабинет и принесу вам коробку с лекарствами. Вам позвонят и скажут, куда их доставить!
Раскольцев вышел. Казанскому на веранде стало душно, хотя был поздний вечер и из сада дул легкий, прохладный ветерок.
В кабинете Раскольцев вынул из кармана портативный магнитофон в форме портсигара, извлек оттуда бобину чуть побольше пуговицы от пальто, вложил бобину в коробку от лекарств, заклеил ее условным образом и вышел к Казанскому.
Коробочка с лекарством легла на шахматную доску.
— Не вскрывать! — приказал Раскольцев.
— Что? Что здесь? — шепотом спросил Казанский.
— Лекарство! И кончим об этом! Вы ничего не знаете! Вы передаете лекарства! Ваш ход!
Казанскому было не до игры. Он смотрел на доску, фигуры расплывались, он сделал какой-то ход.
— Возьмите себя в руки! — гневно остановил его Раскольцев. — Мальчишка! Вы в серьезном деле!
Казанский подвинул фигуру обратно.
Он делал ходы. Но каждую его ошибку Раскольцев заставлял поправлять. Партию надо было как-то кончать. Казанский взял себя в руки. Игра пошла.
— Вот так! — сказал Раскольцев. — Спокойно! Никто и ничего не узнает, если вы не распустите себя.
* * *
Сретенцев просмотрел круг знакомых Раскольцева.
В поле его зрения попал и Казанский. Сразу же всплыли его поездки за иконами по деревням, посетители его мастерской, среди них — Нейхольд, полковник одной из разведслужб Эдвардc.
За Казанским было установлено наблюдение.
Получив "лекарство", он поехал домой.
Первый час ночи. Василий пустил оперативную машину почти вплотную за "Москвичом". Проводил его от дачи до мастерской. Казанский не сразу заметил "Волгу". Останавливался, останавливалась и "Волга", Казанский подъехал к подъезду дома. "Волга" медленно проехала мимо.
