Ознакомительная версия.
– А есть разница?
– Вы слишком умны для фараона, Бланшар. А разница есть. Ну это как… Даже не знаю… Харакири – это то, что думают о японцах другие. А сэппуку – это то, что японцы сами думают о себе. Сэппуку – всегда ритуал. А харакири – всегда нарушение ритуала.
– Но результат один и тот же?
– Да. Тут вы меня поймали…
– Все равно занятно, хотя слишком много японского.
– В чем?
– В воздухе. Придется проконсультироваться у знакомой японки. Это вам Ги поведал о разнице в терминах?
– Почему Ги?
– Мало ли… Может быть, у него тоже была… знакомая японка. У него была знакомая японка? Милашка с раскосыми глазами?
– Не знаю. Если и была, то Ги никогда не говорил мне об этом. Он вообще не распространялся о своих женщинах.
– А вы и не спрашивали.
– Нет.
– А мадам Сават?
– Все знали, что они любовники. Что с того?
– Так это Ги рассказал вам о сэппуку и харакири?
– Нет. Потому что знакомая японка была как раз у меня. Работала на показах у Джона Галлиано.
– Еще одна ипостась этой вашей… Ингеборг Густаффсон?
– Угу. Ингеборг Густаффсон в макияже а-ля «Прощай, Хоккайдо».
– А вам не казалось, что мадам Сават старовата для Ги?
– У женщин не существует возраста. Если бы я думал по-другому, я бы не был фотографом. Вам этого не понять…
– Возможно. Значит, вы вдвоем отправились к Руфусу.
– С трудом успеваю за ходом вашей мысли, Бланшар. Да, мы отправились к Руфусу.
– И?
– И я их познакомил. «Руфус Кассовиц – Ги Кутарба. Ги Кутарба – Руфус Кассовиц». Руфус как раз занимался телом… Марианны.
– И что Ги?
– А что – Ги?
– Он как-нибудь отреагировал?
– На Руфуса?
– На тело.
– Никак.
– Никаких эмоций?
– Никаких.
– И вас это не удивило?
– Представьте себе. Я был слишком занят женщиной, чтобы обращать внимание на Ги.
– И все-таки…
– Ги просто смотрел на нее. Просто смотрел, как смотрят в окно.
– Руфус производил вскрытие?
– Вскрытие он произвел позже. Когда мы ушли. Но до того, как мы ушли, Ги сказал, что женщина по-настоящему красива. Я сказал, что смерть – лучший визажист. Руфус сказал, что хорошо бы кому-нибудь слетать за пиццей. А женщина и правда была красива.
– Что было потом?
– Руфус полез ей в рот. Так, в порядке осмотра… Не думаю, что он ожидал увидеть там улиток. Он вытаскивал их по одной, маленьких и побольше. И все они были живы, все одиннадцать штук. Потом Руфус достал двенадцатую – пинцетом из трахеи. Меня едва не стошнило.
– А Ги?
– Если бы и Ги едва не стошнило, это был бы перебор. Нет, он отреагировал довольно сдержанно.
– Не каждый день изо рта покойника выуживают живых улиток… Значит, никакой особой реакции от Ги не последовало?
– Почему же… Он посоветовал Руфусу загнать их на птичьем рынке.
– Здравая мысль.
– Еще бы не здравая. Улитки-то были живы, не давить же их в самом деле… Руфус так и поступил. Отнес на рынок одиннадцать штук, а двенадцатую оставил себе. Ту, что вытащил из трахеи. На память. Она до сих пор живет у него в стеклянной банке. Питается виноградными листьями. Иногда мы с Ги ее навещаем…
– Вот как? Это наверняка была идея Ги…
– Это была моя идея. Для таких идей Ги недостаточно эксцентричен.
– Ясно… Вы виделись с Ги в период между четырнадцатым и двадцать третьим мая прошлого года?
– Как я могу помнить? Столько времени прошло…
– Но события в морге вы описали достаточно подробно… А между маем и июлем не такая уж большая разница.
– Эти события касались моего проекта. А все, что касается моих проектов, я помню в деталях. Человеческая память избирательна, Бланшар. Память художника – тем более. Я не помню, что ел вчера на обед, но могу с точностью сказать, в чем была Хлоя Кассини на открытии моей первой персональной выставки десять лет назад. Вы, конечно, понятия не имеете об этом романтическом вампире – Хлое Кассини… Об этом вурдалаке с лицом прихожанки Эфиопской баптистской церкви. Когда-то она была супермоделью, потом вышла замуж за полудурка-регбиста Мориса Дюссолье…
– Того самого, который отсидел за непредумышленное убийство своей первой жены?
– Хлоя была третьей, но и ей он умудрился пересчитать все зубы.
– И в чем же она была на открытии вашей первой персональной выставки десять лет назад?
– Платьишко-футляр с говенными психоделическими узорами в стиле Пуччи, тогда было модно бегство в шестидесятые… такой, знаете ли, копеечный эскапизм…
– Лихо. А в ваше отсутствие Ги не наведывался к Руфусу тем июлем?
– Руфус обязательно бы мне сказал. Я сам пропадал там целыми сутками. Нет, тот его визит был единственным.
– Он был на вашей выставке?
– Вы имеете в виду «Завтраки с Руфусом»?
– Да.
– Лично я там его не заметил. Да и сами работы провисели в этом рассаднике лицемерия чуть больше тридцати шести часов.
– Значит, он не видел всей коллекции?
– Почему же… Он был здесь, когда я готовил коллекцию. Здесь, в студии. За день до того, как она должна была официально открыться. Я как раз упаковывал листы. Все пятнадцать. Пятнадцать мертвых в ролях пятнадцати великих.
– И тоже мертвых.
– Большей частью.
– Были и символы.
– Вы о Марианне?
– И о ней в частности.
– Далась вам эта Марианна… Что-что, а уж символы мертвы изначально.
– Что сказал Ги о коллекции?
– Ничего. Он просто смотрел на нее.
– Так, как смотрят в окно?
– Да.
– И не единого комментария?
– Это был понедельник, Бланшар. Первый понедельник месяца. Мы пили вино и молчали. Это был понедельник. К сожалению.
– Почему – к сожалению?
– Мне было интересно, что скажет Ги. Мне было особенно интересно, что скажет Ги…
– Почему?
– Долго объяснять.
– Но вы могли поговорить о работах потом… Вы же встречались и на нейтральной территории… В офисе «Савати Мустаки»…
– Мы не встречались. Или почти не встречались. Ги как раз был занят этой своей парфюмерной затеей. Он как-то вообще исчез с горизонта.
– Он перестал приходить к вам в студию по понедельникам?
– Нет. Приходить он не перестал.
– Но и ритуала никто из вас не нарушил?
– Опять в точку, Бланшар. Вы опять попали в точку. Ритуалы нужны людям, чтобы почувствовать собственную значительность.
– Мертвая вещь – ритуал.
– Мертвее только символы.
– А вам не показалось странным, что ничем не примечательный манекенщик Ги Кутарба вдруг так резко переквалифицировался в парфюмеры?
– У меня своих странностей полно, так что к странностям других людей я отношусь с пониманием.
– И все-таки…
– Я никогда над этим голову не ломал. Но если бы меня спросили…
– Вот я и спрашиваю.
– …если бы меня спросили, я бы сказал, что без мадам Сават тут не обошлось. Это ведь Мари-Кристин привела под уздцы того девятнадцатилетнего мальчишку… Как же его… Маджонг. Нуда, Маджонг.
– Странное имя.
– Не имя – кличка. Есть еще другие: Четыре Бамбука, Фацай, Северный Ветер… И еще с десяток наберется.
– Не слишком ли много кличек для девятнадцатилетнего сопляка?
– Не слишком. Вы просто никогда не играли в настольные восточные игры, Бланшар.
– А вы?
– Я тоже.
– Расскажите-ка мне об этом парне.
Недоучившийся химик с тинейджерской страстью к онанизму, злобный хорек – глаза вовнутрь… Ходили слухи, что в свободное от лекций время он занимался экспериментами по синтезу наркотиков… Не напрягайтесь, Бланшар, эти слухи он сам же и распускал. Так что когда Ги пришел к Мари-Кристин с безумной идеей по созданию собственной парфюмерной линии – тут-то Маджонг и сгодился.
– Где же она его отыскала?
– Порылась в собственной высоколобой родне и вытащила самого никудышного. Маджонг давно отирался в Париже и время от времени клянчил у мадам Сават деньги.
– Вы хорошо осведомлены, Гаэтано.
– Я делал портфолио для его девушки. Тоже азиатки, между прочим. Невинная крошка так мечтала стать моделью, что даже мне предложила перепихнуться.
– А вы?
– Опыта с детской порнографией мне хватило за глаза.
– Неужели никого более серьезного, чем какой-то недоучившийся химик, не нашлось?
–Думаю, поначалу Мари-Кристин отнеслась к затее Ги несерьезно. Как к блажи. Но кто же знал, что все потом так обернется?
– Потом, когда все так обернулось… мальчишка все равно остался при Ги?
– Да. Он один из тех, кто там заправляет.
– Почему?
– Он все-таки химик…
– Недоучившийся.
– Разве это имеет значение? В любом деле главное – пара-тройка базовых навыков. А знание тонкостей приходит с опытом. Говорят – Маджонг талантлив.
– А Ги?
– Ги – темная лошадка…
– Объясните.
Он брюнет. Классический мачо. Ничего особенного ему делать не нужно, нужно лишь время от времени менять кожаный жилет на твидовый пиджак. При желании он мог сделать культом даже запах собственного пота.
Ознакомительная версия.
