Отец Грег улыбнулся мне.
– Ничего страшного, Эйден уже не новичок. Что бы я без него делал? – Отец Грег протянул мне руку, и я машинально хлопнул по ней, будто мы на поле в одной команде. – Эйден знает, в топку нужно подбросить уголька, чтобы поезд ехал дальше.
Я согласно кивнул. Я помогал собирать средства на католические школы. Заполненные мною таблицы в «Экселе» и «Кристал репортс» можно было с натяжкой назвать углем для топки, но, даже открывая конверты и занося суммы пожертвований в базу данных, я вносил свою лепту в это важнейшее начинание.
– Я даже еще не поздоровался с хозяевами дома, – заметил отец Грег.
– Мать где-то здесь, – сказал я, бросив взгляд на библиотеку.
Отец Грег засмеялся:
– Я тебя имел в виду!
– О, – вырвалось у меня. – А, ну да.
Извинившись перед собравшимися, он отвел меня в сторону, к гардеробу. Приятно иногда побыть ведомым. Отец Грег улыбнулся, затем лицо его стало серьезным, как всегда перед тем, как он находил нужные слова и жизнь немного налаживалась.
– Как ты? Держишься?
Первый, черт побери, искренний вопрос за вечер. Мне захотелось оказаться подальше от этого шума, выбрать местечко потише, где не надо притворяться, отгородиться от пустой светской болтовни и поговорить, как люди, о важном. Мне это было необходимо.
– Слушай, я пойду на улицу, воздухом подышать. – Отец Грег выудил номерок и подал его швейцару. – Не хочешь выйти со мной на пару минут? – Пальто он накинул на плечи, не продевая руки в рукава, и вытянул сигарету из нагрудного кармана. От него всегда пахло табаком. – Идем… Ну, если ты сам хочешь, конечно. – Пальто, как парус, надувалось сзади, когда он вышел на крыльцо. Я взял свою лыжную куртку и вышел за ним.
Отец Грег стоял у поворота вымощенной белым камнем полукруглой аллеи и смотрел на покатый заснеженный двор.
– Тебе надо найти повод для веселья на этом празднике, – сказал он.
Я смотрел, как его дыхание превращается в облачко и исчезает в морозном воздухе.
– Это не мой праздник. – Я застегнул молнию на куртке. – Непонятно, что я вообще здесь делаю.
Отец Грег подошел ближе и поставил ногу на ступеньку крыльца. Он выдохнул дым из уголка губ, в сторону от меня.
– Ты делаешь то, что делал всегда, – стараешься помочь. Не будь чересчур строг к себе, Эйден.
Он часто произносил мое имя. Сперва мне казалось странным, что ко мне так много обращаются, но постепенно стало нравиться. От этого я чувствовал себя более реальным – будто отец Грег желал говорить именно со мной, будто я действительно что-то для него значу, словно я ему хоть немного нужен.
Я смотрел на островок подстриженных кустов посреди подъездной аллеи. Отец Грег предложил мне свою сигарету, и я не глядя затянулся. Сразу закружилась голова, и я привалился к колонне.
– Наверное, мне лучше сесть за уроки, – наконец выговорил я.
– Вот умница, трудяга, как всегда.
Я пожал плечами.
– Я все понимаю. Я хорошо знаю, что ты чувствуешь. – Отец Грег снова дал мне затянуться. – Мы об этом уже говорили, – мягко сказал он. – На вечеринках трудно вести серьезные разговоры, к которым мы с тобой привыкли. Большинство из этих людей я могу застать разве что на вечеринках. Не знаю, когда бы я увидел и твоих родителей, если бы они не пригласили меня на Рождество.
– Ага, и один из них вообще не явился.
– Опять ты за свое, – произнес отец Грег, медленно кивая, как всегда, когда слушал меня. Он покатал сигаретный фильтр двумя пальцами, и горящий пепел вишенкой упал у крыльца. Фильтр отец Грег опустил в карман и взглянул на дверь. – Ты не один.
Отец Грег часто объяснял, что присутствие в моей жизни Бога является истинной духовной опорой и залогом подлинной стабильности. Бог всегда со мной, но иногда Богу приходится действовать через людей вроде него, отца Грега, чтобы напомнить о своем присутствии. Бог не особо прочно поселился у меня в голове, но отец Грег занимал в моих мыслях постоянное место, и сейчас мне болезненно хотелось чего-то осязаемого, надежного, определенного.
Отец Грег подул на кулак, согревая руку.
– Ты хорошо держишься, Эйден, зная, что отец ушел из семьи. Кому же понравится чувствовать себя брошенным… Мы об этом говорили, ты знаешь, как я о тебе беспокоюсь. – Он тихо выдохнул через нос и снова изобразил обеспокоенную улыбку. – Тебе выпало взрослеть в страшные времена, Эйден, – продолжал он авторитетным тоном газетной статьи. Его рука легла мне на плечо, придержав у колонны. – Нельзя лукавить, что это не так. В такие времена люди не должны бросать друг друга… – Он сделал паузу и нагнулся ко мне: – Но Бог тебя не оставил, Эйден. И церковь не оставила. И я. – Он отступил на шаг, потер подбородок и взглянул на дом. – Чертовски хорошую работу мы с тобой проделали, а? Кампанию эту. Тебе понравилось? Скучно не было?
– Нет, очень понравилось.
– Так я и думал. – Отец Грег кивнул и повернул меня ко входу. – Странно, что твой отец еще не прислал свой чек, Эйден. Обычно в это время он уже отправлял мне свое пожертвование. Я удивлен.
– Он всю осень провел в Европе.
– Знаю, Эйден, мальчик мой, знаю.
Он повел меня в дом и, когда мы снова сдали пальто и куртку, кивнул группе гостей, стоявших у библиотеки. Придерживая за спину, он повел меня сквозь толпу к центральному столу фойе.
– Или мне уже не с ним надо говорить? – спросил он и снова двинулся в самую тесноту, в гостиную. – Давай-ка найдем твою маму, Эйден. – Он не видел моего лица, потому что я шел впереди, но ему это и не надо было. Над моим плечом ободряюще прозвучало: – Не беспокойся, мы найдем время побеседовать. Ты же будешь помогать нам в каникулы? Обязательно поболтаем, мы уже давно не говорили по душам. Тебе необходимо выговориться.
Я остановился и повернулся к нему. Отец Грег, улыбаясь, оглядывал комнату.
– В каникулы поговорим, – повторил он. – Не беспокойся.
Возникла пауза. Я не знал, как поступить. Я думал, может, он ждет моего ответа, но отец Грег, глядя куда-то поверх моей головы, помахал кому-то за моей спиной.
В глубине гостиной мать, окруженная толпой обожателей вроде Синди и незнакомых мне женщин и мужчин, стояла на табурете с поднятыми во втором арабеске руками, копируя собственный портрет, висевший у лестницы в библиотеке. Потом она опустила руки и огляделась. Я думал, что она заметит меня, но она не заметила.
– Во как приходится себя держать, – объяснила мать. – Иначе разнесет, как бочку.
– Целеустремленность и воля, – подхватила Синди. – Вот в чем класс.
– Класс? – переспросил отец Грег, подходя к ним. – Гвен ежегодно показывает нам класс. – Мать сошла с табурета, и отец Грег поцеловал ее в щеку. – Каждый год вы все выше поднимаете планку. Какой праздник! Только вы можете превзойти себя!
Мать немного смутилась.
– Истинная правда, – снова вмешалась Синди. – Я хочу, чтобы мои мероприятия устраивала ты. Кроме шуток. Проконсультируешь меня по открытию новой выставки?
– В вашем исполнении все кажется легким, не требующим усилий, – продолжил отец Грег. – Это больше, чем умение, – это искусство. Уверен, ваши поклонники согласятся. – Мать сделала плие. – С некоторыми я бы очень хотел пообщаться лично, если вы будете столь любезны, – добавил он.
– Те, кто вам нужен, на террасе, – сказала мать.
Они с Синди засмеялись, а отец Грег изобразил притворно-виноватую мину. Меня замутило от этой игры – словно быть искренним означает проиграть.
Мать предложила его проводить. Отец Грег взял ее под руку, и они пошли на застекленную террасу. В открытую дверь было видно мужчин, развалившихся в креслах с сигарами. Спустившись на пару ступенек, отец Грег приветственно помахал, и в ответ раздались громогласные приветствия. Мать плотно закрыла дверь. В воздухе повисла густая табачная вонь, а за отцом Грегом осталось заряженное негативом пространство, как после животного, которое улепетывает в чащу с треском сучьев и шелестом листвы.
Мы с Синди оказались рядом, и она тут же принялась оглядывать комнату.
– Я слышала, тебе нравится работать с отцом Грегом, – начала она. – По-моему, это прекрасно. Джеймс тоже начал работать в приходе Драгоценнейшей Крови Христовой. Он в восторге и уже прислуживает у алтаря.
Я еще не видел Джеймса в роли алтарника, но, с другой стороны, в последнее время я мало волонтерствовал. Конечно, отец Грег уделяет время и другим – ему нужна помощь не только в сборе средств, он же наш священник, но на душе у меня стало тяжело при мысли, что отец Грег утешает Джеймса. Разве не я, как мне казалось, больше всего нуждаюсь сейчас в нем? Он единственный, который не говорит со мной сквозь зубы, как та же Синди: ее улыбка давала понять, что она меньше всего сейчас хочет стоять рядом со мной.
Я прошел через столовую к буфету. В кухне у встроенных духовок Елена спорила с двумя поварами, размахивая обгорелой деревянной ложкой. Она меня заметила, но не прервала свою тираду. Повара ее не слушали, и она кричала им в спину, пока те продолжали работать.
