Сегодня сямисэн можно разобрать на три части и уместить в небольшом чемоданчике. Так что теперь его легко можно самой принести для исполнения танца адзума или на репетицию, но раньше не было никакой возможности, уложив его во всю длину в ящик, взвалить себе на плечи.
Эти хакоя получали очень маленькое жалованье от союза гейш, но благодаря чаевым, которые им перепадали от ресторанов и самих гейш, они могли кое-как перебиваться.
Мне всегда было крайне неприятно, чтобы мой хакоя тревожил меня в школе, но это было необходимо в случае неожиданно устраиваемой днем встречи.
Дневные мероприятия, например большой прием на открытом воздухе или прогулка на лодке, оговаривались примерно за месяц, причем нам сообщались день и время. Поэтому я могла заблаговременно отпроситься в школе. Однако, если в Токио неожиданно приезжал какой-либо гость всего на два-три дня, не было иного выхода, как отметить встречу в тот же день.
Тогда я спешно отправлялась домой, подкалывала свои косы, надевала красивое, девичьего фасона кимоно. Можно было выбрать и сине-белое крепдешиновое кимоно с броским оби, если сверху надевалась накидка хаори. Отсюда хакоя и называли само такое мероприятие «идти в чем есть», что попросту означало, что здесь не требуется официального костюма.
В случае подобного дневного мероприятия наш хакоя Хан-тян прежде всего вызывал завхоза школы Ёнэду, который затем, шаркая своими резиновыми шлепанцами, подходил к окну нашего класса и улыбался, обнаружив меня. Это был очень добродушный старик.
Затем господин Ёнэда входил в класс и что-то шептал на ухо нашему учителю английского. После этого учитель по-английски говорил: «Барышня Накамура, у вас кто-то внезапно заболел. Ступайте, пожалуйста, домой».
Мне все становилось понятным! Я быстро собирала свои вещи, в меру выражая испуг, вставала, кланялась учителю и покидала класс.
Господин Ёнэда выражал сочувствие:
— Видно, опять стало плохо вашей бабушке?
— Не беспокойтесь, пожалуйста, — отвечала я, выскальзывала на улицу и садилась в такси.
Каждый раз, когда приходилось участвовать в дневном торжестве, мы придумывали разные отговорки — дескать, больна моя бабушка, или у меня болит живот, или умер один из моих родственников.
Любовные истории в хакобэя
Вполне естественно, что между гейшами и артистами, которые в ожидании посетителей собирались в хакобэя вокруг жаровен, завязывались романы.
Почетные гости часто опаздывали, и в это время между сидящими вокруг жаровен в нашей уборной велись самые задушевные беседы. Гейши постарше, которым было около пятидесяти, главным образом судачили о том, сколь несносны и дерзки молоденькие гейши, или что некая дебютантка уже через три дня после утверждения ее в звании гейши смогла прибрать к рукам сказочно богатого поклонника. Мы же, молодые, горячо обсуждали мужчин, о которых грезили девичьи сердца.
«Он учится в университете Кэйо, значит, он определенно когда-то станет министром. Я буду стараться работать как можно больше, а когда учеба у него подойдет к концу, мы обязательно поженимся. Сейчас же я встречаюсь с ним только по пути с лекций в кафе „Мои ами“…»
«Я так сильно люблю его, а он ничего об этом не знает. Я поклялась перед Хаккан-сама1, что откажусь от мандаринов и мороженого, лишь бы он ответил мне взаимностью», — вздыхает другая.
«Он восходящая звезда, и я подарила ему подушечку для сидения с гербом хиёку», — мечтательно произносит следующая молодая гейша.
Герб хиёку представляет собой новый герб, который составляется из собственного герба и герба возлюбленного. Герб моей подруги Судзумэ представлял цветок с ромбовидными листьями, тогда как на гербе ее возлюбленного было много вееров. В новом гербе она поменяла среднее опахало на ромбовидные цветы…
Другая моя знакомая имела герб в виде апельсина с листьями самого дерева, а у ее возлюбленного там был сетчатый узор. Она соединила оба изображения, и получился герб основателя буддийской школы нитирэн-сю. Эта оплошность всех потешила.В то время молодые гейши увлекались тем, что перенимали гербы своих возлюбленных. Если у влюб ленной пары отсутствовала любовная связь и их отношения были еще платоническими, подобное сочетание гербов могло служить объяснением в любви.Таким образом даже самые молодые гейши находили выражение своим мечтаниям.
Двенадцатилетние ученицы, сидя вокруг жаровен, говорили о сладких бобах из Вакамацу, о том, что там порции больше, нежели в Тацутано. В таком возрасте скорее занимает умы еда, а не любовь.
В то время еще не было законов по защите детей, и поэтому уже с двенадцати лет можно было обучаться профессии гейши, и у нас было много совершенно очаровательных малышек учениц.
Как бы то ни было, каждая группа обсуждала близкую ей тему, и люди одного возраста всегда усаживались вместе.
Когда же разговор среди гейш переходил на детей, тотчас вмешивалась хозяйка Омицу: «Ну-ка, прекращайте перед выходом говорить о детях. Ваши лица и так уже выглядят чересчур обыденными». Здесь все еще царит представление о прекрасном, изящном личике гейши, на котором нет и следа повседневных забот. В этом кругу также царит негласный запрет на еду в присутствии гостей. Как бы ни велик был голод или как бы ни хотелось ей есть, гейша должна была себя сдерживать. Но если сам гость что-то предлагает гейше, она имеет право это отведать. Выказать желание чего-то выпить считается неприличным, и запрещается даже просить позволения сделать лишь глоток.
Гейши, получившие прозвище «выпивохи», соревновались в выпивке с наиболее крепкими в этом отношении гостями, но такие гейши были редким исключением. На протяжении своей продолжительной карьеры я наблюдала всего два или три таких случая, и то в довольно узком кругу.
Значительно позже меня несколько раз приглашали в лучшие бары или ночные клубы в Гиндзе, и меня поразило, что сопровождающие гостей девушки брались за бутерброды и фрукты и пригубливали вино. У нас царили совершенно иные нравы… Однако чем больше едят и пьют такие девушки, тем, естественно, больше расходы самого заведения, где те работают.
Дальше, гейшам запрещалось вести приватные беседы между собой в присутствии гостей.
С той минуты, как гейша оказывалась в кругу приглашенных гостей, ее время принадлежало им. Ей строго возбранялось болтать тогда с подругами. Позже в одном ночном клубе я как-то подслушала, о чем беседуют между собой работающие там девушки.
— Что ты еще вчера делала?
— Я была в «Кикудзуси» приглашена на суси. Тебе следовало бы тоже туда пойти.
— Я не ожидала, что он будет столь великодушен.
Тут я вновь со всей отчетливостью ощутила, сколь иным оказывается воспитание этих девушек-служащих по сравнению с симбаси-гейшами.
Однако вернемся обратно в хакобэя.
Часто случалось, что какой-либо артист и молодая гейша понравятся друг другу и затем им, естественно, захочется встречаться наедине. Постепенно между ними рождается глубокое чувство и, наконец, образуется супружеская пара.
Кроме этого, были еще дамские угодники вроде Янагия Микимацу, который свое счастье искал поочередно и без разбора у всех женщин.
«Какие у тебя прекрасные, обворожительные глазки», — говорил Микимацу, беря руку молодой гейши. А поскольку делал он это на глазах у всех, то все происходящее можно также воспринимать как шутку.
«Кихару, а не пообедать ли нам где-нибудь вдвоем? Я похищу твою невинность», — говорил он, совершенно не церемонясь.
Выражение «похитить невинность» стало крылатым. Когда моя подруга Мицурю брала меня за руку и шептала: «Я похищу твою невинность, малышка Кихару», — мы все хихикали. Маэстро Микимацу вворачивал это выражение, выступая на сцене и на всех приемах, когда после своих эротических каламбуров импровизировал: «Я похищу твою невинность!» — чтобы затем высоким, женским голосом завизжать: «Убирайся прочь, болван».
— Маэстро, сегодня вечером мы хотим похитить твою невинность, — переиначили мы его остроту. Но сам трюк имел успех. Сколько гейш согласилось пойти с ним обедать, никому не известно…
Тогда артистов мы называли сэнсэй — маэстро, но Микимацу ругался: «Что за чушь величать меня сэнсэй».
Только бродячих певцов Тэйдзана и Бакин мы действительно именовали сэнсэй, возможно, из-за благоговейного отношения к тем их историям, которые повествовали о столь невероятно храбрых героях.
Позже мы стали называть сэнсэй слепого массажиста, повара и вообще всех. Но раньше часто случалось так, что обычные люди считали, что над ними подтрунивают, когда к ним обращаются со словом сэнсэй.
Сэнсэй прежде служило обращением ко всем преподавателям в университетах, школах и детских учреждениях. Помимо них, так уважительно обращались еще к врачам и адвокатам.
Всех владелиц заведений именовали оками-сан — хозяйка. О женщине, которая была выходцем верхнего города, не говорили как о госпоже.
