Сэнсэй прежде служило обращением ко всем преподавателям в университетах, школах и детских учреждениях. Помимо них, так уважительно обращались еще к врачам и адвокатам.
Всех владелиц заведений именовали оками-сан — хозяйка. О женщине, которая была выходцем верхнего города, не говорили как о госпоже.
Но жены врачей и учителей, даже если они происходили из верхней части города, были госпожами, тогда как зеленщицы и торговки рыбой таковыми не считались. Оками-сан оставалась окалш-сан вне зависимости от размеров ее ресторана или рёкан — гостиницы.
Когда однажды одного из гостей, что отправлялся за границу, мы повезли в Йокохаму, нас сопровождала служанка из чайного домика «Юкимура» («Заснеженная деревня»), что в Симбаси.
— Я лишь замещаю свою госпожу, которая сегодня занята, — извинялась она.
При этом разговоре присутствовал Мацуи Суй-сэй.
— Ну вот, окалш-сан одного из заведений в Цу-кудзи уже выбилась в госпожи. Видать, далеко дело заходит, — с огорчением заметил он.
В последующие годы уже всех стали называть «госпожами», даже жен пекарей и молочниц, однако в пору моей юности японский язык был еще значительно богаче смысловыми оттенками, нежели сейчас.
Впрочем, сам Мацуи Суйсэй перебрался в Голливуд. Он был прирожденным «озвучивателем» немых фильмов. Когда из Америки приезжали варьете вроде Marcus-Show, он непременно вел их по-английски и по-японски. Как я помню, он выступал в Marcus-Show вместе с актером Дэнни Кеем, который тогда только начинал свою карьеру.
Теперь я хочу немного рассказать о своей лучшей подруге Коэйрё. Она была выходцем из одного большого заведения гейш и прославилась своим исполнением танца куклы.
Когда мне, к примеру, не давала прохода какая-нибудь злюка гейша, я могла быть совершенно уверена, что она придет мне на помощь, приструнит не в меру разошедшуюся гейшу и защитит меня. Когда я однажды со своей высоко взбитой прической надела фиолетовое кимоно с живописным рисунком, одна язвительная гейша бросила мне в лицо:
— Ты выглядишь как чья-то богатенькая дочурка, спешащая на олшсш, а вовсе не как гейша. Ну мы и разоделись!
Неброское кимоно, высоко взбитая прическа, чтобы по возможности выглядеть дочкой богатых родителей, — все это было во вкусе моей бабушки.
Когда появлялась Коэйрё, у меня сразу же становилось легко на сердце. Он была прирожденной гейшей и бойкой на язык. Когда я была готова расплакаться, а внутри все клокотало от гнева, она быстро находила нужное словцо, которое я бы сама с удовольствием вставила.
И как раз она, моя лучшая подруга, должна была стать женой маэстро Янагия Кингоро. Все началось с посиделок у жаровен в хакобэя. Коэйрё имела большой талант к подражанию, и особенно ей удавалось передразнивать маэстро Кингоро. Так зародилась большая любовь, что заставило ее бросить занятие гейши и выйти замуж за Кингоро. У них родилось трое детей — две девочки и мальчик, который стал певцом стиля роккабилли (исполнение народных песен в ритме рока). Кингоро, который не мог оставить своих любовных похождений, почти сорок лет заставлял страдать Коэйрё.
Другой моей доброй приятельницей была Ити-судзу, «Колокольчик». Она долгое время была любовницей знаменитого режиссера Одзу Ясудзиро, но, поскольку его мать была против их союза, они так и не смогли пожениться.
Временами доходили до моего слуха любовные истории и других гейш. Особенно меня потрясла история Тиёумэ, бывшей значительно старше меня и покончившей с собой из-за любви. Она умерла в своем роскошном танцевальном кимоно вместе с гениальным пианистом Кондо Хакудзиро, после того как исполнила танец адзума. Оба тела были связаны красным крепдешиновым поясом, словно не хотели расставаться, и действительно, у них было такое умиротворение на лицах, будто они просто спят. Тогда для меня смерть от любви представлялась исполнением всех страстных томлений. И я постоянно твердила, что более всего жажду умереть от любви.
«Эта девочка говорит воистину пугающие вещи», — смеялись все при этом.
Порой при мысли о Тиёумэ у меня начинало биться сердце, тревожимое неизъяснимой красотой самоубийства из-за любви, и я неизменно спрашивала себя, встретится ли когда-нибудь в моей жизни человек, которого я могла бы так полюбить.
Молодые гейши часто влюблялись в киноактеров, эстрадных певцов, бейсболистов, артистов ка-буки, сказителей или танцоров. Они могли встретить предмет своих тогдашних грез на пути с занятий в таких кафе Гиндзы, как «Сэмбикия», «Сисэйдо» и «Мои ами». У молодых влюбленных едва ли водились деньги, а если они и были, то из-за посторонних глаз идти в известные чайные было невозможно.
Гейши-ученицы ели вместе со студентами университета Кэйо в Вакамацу сладкие бобы и, сидя, молча поглядывали друг на друга.
Подумать только, какими наивными, оказывается, были многие молодые гейши из «Мира цветов и ив», поскольку им приходилось расти в тепличных, далеких от суровой действительности условиях.
С наступлением мая мы постепенно готовились к перекрашиванию наших кимоно для лодочных прогулок.
Кимоно из крепдешина и золотого шитья при соприкосновении с соленым морским воздухом становились липкими, поэтому мы предпочитали в таких случаях кисею и органди.
Старались избегать красочных расцветок, предпочитая волнистый, орнаментальный узор либо полосатый рисунок, от которого веяло прохладой. Цвета преимущественно были простые, в виде сочетаний черно-белых, фиолетово-белых или сине-белых красок.
Большой популярностью пользовались также юката, на вороте которых красовались большие гербы, а на белую основу был нанесен размытый рисунок. От нижнего кимоно мы вовсе отказывались. Лишь выглядывал розового цвета воротник сорочки. Гейши помоложе носили сорочки с красным воротом в сочетании с высоко взбитой прической. В качестве пояса служили оби из шелка хаката без подкладки и оби из кисеи или органди. Поскольку они не требовали никакого жесткого, плотного вкладыша, то были очень легки.
Мне хочется описать одну из наших летних лодочных поездок, которые мы совершали, обдуваемые прохладным речным бризом.
По вечерам около шести от прибрежных ресторанов в Цукидзи отправлялись лодки, двигаясь вниз по реке Сумида. Навесы над жилой частью лодок украшались цветными бумажными фонариками, и их созерцание поднимало у всех настроение. С лодки открывался чудесный вид на парк Сумида, который был особенно красив в период цветения вишни сакуры.
Когда лодка причалила к берегу неподалеку от Высшей торговой школы, мы направились в Котои. У нас была вполне определенная цель, а именно: Ко-тои-дганго, знаменитые сладкие рисовые колобки.
Мы с наслаждением уплетали эти данго, а гейши постарше покупали их в качестве гостинца для оставшихся дома горничных и слуг и заботливо укладывали их в коробочки из щепы.
Кондитерша всегда провожала нас до самой лодки. «Почтите меня вновь своим вниманием», — говорила она на прощание.
Мы продолжали путь. В наступавших сумерках таяла фигура кондитерши, которая махала рукой. Постепенно зажигались огни. Когда мы проплывали мимо Янагибаси, то могли часто с реки наблюдать гулянья в ресторанах «Рёкотэй» и «Камасэй». В одном проходило большое торжество в огромном зале на первом этаже, где можно было различить фигуры танцующих гейш; в другом — лишь четыре или пять гостей, сидящих за столом в небольшом помещении и чему-то добродушно улыбающихся. Вокруг них порхают три юные гейши, поднося им пиво.
Затем наш путь лежал мимо обычных жилых домов. Родители и дети сидят вместе за столом и трапезничают. Вот молодая хозяйка снимает под навесом высохшие детские пеленки. Тогда все дома имели навесы, где вывешивалось белье. Минуя танцевальный театр «Симбаси», мы наблюдали на воде отражения неоновых огней. Далее мы направлялись в Синагаву. Поскольку тогда, разумеется, правили вручную, то движение весел создавало чудный плеск воды. Прежде экипаж лодки носил куртки кимоно с именами гейш Янагибаси и Симбаси и белые головные повязки в синий горошек.
У пристани Синагава лодка останавливалась, и гости обращались к лодочникам: «Отведайте глоток вина вместе с нами!»
Тогда члены экипажа снимали свои повязки со лба и охотно выпивали по кружке. К тому же мы предлагали им на небольших тарелках закуску. Нас обвевал прохладный ветерок, тот или другой гость с воодушевлением затягивал какую-нибудь народную песню, и пара гейш постарше усаживались поближе к своим давним приятелям.
В то время в окрестностях Омори еще росли пори, съедобные водоросли. Поэтому летом воздух был полон не только ароматом моря, но и запахом нори. Луна медленно скользила по небосклону, а вокруг, если не считать шума плещущихся о борт лодки волн, царила тишина. Порой тебя охватывало такое чувство, словно ты находишься в каком-то ином мире.
