- Ага.
- Где?
- В «Интуристе».
Смотрю, моя бутылочка уже пошла по кругу.
- Тоже сестрой?
- Милосердия, - усмехнулась я. - Ляль, прикури мне сигаретку и налей чайку. Пусть остынет. Я пока полежу. А то вторые сутки без сна…
- Ну, давайте, - Сергеевна подняла стакан с «Адвокатом». - Тань, может, примешь капельку?
- Таня же не пьет, Сергеевна! Сколько раз говорить? - Нервно заметила Лялька.
- За все хорошее, - Сергеевна шлепнула полстакана.
- Живут же люди, - выпила Нина. - А я все думаю, чего это Татьяна исключительно - сутки через трое?
- Рыба ищет где глубже… - Сергеевна прикончила стакан.
- Закусывайте, Сергеевна! - строго сказал Владимир Александрович. - А то так до утра не дотянете.
Он заметил, что у меня погасла сигарета, и дал мне прикурить моей же зажигалкой.
- Нравится? - Я увидела, как он рассматривает зажигалку.
- Прелесть.
- Возьми себе…
- Что ты!
- Бери, бери. У красивого мужика должны быть красивые вещи, - я и сама не заметила, что разговариваю с ним на «ты». - Ребята, вы одну плитку шоколада распатроньте, а вторую… Сергеевна! Спрячьте вторую плитку для внучки. Вон ту, с собачками.
- Это правильно. Давай, - Сергеевна сунула плитку в карман замызганного халата. - Ты у нас, как божий ангел, Татьяна.
Мне это так понравилось, даже спать расхотелось.
- Кто у нас не охвачен? - говорю. - Нинка, забирай всю сигаретную «фирму»! Оставь открытую пачку. До утра хватит.
- Танюшка! Слов нет!..
- А ты, Лялька, достань у меня из сумки пакет. И примерь. Вроде бы твой размер.
Лялька залезла ко мне в сумку и достала оттуда пакет с натуральными джапанскими кроссовками на липучках. Тут все отпали! Кроме Сергеевны:
- Хорошие тапочки. Ноги в них не потеют?
- «Тапочки»?! - Еле выговорила Нинка. - Да это!.. Это…
- Королевский подарок, - усмехнулся наш доктор.
Лялька - та просто онемела. Стоит, прижала кроссовки к груди…
С днем рождения, Лялька, - устало говорю я. - Желаю тебе всего самого лучшего. И обязательно в этом году поступить в институт.
- Ой, правда! У меня же завтра день рождения!..
- Сегодня, - поправила я ее. - Уже сегодня.
- Дак налить же надо! - решительно взялась за бутылку Сергеевна.
Но в эту секунду в дверях ординаторской появился больной в застиранном байковом халате.
- Извиняюсь, - сказал он, щурясь от яркого света. - Там, кажется,
Иван Афанасьевич умер.
Нас словно взрывом подбросило!
Ох, и надергались мы с этим Иваном Афанасьевичем! Все пытались вытянуть его с того света. Только появится какой-то проблеск, снова старик от нас уходит. Уплывает Иван Афанасьевич по другую сторону бытия, где уже никому ни хрена не требуется.
Мы с Нинкой ассистируем, путаемся, как слепые котята, но вроде все путем. Лялька тут же, на подхвате. Сергеевна мечется.
Тогда Володя раскрыл ему грудную клетку, взял сердце Ивана Афанасьевича в руку и… Пошел прямой массаж! Зачавкало, слава богу. Заработало…
…Едем из операционной в палату. Я как была в ординаторской босиком, так босиком и шлепаю, качу рядом с каталкой капельницу на колесиках. Нинка на ходу подушку кислородную поправляет. Владимир Александрович за пульсом старика следит. Все кровью заляпаны, маски на шее висят. А вокруг больные. Всполошились, бедняги, перетрусили. И этот стоит - гонец в кальсонах.
- «Умер», «умер»!.. Паникер несчастный, мать твою за ногу, - говорю я ему. - Ну-ка, марш все по палатам!
- Танюша, увидимся сегодня вечером? - тихо спрашивает меня на ходу Владимир Александрович. - Сходим к моему приятелю, посмотрим видео…
Ах, крепенький паренек! Только что в человеческой крови руки полоскал, а уже норовит ко мне под юбку залезть!
- Где же ты раньше был, Вовик? - смеюсь я, а сама слежу, чтобы игла из вены Ивана Афанасьевича не выскочила. - Теперь - хана. Замуж выхожу…
В пятом часу утра я села раскладывать лекарство по записи к утреннему приему. Бежит Лялька. Глаза - девять на двенадцать. Оглядывается по сторонам, будто ее партизаны в разведку послали. Подлетела ко мне и давай шептать.
- Ладно, - говорю. - Не гони картину. Подождут.
Я встала, зашла к Ивану Афанасьевичу, поправила кислородную трубочку под лейкопластырем на его небритой верхней губе, уменьшила частоту подачи капельницы, послушала, как он дышит, и вышла из палаты. Заглянула к Нине на первый пост:
- Нинуля, посмотри за моими. Я минут на десять смоюсь.
На лестнице меня уже ждала Лялька. Любопытная, как кошка!
- Можно мне с тобой?
- Косынку поправь. Ходишь как халда.
Спускаемся во двор. Больничка у нас старая, со времен царя Гороха. Дворик такой серенький, петербургский. А посреди двора стоит голубая «семерка» с распахнутыми дверцами и сама Кисуля при полном параде сидит за рулем и приемничек крутит. Рядом Симка-Гулливер. Выставила свои длинные ноги наружу и покуривает.
- Привет, - говорю. - Каким ветром?
- Заходи! Гостем будешь! - С грузинским акцентом отвечает Кисуля и открывает задние дверцы.
Мы с Лялькой влезаем в машину, закуриваем. Лялька глаз оторвать не может от Кисули и от Гулливера. Конечно, девки прикинуты будь здоров и не кашляй. Ляльке такое и не снилось…
Кисуля осторожно покосилась на Ляльку. Я ее успокоила:
- Теоретически ребенок подкован.
- Пора в свет выводить, - смеется Гулливер.
- Перебьется, - говорю. - Работа была?
- Да ну… Фуфло одно, - машет рукой Кисуля. - «Штатника» из валютного бара вынула, а он в нажоре. Лыка не вяжет - в дело употреблен быть не может. Возился, возился - все без толку. Только время потеряла.
- И мимо денег пролетела?
- Она-то не пролетела, - смеется Гулливер. - Она свои сто баксов скушала. Это я пролетела. Но как! Сдохнуть можно!.. Кидаю Генке-халдею пятнашку. Он меня сажает стол в стол со здоровенным френчем. Бугай выше меня. Плечи - во! Морда - застрелись!.. К трем часам ночи я его в тачку, везу к себе, а он мне по дороге заявляет, что женщинами не интересуется, а любит только мужчин. И если я ему сейчас мужика предоставлю - триста франков мои. Ну надо же! Я ему говорю: «Ах ты ж, гомосек несчастный! Я на тебя полночи убила… Плати неустойку!» Алексей Петрович, водила из второго таксомоторного, - ты его знаешь, - хохочет - я думала, мы во что-нибудь врубимся. Короче, разворачиваем тачку и обратно. Вот и считай - пятера - на входе, рупь - гардероб, пятнашка - Генке, четвертак - Алексею Петровичу. Одни убытки…
- Неустойку сдернула?
- Как же! Заплатит френч неустойку! Будто ты не знаешь… За франк удавится, педрила-мученик. Хорошо, в это время Кисуля отработала и на пандусе меня подобрала.
- Ко мне-то чего приехали?
- Хотели посмотреть на уникальное явление в нашем профсоюзе. Как интердевочка на государство молотит.
- В свободное от работы время, - смеется Гулливер.
- Сутки через трое - работа не пыльная. Зато спокойней.
- Кому? - улыбается Кисуля.
- Мне. Маме моей. Всем.
- Под каждой крышей - свои мыши. Мы тебе к свадьбе подарочек привезли, Танюха.
- Специальное пособие для экспортных невест, - говорит Симка и протягивает мне бумагу, сложенную вдвое.
Я разворачиваю, а там какая-то инструкция.
- Что это?
- Список справок и документов, необходимых для выезда из Советского Союза. Порядок очередности подачи и официальные сроки принятия решений. По каждой справке, представляешь?
- Малейшая ошибка, и начинай все сначала. Начнут футболить… Как Светку-маленькую, как Маню-кнопку, помнишь?
- Затянут оформление года на три и - привет из Швеции! Менты эту инструкцию, знаешь, как хранят?!
- Почему?
- По кочану. Чтобы «за бугор» не выпускать.
- Ясно. Где достали?
- «Капуста» - великая штука, - рассмеялась Гулливер.
- Сколько должна?
- Не бери в голову. Рассчитаемся. Кстати, тебе песец не нужен?
- Сколько тянет?
- Для тебя - тысяча баксов. Или, как говорят московские коллеги, - таузенд грюников.
- Валюты, слава богу, на руках нет. А «деревянными»?
- Четыре штуки - и песец твой.
- Матери взять, что ли? У нее на зиму ничего нет. Покажи.
- Вон, пакет у заднего стекла.
Я достала пакет и вытащила замечательную норвежскую песцовую шубку. Лялька даже ахнула.
- Ну-ка, выметайся, - сказала я ей. - Прикинь…
Лялька вылезла, надела шубку прямо на халат, сдернула с головы косынку и распустила по плечам волосы.
Шубка была отличная. Но Лялька в этой шубке смотрелась так, что мы просто отпали! И это несмотря на то, что Лялька была в стоптанных больничных тапочках, а окружал ее обшарпанный колодец петербургского двора, забитый черт знает каким грязным хламом…
- Да… Девочка - зашибись! - удивилась Кисуля.
