Вот и все.
Получасом спустя Сэм уже говорит по телефону с девушкой из аэропорта.
-да. Два билета Лос-Анджелес – Окленд. Что? Только через сутки? Вы что, с ума там сошли? – впервые вижу его таким рассерженным.
А я просто сижу в кресле, рассматривая обои. Кажется, я морально умер, и от меня осталась только боль.
-через час? Отлично! Мы будем! Сэм Зайрен! – он отключает телефон. – все, Ларс, мы… - он поворачивается ко мне. – Ларс? Ты в порядке?
-а ты как думаешь, - произношу я, чувствуя, что вот-вот опять хлынут слезы.
Я не могу держать это горе в себе.
-Ларсен! Они не сказали, что Ники умерла. Успокойся.
-она умрет.
-Ларс!
-она умрет! – и я заливаюсь слезами, как никогда в жизни, уткнувшись лицом в спинку кресла.
Господи, что угодно, но только бы не смерть Ники!!!
-это точно не будет больно? – с опаской спрашиваю я.
Мама стоит рядом.
За окном палаты хлещет дождь и воет ветер. Типичная серая Греймутская весна…
-нет, что ты, Ники, - ласково говорит мистер Райман, анестезиолог, держа в руках маску. – я надену ее на тебя, и ты уснешь.
-а… а как же Ларсен? – я растерянно смотрю на маму. – он же обещал прилететь…
Сутки назад меня привезли в мрачную центральную больницу Греймута. Спустя полтора часа после этого маме позвонил Ларсен и обещал прилететь с Сэмом первым же рейсом. Прошли почти сутки.
Весь прошедший год был ужасным. После того, как мы вернулись домой, я не могла ничего с собой поделать. Я ревела из-за Ларсена целыми днями. Я ни разу не написала ему ничего. Я не следила за ним в интернете. Я чувствовала, что я умираю. Наш последний разговор с Ларсом стал поворотной точкой. Кажется, он почувствовал мою смерть еще раньше меня. Он боялся этого. Он не хотел, чтобы это причиняло ему сильную боль, поэтому так нам должно было стать лучше…
Кап, кап. То ли это слезы, а то ли дождь. Почему мне не дали даже поговорить с Ларсом? У меня плохое предчувствие. Вдруг я умру? Ведь, несмотря на все уверения наших греймутских врачей, я слышу, как в их фразах скользит подтекст: «ты достойно, боролась Ники. Но увы, даже самым замечательным из людей еще не удавалось перебороть рак. Мы будем помнить тебя…».
А мы даже не увиделись с Ларсом… я не попросила у него прощения… мы так ничего и не прояснили. Как бы я хотела, чтобы время можно было отмотать назад… во всем виновата я. И моя глупость. Если бы не она, мы сейчас были бы вместе… и возможно, втроем.
На глаза накатывают слезы. И я чертовски боюсь этой маски.
-я не знаю, Ники, - она растеряна, в ее глазах слезы.
-Ники, давай, - твердо, но нетерпеливо говорит доктор Уэллс.
-давай, - говорит медсестра мисс Ньюби.
Я поглядываю на их лица, на моем лице неожиданно появляется глуповатая улыбка, какая появлялась всегда, когда я впервые делала что-то глупое. Будь что будет, я готова.
-все ведь будет так, как вы говорите? – спрашиваю я и глубоко вдыхаю.
Ларсен. Я знаю, он будет рядом.
-давайте. Я готова.
И этого будет достаточно. Хоть я и не увижу его…
Свет! Чувствую сквозь прикрытые веки холодный свет ламп. Я пытаюсь открыть глаза. Неужели все закончилось?
Но не получается. Черт. Что это? Я слышу голоса.
-скальпель, доктор Швайцер.
Звон и звяканье металлических инструментов. Я чувствую себя как в кошмаре, когда не можешь проснуться.
Меня схватывает дикий страх, и я с ужасом осознаю, что происходит. Он давит мне на грудь, на сердце, и я чувствую, что начинаю задыхаться от ужаса. Нет. Нет. Этого не может быть.
Из моей груди вырывается дикий вопль, хоть я и не могу открыть глаза и вскочить. Боже…
-Господи. Марк, - слышу я голос доктора, обращающийся к анестезиологу.
Слышу звон инструментов, которые кладут на стол.
-ты уверен, что сделал все правильно?
-да, доктор Уэллс…
-она в сознании. – я чувствую, что он склонился надо мной.
-она чувствует? Слышит нас? – спрашивает мистер Райман.
Меня парализует страх. Я не могу ни шевельнуться, ни произнести ни звука больше… я фактически умираю. Господи, помоги мне.
-маску еще раз, Марк.
Меня схватывает ледяной ужас.
Я чувствую, как мне пытаются надеть ее на лицо, пытаюсь увернуться, Господи, Господи, вызволи меня с этого адского стола! Но все усилия тщетны, анестезиолог знает свое дело, и вскоре нос и рот мне чуть ли не затыкают, и я начинаю проваливаться в темноту…
Ларсен… я люблю тебя…
-где она, где она?
Оцепенение сменилось яростью, расталкивая всех вокруг, я несусь по коридору. Операционная. В коридоре сидят миссис Маклемур с мистером Маклемур, брат Ники, Ли с бабушкой, Этан и многие другие родственники и друзья Ники…
-как она, что с ней? – я в ужасе смотрю на табличку «операционная».
-Ники на операции, - со слезами отвечает мама Ники.
Я растерянно замираю на месте. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Бедная моя, бедная Ники!
-мы все молимся за нее… - говорит одна из бабушек Ники, и в этот момент из-за дверей доносится неистовый вопль.
-Ники!!!
Мое сердце пронзается ужасом и болью.
-что с ней?! Нет!!! – кричу я.
Сэм хватает меня.
-Ларс, Ларс, успокойся, Ларс…
Но я отбиваюсь, ударяю друга, вырываюсь и кричу.
-что с ней? Что с ней делают? Зачем? Зачем? Если она все равно умрет! Зачем эти мучения? Зачем я ее люблю? Зачем жить? – я уже не соображаю, что нему. - Зачем существует наш мир, если все мы умрем? Зачем это все?!
-Ларс!
-к черту!!!
Я слышу, что один из врачей выходит, чтобы отругать меня, но я разворачиваюсь и бегу по лестнице, выбегаю на улицу… сажусь в арендованную машину, еду, еду, пока мне на глаза не попадается какой-то бар.
Я сижу полночи и пью, безудержно заливая свое горе коньяком и виски, я уже даже не плачу, я трясусь от горя. Никто не подходит ко мне и не спрашивает меня ни о чем – я просто умираю в одиночестве.
Ближе к полуночи звонит мой телефон.
-мистер Столлингворт… - слышу я траурный голос. – только что Николь Маклемур умерла…
-суки!!! Суки!!! – кричу я в трубку. – суки!!! Она не должна была умереть!!! Суки!!!
Бармен просит меня покинуть заведение, я швыряю деньги на стойку и выхожу, беспомощно валюсь на лавочку под ближайшими деревьями. Льет дождь как из ведра. Темно. Ветрено.
Я не чувствую ничего, я сижу, обхватив голову руками и безудержно рыдая. Все, все, все, все кончено.
Мир исчез. Остались лишь темнота, дождь, холод, ветер, отчаяние, и боль. Боль. Боль. Бесконечная боль.
Вместо сердца будто дыра, словно его вырвали. Боль пронзает насквозь. Я не чувствую ничего.
Вот и все. Ники умерла. Умерла. Зачем теперь существую и я.
-Ларс, Ларс, я нашел тебя! – кто-то трясет меня за плечо.
Я чувствую, что лежу на мокрой жесткой скамейке. Темно. Я сразу вспоминаю все последние события. Сердце пронзает боль.
-Ларс! – посмотри на меня.
Усилием Сэм поднимает меня и разворачивает к себе.
-Ларс! Ларс!
-Сэм. Она умерла. Все. Ники больше нет. Понимаешь? Умерла. А с ней умер, и я…
-Ларсен, не пори ерунду! – Сэм хватает меня за воротник рубашки и поднимает. – пошли, Ларс.
-куда? Пусти меня! – я начинаю вырываться.
Зачем? Куда мне идти? Для меня все кончено. Мне никуда возвращаться. У меня больше нет никого.
Я произношу эти слова и осознаю сказанное.
Действительно, действительно… что… кто у меня теперь есть?
Родители? Родителям я не нужен очень давно. Для родителей я – всего лишь блудный сын, раз в год вспоминающий об их существовании, а в остальное время просаживающий своим же честно заработанным трудом деньги, распущенный идиот с чувством вседозволенности.
Остальные родственники? Да та же хрень.
Мириам? Не думаю, что она меня простила. Я так безжалостно ей пользовался, что даже и не знаю, откуда во мне взялось столько жестокости. Мириам может утешить, пригреть, но… простить она не сможет никогда. Я знаю, я так ранил ее сердце, как никто другой никого не ранил никогда.
Рози? Моя первая, школьная любовь, оказавшаяся не невинной в момент первой нашей близости? Готов поспорить, что с тех пор, как я стал знаменитым, она сидит и бесится, что не может стрясти с меня алименты, и ничего более. Или вообще, давным –давно уже позабыла про меня, и имя мое проклято.
Рози, Софи, Холли, Эшли, Руби, Тони, Одри, Карли, Диди, Джули, Мелани… все мои бывшие девушки? Да я просто ими пользовался без зазрения совести, как и Мириам. Наверняка, никто из них даже не позвонит и не выразит мне свои фальшивые лицемерные соболезнования. Никто.
Фанаты и фанатки? Я вас умоляю. В большинстве своем, мои фанаты – это стадо шестнадцатилетних девочек, которые сохнут по мне, моей смазливой внешности, моим легким танцевальным песенкам и моему имиджу плохого парня. Думаю, они легко найдут себе замену.
