Ах, какое это имеет значение. Они же с мужем развелись задолго до его ареста, так что у нее вполне могли и не делать обыска — выслали, и все. И книги, наверное, не то чтобы совсем уж были запрещены. Просто не рекомендованы для широкого чтения. А может, и нет?.. Специально этим вопросом Евгения Сергеевна не интересовалась, и, кстати, у них в доме тоже было много запрещенных книг, однако муж держал их открыто, не прятал.
Нет, думать плохо о Надежде Петровне нельзя. Как нельзя подумать что-нибудь такое и об Уварове.
А может, тот, пятый, ушел все-таки не до разговора, а после?.. И как-то незаметно он ушел, тихо, ни слова никому не сказав, не попрощавшись даже. А что, если… Что, если он и не ушел, а прятался, например, в кухне, за занавеской?..
— Мам, — потревожил мысли Евгении Сергеевны Андрей. — Павел Васильевич, наверно, от папы приехал…
— Он что, приезжий?
— Я же тебе говорил.
— Господи, сынок, ничего ты мне не говорил, — устало сказала Евгения Сергеевна. — А нужно было с этого начать. Давай все сначала, это очень важно.
Андрей повторил рассказ о том, как пришел Павел Васильевич, как был огорчен, что матери нет дома, как попросил попить, а потом поинтересовался, как они живут. Он пересказал — очень приблизительно, — о чем они говорили, как гость показывал фокусы и как он сам показывал ему бирюльки, утаив, что они играли, потому что стыдно было признаться, что проиграл… И еще рассказал, что Павел Васильевич не велел никому рассказывать о его приходе, хотя, по правде говоря, Андрей не помнил, на самом ли деле это было так. Впрочем, по его мнению, он должен был предупредить об этом. Скорее всего, просто забыл или понадеялся, что Андрей догадается сам. Вел-то он себя осторожно, даже занавеску на окне задернул, наверняка, значит, не хотел, чтобы его увидели через окно…
А Евгения Сергеевна, плохо слушая подробности, ухватилась за тот факт, что гость приехал, именно приехал, что имело для нее решающее значение, ибо действительно могло означать, что он от мужа.
Боязно было поверить, но все сходилось. Визитер, который приходил к Алексею Григорьевичу, предупреждал ведь, чтобы она ничему не удивлялась, чтобы была осторожна, а это могло означать, что он подготавливал приход Павла Васильевича… Или сам же Павел Васильевич и был у Алексея Григорьевича. Возможно, очень возможно, что так и было. И главное, не было никаких официальных известий о смерти мужа. Вот и Фатеев, и Алферов обещали навести справки, но им ничего, не удалось узнать. Они не нашли никаких следов. Конечно, в Ленинграде, еще не снята блокада, там трудно что-нибудь выяснить, но дела-то хранятся, наверное, в Москве, или уж, по крайней мере, в Москве имеются сведения о тех, кого расстреливали, а вот о муже таких сведений не нашлось. И это хороший признак. Неизвестность оставляет надежду. Пусть слабенькую, но все же надежду. Поработав в управлении, Евгения Сергеевна знала, что учет мертвых в этом ведомстве налажен безукоризненно. То есть учет вообще налажен, но все-таки если заключенный жив и находится где-нибудь за тридевять земель, да еще в спецлагере, сведения о нем получить трудно, а если расстрелян или умер — тогда совсем другое дело…
Однако недолго она тешила себя мыслями о том, что муж не только жив, но даже нашел способ дать о себе знать. Пережив краткие мгновения радостного подъема, отчего кровь приливала к голове и стучала громко в затылке, она поняла, что все это — наивность чистой воды, глупость, непростительная для взрослого человека. Тем более непростительная, что она-то работает в управлении лагерей. Откуда, например, муж мог бы узнать ее адрес?.. Можно, конечно, допустить, что этот таинственный Павел Васильевич, как и Фатеев, знал мужа раньше и тоже работает (служит) в одном с ним ведомстве, так что для него не составило бы труда узнать адрес; что он приехал в Койву по своим служебным делам и не хочет, чтобы здешние его коллеги пронюхали, что он был у нее. Возможно такое?.. Да, возможно. Однако слишком уж много получается допущений, которые сами по себе также нуждаются в допущениях, да и не укладывается в эту схему ее командировка. Остается допустить еще и случайность, совпадение. А не верилось, нет, не верилось — хотя и хотелось, — Евгении Сергеевне в подобные совпадения. Здравый смысл подсказывал, что история эта таит в себе какую-то опасность…
А может, это «привет» из деревни, то есть приехали по ее душу из Радлова?.. Или Дмитрий Иванович, прознав что-то о грозящей ей опасности с этой стороны, решился на отчаянный шаг — взял и приехал самовольно в Койву, чтобы предостеречь ее?.. Логичное и успокоительное объяснение. Как он узнал, что она живет в доме Алексея Григорьевича и что тот работает дежурным на станции?.. Господи, да через того же Уварова. Утром приехал, встретился с Уваровым, передал Алексею Григорьевичу, что ей грозят какие-то неприятности, и в тот же вечер уехал обратно…
Однако проходил день за днем, а Павел Васильевич не давал о себе знать, и не было никаких признаков, что кто-то интересуется ею. История эта начала уже казаться Евгении Сергеевне наваждением, когда однажды утром Зоя Казимировна шепнула, что ее вызывает уполномоченный НКВД товарищ Шутов.
— А не Фатеев? — переспросила она, чувствуя, как замерло сердце от вспыхнувшей вновь надежды.
— Тс-с-с, — приложив палец к губам, сказала Зоя Казимировна. — Вы разве не знаете, что Фатеева больше нет?
Вот здесь бы Евгении Сергеевне вспомнить, что говорил Уваров о помощнике Фатеева, вспомнить, что думала о нем сама, — тогда, возможно, она вела бы себя с ним осторожнее, но она как-то не придала значения этому, хотя и почувствовала легкое разочарование в связи с тем, что Фатеева больше нет. Все-таки знакомый человек, и, что бы там ни было, к нему Евгения Сергеевна испытывала доверие. Она понимала, что до конца доверять нельзя никому, разве что себе, да и то лучше с оглядкой по сторонам, тем более нельзя сотрудникам органов, однако же именно Фатеев помог ей с пропиской и с работой тоже, и не доверять ему вовсе она не могла.
Шутов принял ее в том же кабинете, в котором принимал и Фатеев.
— Здравствуйте, здравствуйте, Евгения Сергеевна, — сказал он с радостной улыбкой, поднимаясь навстречу. Можно было подумать, что радость его неподдельна. — Присаживайтесь, прошу вас. — Он отодвинул от стола стул, чтобы ей было удобнее сесть. — Нам необходимо побеседовать, а в ногах, как говорится, правды нет. А знаете, почему так говорится?..
— Никогда не задумывалась.
— Правда — синоним истины, — чуть назидательно проговорил Шутов, по-прежнему улыбаясь, — а истина рождается в споре, не так ли?.. А много поспоришь на ногах?..
— Действительно, — сказала Евгения Сергеевна.
— Почему вы, кстати, не интересуетесь, зачем я вас пригласил и почему именно я?..
— Значит, так нужно. — Она пожала плечами. — А Фатеева что, опять куда-то перевели?
Шутов откинулся на спинку кресла, усмехнулся и сказал:
— Назовем это переводом. В конце концов, всякое понятие условность, не более того. Договорились называть… Да, почему вы сказали «опять»? — Лицо у него сделалось сосредоточенное, он как бы силился понять что-то, ухватить какую-то ускользающую мысль, и Евгения Сергеевна поняла, что допустила неосторожность, выдала и Фатеева, и себя — ведь он предупреждал, просил даже, чтобы она никому не говорила, что знает, где он работал раньше, до Койвы. — И давно вы знакомы с ним? — Теперь Шутов не улыбался, а смотрел на нее чуть сощурившись, не скрывая иронии.
Однако Евгения Сергеевна уже сообразила, что и как должна говорить.
— С того момента, как вы привели меня в этот кабинет. В этот, я не ошибаюсь?
— Плохо, очень плохо, — сказал Шутов, — Допустим… Но откуда же вы знаете, что он был переведен в Койву… из Ленинграда?
— О том, что из Ленинграда, слышу впервые, и это даже интересно. А вообще кто-то когда-то говорил, что он не местный. Да это и так видно.
— Выходит, что вы с кем-то и когда-то обсуждали этот вопрос? С кем же именно?
— Ей-богу, не помню. — Евгения Сергеевна все же взяла себя в руки и держалась теперь увереннее. — Скорее всего, просто был разговор. Я все-таки работаю тоже в органах.
— Да-да, — покивал, вздохнув, Шутов. — Что-то, где-то, кто-то, когда-то… Прямо сказочка про белого бычка. Однако вам не кажется странным, Евгения Сергеевна, что вы приехали в Койву, а здесь как раз служит переведенный из Ленинграда Фатеев, который знал вашего мужа?..
— Как это?.. — Она изобразила на лице удивление. — Откуда?..
— Ну-ну, уважаемая Евгения Сергеевна! — Шутов рассмеялся. — Не надо играть, актриса из вас никакая.
— Да вы что?! В чем вы меня подозреваете?..
— Пока только в связях, — сказал Шутов. — В связях, которые наводят на размышления. Давайте вместе порассуждаем. Итак, Фатеев — это раз. Уваров — это два. Кстати, с Уваровым вас связал, безусловно, ссыльный гражданин Журавлев Дмитрий Иванович, имеющий местом своего поднадзорного проживания деревню Серово Радловского района, откуда вы и прибыли в Койву, прекрасно понимая, что из милиции вас направят к Фатееву и таким образом…
