Валентина Петровна сидела над страницей с маленьким стихотвореньицем и уже раз пятый его перечитывала: не могла решить, то ли выдернуть из папки и выбросить, то ли оставить и дать повод поиздеваться, поёрничать московским искушённым в литературе гостям.
Меж дремучими лесами
В глубине болот Югры
Вахта трудится годами
От зари и до зари.
Завываются турбины,
Перекачивая газ,
Протекает мимо речка,
Извиваясь много раз.
Здесь стоит в лесном массиве
Сосен величавых стан,
Здесь с природой живет в мире
Наш родной Узюм-Юган.
Подпись: «Эл. монтёр ЭВС Стребиж Н.А.»
М-да-а… Кто он, этот Стребиж Н.А. из маленького Узюм-Югана? Какой национальности? Стребиж… Часто ли упражняется в стихотворстве?..
Валентина Петровна перелистнула страницу, желая, но и боясь найти ещё произведения этого Стребижа Н.А., но дальше было стихотворение Сухоткиной Д.В., диспетчера Лонг-Юганского ЛПУ, о тундре, синих снегах и вольном ветре. Вернулась к предыдущей странице.
Ладно, пусть остаётся Стребиж Н.А., пусть поглумятся специалисты-филологи над его неуклюжим, но искренним «Меж дремучими лесами…». А вдруг и поймут — такое тоже случается… Валентина Петровна вспомнила красавца-поэта, «живого классика», и ей представилось, как тот сидит в тёмном, набитом книгами и рукописями кабинете, пятнышко жёлтого света настольной лампы освещает этот листок, и поэт, наморщив лоб, сдвинув брови, дрожащим, почти ласковым шепотом басит: «Завываются турбины, перекачивая газ, протекает речка мимо, извиваясь много раз… — и лицо его разглаживается, глаза счастливо вспыхивают: — А ведь так и есть! Как хорошо, как верно схвачено!»
Валентине Петровне даже как-то легче сразу стало, почти весело. И тут же наткнулась в папке на то, что её возмутило.
— Сколько ведь говорила, а! — вскричала она, и рука сама собой потянулась к кнопке вызова секретарши. Но не нажала… Что ругаться… Наверняка пятьдесят таких вот листов убрала, а пятьдесят первый не заметила, пропустила.
Валентина Петровна ещё раз пробежала взглядом документ, который необходимо уничтожить:
«Начальнику Службы по связям с общественностью Рындиной В.П.
На Ваше письмо № 40/1991 от 09. 04. 04 сообщаю, что в Карнинском ЛПУ МГ пишет стихи инженер службы А и М Воинов Дмитрий Сергеевич 04. 10. 64 г. р. Стихи прилагаются.
Начальник Карнинского ЛПУ МГ Озорнов В.Н.»
Бумагорезка щёлкнула, мягко загудела, разогнала ножи и с жадным урчанием стала превращать лист в тонкие, похожие на спагетти, полоски.
Во Дворец Валентина Петровна прибыла заранее, проверила, как работают микрофоны, не забыли ли минералку для президиума, достаточно ли стаканчиков.
В кармане жакета задрожал мобильный. «Что ещё?! — ойкнуло в груди. — Кто? Геннадий? Петров? Бойко?..»
Выхватила телефон, цепанула глазами номер на экранчике. Фуф, домашний. И мгновенно успокоившись (значит, всё нормально у москвичей), но и с некоторой досадой нажала клавишу:
— Да! Что у вас?
— Привет, Валь, это я, — как всегда в последнее время, будто со сна, вяловато-натужный голос мужа. — Как у тебя?
— У меня? У меня всё хорошо. Сейчас открытие начнётся вот-вот, жду стою… — Валентина Петровна говорила, как она это умела, совсем негромко, почти беззвучно, но внятно. — А ты что? Случилось что-то?
— Да тут… Тут эта… После уроков встретила возле школы, — так же вяловато-натужно, но уже и с ноткой виноватости начал муж. — Эту встретил…
Валентина Петровна перебила:
— Говори быстрее. Сейчас Павел Дмитрич подъедет!
— А, ну да. Ну… В общем, моя выпускница давнишняя встретилась, просила поговорить с тобой…
— Так, — снова перебила Валентина Петровна, начиная догадываться. — Кто? По какому поводу?
— Эта, Галя Ищенко… Она стихи пишет. Просила посодействовать, чтоб в семинар записали…
— Да-а?! — Валентина Петровна на секунду потеряла контроль над голосом, заметила, что на неё оглянулись. — Всё у тебя? Передай этой Ищенке, что с интриганками я…
— При чём я-то тут? — И голос мужа слегка оживился. — Она просила, я тебе сообщаю. Решай сама… Я её сто лет не видел…
За окном появился микроавтобус Геннадия. Валентина Петровна бросила мужу:
— Всё, Алексей, вечером всё обсудим. Пока! — Сунула телефон в карман, оправила жакет, ещё раз боковым зрением взглянула на свое отражение. — Та-ак, с Богом…
Первым, как и в аэропорту, шёл Юрий Вадимович. В руках пакеты из крепкого шуршащего полиэтилена. Лицо слегка озабоченное, каким и должно быть лицо ответственного человека перед важным мероприятием. За Юрием Вадимовичем следовали остальные гости, но у этих на лицах в основном равнодушие, даже скорее показная тоскливость: устали, мол, от поездок, встреч, сидения в президиумах, от микрофонов…
К Юрию Вадимовичу тут же ринулись несколько его знакомых. Писатель и поэт Смолянков, профан и глупец, но зато добросовестный — золотые руки — строитель; за ним поэт Вязьмикин, очеркист Кругловецкий (их часто в «Российском Севере» печатают), поэт Загоров (его не печатают, и поэтому он здоровался громче всех, дольше всех тряс запястье Бойко). Когда главреду из Москвы совершенно перекрыли дорогу, подоспела Валентина Петровна:
— Добрый день! Прибыли? Проходите, пожалуйста, раздевайтесь. — Повела выпрямленной в локте рукой в сторону гардероба, и толпа тут же распалась, образовав просеку.
Юрий Вадимович двинулся вперёд, Валентина Петровна пошла рядом с ним.
— Пообедали?
— Да, спасибо, — кивнул Бойко и как-то бесцветно, дежурно добавил: — Отличная кухня…
— Стараемся.
В двух шагах от гардероба она отстала, пропуская мимо себя литературоведа, красавца-поэта, молодого Олега Романовича, певицу, артиста… Делегация начала стягивать свои куртки, пальто, пропитки, а Валентина Петровна скорым шагом направилась ко входу в малый концертный зал.
— Запускайте, — велела стоявшей наготове администраторше.
Молодая худая администраторша с сиреневатыми завитыми волосами, в клетчатом, почти мужском костюме, заметно набрала в грудь побольше воздуху и зычно выдохнула:
— Господа! Просим проходить в зал! — Снова глубокий вдох-набор и выдох: — И не забываем получать при входе портфель участника!..
Павел Дмитриевич прибыл без пяти два, когда фойе опустело. В сопровождении своего первого зама и зама по информационной политике, а также двух телохранителей он стремительно вошёл во Дворец. Все пятеро в тёмных пиджаках, аккуратно причесанные, на груди неяркие, неширокие галстуки, руки свободны, лишь у зама по информационной политике — тонкая синяя папочка. Валентина Петровна на какое-то время залюбовалась гендиректором.
Чуть ли не каждый день видела его, работала вместе с ним столько лет, но всё никак не могла привыкнуть к его походке, к этим сдержанным и твёрдым помахиваниям правой рукой, к выправке, к редкой теперь уже стати настоящего, прирождённого начальника — начальника божьей милостью…
Сколько ни высмеивали, ни издевались в свое время в глупых фильмах-однодневках, в книжках, о которых уже все забыли, в «Крокодиле», который теперь, кажется, и не выходит давно, над министрами, директорами, прорабами с такой вот внешностью — крупные, лобастые, в костюмах, с мощными скулами, с осанкой, при которой и низенький человек кажется горой, великаном, но начальниками становятся по-прежнему в основном такие. И именно такие способны правильно руководить, поставить дело и упорно вести его многие годы.
Был период, повыскакивали во время разгульной свободы сухощавые, сутуловатые крикуны-горлопаны с воспалёнными глазами навыкат. В джинсах и свитерах. Помутили воду, помитинговали, даже, случалось, должности ответственные позанимали, а потом так же быстро поисчезали. Где они?.. И вернулись вот такие люди, как Павел Дмитриевич.
Ему в этом году исполнилось всего-то сорок три года, а на посту генерального он почти восемь — назначили его в девяносто шестом, в трудное для «Обьгаза» времечко, да и для всей страны, если вспомнить, почти безнадёжное. Всё, казалось, окончательно разваливается, исчезает в какой-то бездонной яме. Страна превращается в пустыню дикую… И «Обьгаз» погибал, бежали из него работники, Пионерск неделями сидел без света, люди железные печки в квартирах ставили. Работали, гнали газ, а он неизвестно куда утекал. И тут компанию возглавил почти мальчишка, вчерашний сменный инженер глухой компрессорной станции с восточного берега Обской губы, что и на самых подробных картах обозначена еле заметной точечкой. «Ну всё, теперь с космической скоростью полетим к чертям, — говорили люди, узнав об этом назначении. — Спецом Фунта поставили, чтоб воровать ещё легче было». Валентина Петровна тогда работала в администрации района и, чего греха таить, соглашалась с такими прогнозами. Павла Дмитриевича не знала почти, а жиденькая его биография, возраст, сама фамилия — заурядная, бесцветная — Петров, да тем более в сочетании с именем Павел (Павел Петров — верх заурядности), не вселяли в неё ни капли оптимизма. Тоже качала головой, вздыхала: «Теперь-то действительно…»
