Я вновь одеваю наушники и иду на мост в направлении дома. С другой его стороны от омоновцев убегает паренёк с горящим файером. Красиво. Иду и грызу себя за то, что боюсь подойти к толпе протестующих и получить в рожу от омоновца. Всё, на что я способен, — это постоять в сторонке, поглазеть. Сильно смахивает на просмотр фотографий и видеозаписей, что я видел в интернете, ещё будучи в Германии. Всё выглядит плоским. Чтобы почувствовать объём, нужно перейти улицу и войти в это бойню. А мне, братцы, страшно. Weicheier!
Ясное дело: я же без гражданского паспорта, без прописки, даже без регистрации… Но страх не из-за этой чепухи. Подумаешь, влепят штраф. Я же всё-таки в своём городе. Четверть века здесь прожил. Страх перед кулаком ОМОНа…
Иду понуро прочь. На Васином острове припарковано несколько свадебных лимузинов. Невесты в белых платьях. Фотографы. Улыбки. А на другой стороне моста в это время идёт побоище, мочилово… Город контрастов. Смотрю на некрасивую пару новобрачных, на бутылку шампанского в руке свидетеля, суетящегося видеооператора… и, решившись (в этот момент Джим Моррисон в ушах говорит «This is the best part of the trip. This is the trip. The best part. I really like…»[122], «…What did you say?»[123]), перехожу по зелёному сигналу светофора на другую сторону моста и иду вновь к месту событий. За эти десять минут сцена значительно поредела. У меня даже было ощущение, что всё закончено. Не успел. Надо же — как всё быстро улетучилось, или же скорее стало вялым. Какое-то количество людей ещё находится там и преследуется ОМОНом. Чтобы не поворачивать назад и не метаться, я решаю пройтись по Адмиралтейской набережной до Медного всадника и вернуться домой через мост Лейтенанта Шмидта, или как он там называется. Тупо иду вперёд мимо любопытствующей толпы и групп ментов, что стоят на мосту и на сходе с него. Куча зевак с фотоаппаратами. Дохожу до набережной, сворачиваю на неё… Всё это под музыку, которую я слушаю. Своеобразный soundtrack к изображению.
Мимо меня проносятся пять омоновцев-охотников, подбегают к ребятам, что стоят впереди и наблюдают за происходящим, хватают их и волокут назад, туда, откуда омоновцы прибежали. Я в этот момент останавливаюсь, освобождаю им проход. Замыкающий, пятый, без добычи, хватает меня за рукав пальто и, срывая с места, волочёт за собой. Я, извиняюсь за подробность, от неожиданности обильно выпускаю газы. Но газовая атака не помогла… Всё напрасно. Зато картинка стала объёмной. Наконец-то вписываюсь в историю.
Я ошарашенно и глупо спрашиваю омоновца: А где тогда мимо проходить, если не здесь?
Он (ниже меня на голову, коренастый): Я щас тебе, бля, покажу, где лучше проходить!
Зло тащит меня за собой.
В голове лишь одна мысль — выключить плеер. Наушники я уже сбросил с ушей, или же они сами слетели, когда меня рванул на себя этот разъярённый страж правопорядка, но звук из них, висящих на шее, раздражает. Sorry, Jim![124]
Я: Подождите тогда секунду. Я выключу плеер.
Возбуждённый омоновец бежит рысцой со мной через дорогу: В автобусе, сука, выключишь!
Совершенно не страшно. Ни капельки. Удивительно!
Свободной рукой достаю свой iPod из штанов и выключаю. Всё на бегу. Омоновец ругается, кроет матом. Доводит меня до автобуса, направляет в переднюю дверь. У меня мелькает мысль, что он меня сейчас ещё и сапогом в задницу припечатает или же грубо толкнёт внутрь. Я его явно раздражаю. Но в дверях стоит крупный милицейский чин. Он кричит на омоновца: Зачем ты его сюда привел?!
Омоновец за моей спиной не успевает ответить, как я выдаю: Да вот поймал прохожего. Здравствуйте!
Забываю при этом улыбнуться.
В автобусе, в передней его части, сидит десяток ментов. Они равнодушно говорят мне, чтобы я проходил в конец салона. Автобус сдвоенный, т. е. длиннющий. Это будет играть одну маленькую роль впоследствии. Там — в глубине автобуса — уже сидит группа молодых ребят. Сажусь на свободное место. Сидеть скучно. Встаю. Эпицентр находится позади автобуса. Слежу за происходящим вокруг через стекло. Уйма репортёров с видеокамерами, фотографов и прочей прессы. Всё вокруг кишит этой прессой. Некоторые одеты в специальные накидки с названием издания, которое они представляют, и словом «пресса», у других на шее жёлтая табличка с той же надписью. Говорю себе: запоминай всё вокруг, все детали.
Разыгрывая лоха, спрашиваю у одного из ментов: А что тут происходит? Почему прохожих арестовывают?
Он (также лохом): Да сам не знаю, что тут происходит…
Узнав, что среди нас есть журналисты, он начинает нести пургу на прессу, мол, это всё их вина. Я тут же высказываюсь на тему обобщений, сказав ему, что все менты мудаки и сволочи, понаехали тут из деревень, мздой кормятся, срослись с криминалом и т. д. Т. к. говорю я это в шутливой форме, то человек затыкается и отходит в сторону. Больше претензий нам со стороны ментов не будет.
Рядом со мной сидит студент-испанец. Я с ним тут же знакомлюсь. Франциско. Учился в Москве в МГИМО, теперь в Питере. Специальность: коммуникация России и Испании.
Я: Ну, как тебе?!
Он: У нас такого не бывает…
Я: Ну да?!
Ему нужно было идти на свидание, а позвонить, как назло, не позволяют… Что девушка подумает?!
Я обращаюсь к менту, спрашиваю: За что интуриста взяли?
Он: Тебя, что ли?
Я: Нет, не меня, соседа. Он испанец, студент.
Мент испанцу: Ты из Испании?
Тот: Да.
Мент уходит к начальнику. Через несколько минут парня выпускают. Девушка дождётся своего идальго, если его не схватят вторично…
Затем приходит шеф и спрашивает, есть ли среди нас журналисты с документами или депутаты. Журналистов оказалась куча. Их всех выпустили, заранее окольцевав знаками отличия прессы.
Замечаю, что от моей депрессии и следа не осталось. Настроение отличное. Осознаю, что теперь-то будет, чем похвастаться перед своими друзьями в Германии. И даже не столько хвастаться, сколько рассказывать.
На арене действий опять много людей. Не понимаю, откуда они взялись, т. к. неоткуда было им там взяться. Вечером в интернете прочитал, что большАя группа демонстрантов в начале действий ОМОНа ушла по набережной в сторону Медного всадника, но их погнали оттуда назад, т. к. там проходил митинг в поддержку Путина. Видимо, так и было. И они вернулись. Из этой давки по-прежнему выводят людей с пугающей постоянностью. У меня было такое ощущение, что на эдаком маленьком пространстве с трудом можно расположить сотню людей, да пару сотен боевой силы… Оптически ОМОН преобладал над демонстрантами.
Крики. Ведут Бориса Немцова.
На следующий день прошла информация, что арестовали более трёхсот демонстрантов и зевак, по другой информации — аж 500. Круто! Значит, я не умею считать массы. Хотя многих забирали, как рассказывают, ещё в офисах партий.
За окном всё это время мечутся омоновцы. Хватают всю молодёжь без разбора и уводят на поселение в свою бронетехнику. Людей старшего возраста просят предъявить документы. Замечаю того, который меня сцапал. Низкорослый, с огромной головой и крупными чертами лица, в этом своём чёрном шлеме со стеклянным забралом. Ну, точно — гоблин, как их прозвали нацболы. Он замечает мой взгляд и зло смотрит на меня. Узнал что ли?! Его отвлекает напарник, и они убегают. Мимо проходят журналисты. Те сочувственно смотрят в нашу сторону.
Напряжение спало. Всё закончилось.
Стена из милиции, охраняющей Дворцовую, поредела. Теперь на десять метров полагался лишь один милиционер. Кто-то фотографирует одного из них, на чьей руке сидят и клюют семечки пара голубей. Oh, wie niedlich![125]
За весь час, что я там просидел, к нам завели лишь двух задержанных, одним из которых был тот испанец. Всех прочих — реальных бунтарей — партийных активистов — сажали в грозного вида автозаки ОМОНа. Нам же достался облегчённый вариант ареста. «Light» скажет кто-то из нашей группы. У нас — типа революционные ясли. Просторный салон автобуса. Можно сидеть, вставать и уже можно побродить по свободному пространству.
Менты, наши сторожа, сперва очень жёстко нами распоряжающиеся (сидеть, руки из карманов достать, телефонами не пользоваться…), успокаиваются сами по себе и уже не глядят на нас врагами.
В автобусе остаются восемь задержанных, плюс человек 10–15 охраны. Автобус двигается в путь.
По дороге я сделал для себя очередное открытие. Ручки, за которые держатся стоячие пассажиры во время поездок, сделаны так, что между креплением к поручню и ручкой, за которую, собственно, следует держаться, есть пространство прямоугольной формы из толстого оргстекла, в который запаяна реклама. Реклама чего?! Догадайтесь с первого раза! Подсказок не будет:) Ну, да, правильно. Партии «Единая Россия», конечно же… Весь автобус в этих грёбаных «планах». «ПЛАН ПУТИНА — ПОБЕДА РОССИИ!» Я в уме перевожу в очередной раз на свой второй язык: «ПЛАН МЕРКЕЛЬ — ПОБЕДА ГЕРМАНИИ!». Бред! Но этим бредом украшен весь мой-не-мой город:
