— Отвезу.
— И не позволяй устроить из этого цирк. В нашем бизнесе они это могут.
— Знаю, подтвердил я.
— Там есть для меня место… рядом с моим отцом.
Она вдруг странно потяжелела, и ее рука соскользнула с моего плеча. Я посмотрел на нее, потом на дерево, напомнившее ей о доме. Но не увидел его из-за слез.
Когда я повернулся, в палате уже были врач и Айлин. Молча я перенес Рину на кровать, бережно уложил ее, выпрямился и посмотрел на них. Я попытался заговорить, но несколько секунд не мог произнести ни слова. Потом хриплым голосом сказал:
— Она хотела умереть на солнце.
Я смотрел на священника, безмолвно читающего что-то по Библии в черном переплете. Он на секунду поднял глаза, закрыл Библию и медленно пошел по дорожке. Спустя секунду за ним направились остальные. Вскоре у могилы остались только Айлин и я.
Она стояла напротив меня, худая и молчаливая, в черном платье и шляпке. Глаза ее закрывала вуалетка.
— Ну, вот и все, — устало проговорила она.
Я кивнул и посмотрел на табличку. «Рина Марлоу». Теперь осталось только имя.
— Надеюсь, все было так, как она хотела.
— Конечно.
Мы замолчали — неловко, как это бывает на кладбище с людьми, которых соединял только тот, кто лежит в могиле. Я глубоко вздохнул. Пора.
— Вас подвезти до отеля?
Айлин покачала головой:
— Я еще немного побуду тут, мистер Корд.
— С вами все будет в порядке?
Она взглянула на меня из-под вуали.
— Со мной все будет в порядке, мистер Корд. Больше со мной уже ничего не случится.
— Я пришлю за вами машину. До свидания, мисс Гайар.
— До свидания, мистер Корд. И… и спасибо вам.
Я повернулся и пошел к выходу. Толпа любопытных за полицейским кордоном на противоположной стороне дороги загудела. Я сделал все, что мог, но толпы все равно собираются. Шофер открыл мне дверь лимузина, и я сел. Он бегом вернулся за руль, и мы поехали.
— Куда теперь, мистер Корд? — бодро спросил он. — Обратно в отель?
Я обернулся и посмотрел назад. Мы находились на пригорке, и я увидел на кладбище Айлин: жалкую фигуру, спрятавшую лицо в ладони. А потом мы повернули, и она скрылась из виду.
— Так обратно в отель, мистер Корд? — повторил шофер.
— Нет, — ответил я, закуривая, — в аэропорт.
Я глубоко затянулся, обжигая легкие дымом. Неожиданно мне захотелось уехать. Бостон и смерть, Рина и мечты. У меня и без того было слишком много воспоминаний.
* * *
Грохот наполнил мои уши, и я начал выбираться из темноты, сомкнувшейся у меня над головой. Чем выше я поднимался по длинной черной лестнице, тем сильнее становился шум. Я открыл глаза.
За окном с грохотом шел состав надземной дороги, битком набитый людьми. Когда поезд проехал, в комнате воцарилась странная тишина. Я огляделся.
Это была маленькая темная комната с пожелтевшими обоями. У окна стоял стол, над ним висело распятие. Спустив ноги на пол, я сел.
— Проснулся, а?
Я начал поворачивать голову, но женщина сама подошла ко мне. Ее лицо показалось мне смутно знакомым, но вспомнить, где мы встречались, я не смог. Коснувшись щеки, я обнаружил, что она покрыта грубой щетиной.
— Давно я здесь?
Она коротко рассмеялась.
— Почти неделю. Я уже решила, что ты никогда не утолишь свою жажду.
— Я пил?
— Еще как, — сказала она, и я проследил за ее взглядом: три ящика с пустыми бутылками из-под виски.
Я потер затылок. Не удивительно, что голова болит.
— Как меня сюда занесло? — спросил я.
— Не помнишь?
Я помотал головой.
— Ты подошел ко мне возле магазина на Шестой авеню, взял за руку и сказал, что готов к уроку. Ты уже был теплый. Мы пошли в «Белую Розу», пропустили по паре рюмок, и там ты затеял драку с барменом. Так что я привела тебя домой от греха подальше.
Я протер глаза. Кое-что вспомнилось. Приехав из аэропорта, я шел пешком по Шестой авеню к конторе Нормана, когда вдруг почувствовал, что надо выпить. Дальше все было как в тумане. Помню, что искал какую-то шлюху, которая когда-то пообещала научить меня тому, чему в школе не учат.
— Так это была ты?
Она рассмеялась.
— Нет, это была не я. Но в тот момент тебе было все равно. Тебе не нужна была женщина — тебе нужно было утопить горе.
Поднявшись на ноги и обнаружив, что на мне одни трусы, я вопросительно взглянул на нее.
— Вчера, когда ты кончил пить, я отнесла твои вещи в чистку. Принесу, пока ты будешь приводить себя в порядок.
— А где ванная?
Она указала на дверь.
— Душа, правда, нет, но на ванну горячей воды хватит. Бритва над умывальником.
Когда я вышел из ванной, вещи уже ждали меня.
— Твои деньги на комоде, — сказала она. — Там все, кроме платы за виски.
Не убирая денег, я взглянул на нее:
— Почему ты привела меня сюда?
Она пожала плечами.
— Из ирландок хороших шлюх не выходит, — ответила она. — Всегда жалеем пьяных.
Я взглянул на пачку банкнот. Там было почти двести долларов. Я взял пятидолларовую бумажку и сунул ее в карман, остальное положил обратно на комод.
Она молча взяла деньги и проводила меня до двери.
— Она умерла, понимаешь? — сказала она. — И даже все виски в мире ее не вернет.
Несколько секунд мы смотрели друг на друга, а потом она закрыла дверь, и я стал спускаться по темной лестнице на улицу. Из аптеки на углу я позвонил Макалистеру.
— Где тебя носило? — спросил он.
— Пил, — ответил я. — У тебя есть копия завещания Рины?
— Да, есть. Мы тебя по всему городу искали. Ты хоть представляешь, что творится в кинокомпании? Переполох, как в курятнике.
— Где завещание?
— Там, где ты велел мне его оставить: на столе в твоей квартире. Если мы в ближайшее время не проведем собрания насчет компании, тебе не придется беспокоиться о вложенном в нее капитале. Его просто не станет.
— О’кей, назначь, — сказал я и повесил трубку, не дав ему ответить.
* * *
Отпустив такси, я пошел по тротуару. Дети играли на газонах, с любопытством поглядывая на меня. Почти все двери были открыты, так что номеров домов не было видно.
— Вы кого-то ищете, мистер? — спросил кто-то из детей.
— Уинтроп, — ответил я. — Монику Уинтроп.
— У нее маленькая дочка? — спросил тот же парнишка. — Лет пяти?
— Кажется, да.
— Четвертый дом.
Я кивнул мальчишке и пошел в указанном направлении. У четвертого дома я взглянул на табличку под звонком: Уинтроп. Мне не открыли. Я снова нажал кнопку звонка.
— Она еще на работе, — крикнул мне мужчина из соседнего дома. — Обычно она по пути заходит за девочкой в сад.
— А когда она придет?
— Будет с минуты на минуту.
Я взглянул на часы. Было без четверти семь. Солнце садилось, унося с собой дневную жару. Я присел на ступеньки и закурил. Во рту стоял отвратительный вкус, начинала побаливать голова.
Я почти докурил сигарету, когда Моника появилась из-за угла и пошла по дорожке к дому. Впереди вприпрыжку бежала маленькая девочка.
Я встал, и малышка остановилась, глядя на меня снизу вверх. Затем она сморщила носик и крикнула тоненьким голосом:
— Мама! Какой-то дядя стоит у нас на ступеньках!
Я посмотрел на Монику. Несколько секунд мы молча рассматривали друг друга. Она казалась прежней — и в то же время изменилась. Может быть, дело было в прическе. Или в простом деловом костюме. Но скорее всего — в глазах. В них появилось то, чего раньше не было: спокойная уверенность.
Она взяла девочку на руки.
— Все в порядке, Джоан, — сказала она. — Это мамин друг.
Девочка улыбнулась:
— Привет, дядя.
— Привет, — ответил я и снова посмотрел на мать. — Привет, Моника.
— Привет, Джонас, — натянуто сказала она. — Как поживаешь?
— Нормально. Мне надо с тобой поговорить.
— О чем? Мне казалось, все вопросы решены.
— Не о нас, — поспешно сказал я. — О девочке.
Она вдруг прижала дочку к себе. В ее глазах проскользнул страх.
— При чем тут Джоан?
— Не волнуйся.
— Нам лучше войти.
Она открыла дверь, и я вошел за ней в небольшую гостиную. Она спустила дочку на пол.
— Пойди к себе в комнату и поиграй с куклами, Джоан.
Девочка радостно засмеялась и убежала. Моника повернулась ко мне.
— Вид у тебя усталый, — сказала она. — Долго ждал?
— Нет, — покачал я головой.
— Присаживайся. Я приготовлю кофе.
— Не беспокойся, я тебя не задержу.
— Ничего страшного, — поспешно сказала она. — Мне не трудно. Не так уж часто у нас бывают гости.
Она вышла на кухню, а я опустился в кресло и оглядел комнату. Почему-то мне трудно было поверить в то, что она живет здесь. Обстановка была как на рекламе дешевой мебели. В этом не было ничего плохого, нет. Просто все здесь было аккуратно, практично и дешево. А у Моники раньше был вкус к дорогой элегантности.
