— Да, мистер Корд. Энцефалит. Поторопитесь. Врачи не знают, сколько она протянет. Она лежит в клинике Колтона в Санта-Монике. Я могу ей передать, что вы едете?
— Скажите, что я уже в дороге! — ответил я и положил трубку.
Я повернулся к Дэвиду Вулфу. Он наблюдал за мной со странным выражением.
— Вы знали?
— Да.
— Почему мне не сказали?
— Не мог. Мой дядя боялся, что если вы узнаете, то не захотите купить у него акции.
Я снова взялся за телефон и попросил соединить меня с офисом Морриси на аэродроме.
— Вы хотите, чтобы я ушел? — спросил Вулф.
Я помотал головой. Меня заставили купить совершенно ничего не стоящую компанию. Но жаловаться я не имел права. Я знал правила игры.
Но даже и это не имело значения. Ничто не имело значения. Кроме Рины. Я нетерпеливо выругался, дожидаясь, чтобы Морриси ответил.
Я мог попасть к Рине только на КА-4.
В ярко освещенном ангаре кипела работа. На крыльях двое сварщиков с опущенными масками приваривали дополнительные топливные баки. Внизу росла груда мусора: механики снимали все, что увеличивало вес самолета и при этом не было совершенно необходимо в полете.
Я посмотрел на часы, показывавшие двенадцать. В Калифорнии уже девять.
— Долго еще? — спросил я у подошедшего ко мне Морриси.
— Не очень, — ответил он, глядя на листок бумаги, который он держал в руках. — Но даже после того, как мы все снимем, останется семьсот пятьдесят лишних килограммов.
Весь Средний Запад был полностью закрыт грозами. Оставалось только облететь их с юга. Для этого, по расчетам Морриси, для самого полета нужно было взять на сорок три процента топлива больше, плюс семь процентов про запас.
— Почему бы вам не задержаться до утра? — спросил Морриси. — Может, погода улучшится и можно будет лететь напрямую.
— Нет.
— О Боже! Но вы же просто не взлетите! Если вам так хочется погибнуть, взяли бы револьвер!
Я посмотрел на груду снятого с самолета оборудования.
— Сколько весит радио?
— Двести семьдесят пять килограммов. Но его снимать нельзя! Как вы узнаете о своем местонахождении и погоде на маршруте?
— Так же как я их узнавал раньше, когда на самолетах радио не было. Снимай!
Он направился к самолету, недоуменно качая головой. Тут мне в голову пришла еще одна идея.
— А система подачи кислорода в кабину?
— Четыреста, включая баллоны.
— Снимешь и ее. Я полечу низко.
— И через Скалистые Горы тоже?
— Положи в кабину маску и портативный баллон.
Войдя в кабинет, я позвонил Базу Далтону в наш офис в Лос-Анджелесе. Его разыскали только дома.
— Баз, это я — Джонас.
— А я гадаю, когда ты позвонишь.
— Сделай мне одно одолжение.
— Конечно. Какое?
— Сегодня ночью я вылетаю на побережье. Распорядись, чтобы над всеми ангарами нашей компании на этом маршруте были подняты сигналы погоды.
— А что у тебя с радио?
— Радио не будет. Я лечу на КА-4 без посадок, так что лишнего веса мне не нужно.
Он изумленно присвистнул:
— Тебе в жизни не долететь, старина!
— Долечу, — сказал я. — Ночью мигай прожекторами, днем пиши на крышах ангаров.
— Будет сделано! Желаю удачи!
Я положил трубку. Вот за это я и любил База. На него можно положиться. Он не тратил времени на глупые вопросы — «почему?», «где?», «когда?». Он делал, что ему говорили. Наша компания стала его жизнью, и именно поэтому она быстро превращалась в одну из крупнейших в стране.
Я достал бутылку бурбона из стола Морриси и сделал большой глоток, а потом улегся на кушетку, которая оказалась слишком коротка. Плевать. Пока механики возятся, можно отдохнуть. Почувствовав, что надо мной стоит Морриси, я открыл глаза.
— Готово?
Он кивнул.
Я сел и посмотрел в сторону ангара. Он был пуст.
— Где самолет?
— Выкатили. Я приказал прогреть двигатели.
— Хорошо, — сказал я и взглянул на часы. Начало четвертого.
— Вы устали, — сказал Морриси, пока я умывался. — Неужели вам обязательно надо лететь?
— Обязательно.
— Я положил в кабину шесть сэндвичей с мясом и пару термосов с черным кофе.
— Спасибо, — сказал я, выходя из ангара.
Он удержал меня за рукав и протянул плоский пузырек.
— Я позвонил своему врачу и привез для вас вот это.
— Что это?
— Новое лекарство. Бензедрин. Выпейте таблетку, если начнет клонить в сон. Оно вас взбодрит. Но осторожнее. От слишком большой дозы можно сбрендить.
Мы направились к самолету.
— Не переходите на дополнительные топливные баки, пока в главном не останется четверть объема. До этого подачи топлива не будет, и трубки могут забиться.
— А как я узнаю, что дополнительные баки работают?
— Только когда топливо закончится. А если трубки забьются, то из-за давления воздуха указатель баков будет стоять на четверти, даже когда бак опустеет.
Когда я взобрался на крыло, кто-то дернул меня за штанину. Я обернулся. На меня потрясенно смотрел Форрестер.
— Куда вы забираете самолет?
— В Калифорнию.
— А как же завтрашние испытания? — крикнул он.
— Их придется отменить.
— Но генерал! — завопил он. — Как я ему объясню все это? Он же взорвется!
Я залез в кабину и посмотрел на него сверху вниз.
— Теперь это не моя головная боль, а ваша.
— А если с самолетом что-то случится?
Я усмехнулся. Моя интуиция меня не подвела. Из него выйдет прекрасный исполнительный директор: до меня ему дела нет — его интересует только самолет.
— Построите новый, — крикнул я. — Вы президент компании.
Я помахал рукой и отпустил тормоза.
* * *
От долгого сидения ломило все тело, а веки весили целую тонну. Я потянулся за термосом с кофе — он был пуст. Я взглянул на часы. С момента взлета прошло уже двенадцать часов. Я засунул руку в карман и выудил оттуда пузырек, который дал мне Морриси. Положив таблетку в рот, я проглотил ее.
Несколько минут я не чувствовал никаких изменений, но потом мое состояние улучшилось. Я посмотрел на линию горизонта впереди. Судя по всему, Скалистые Горы уже близко. И действительно, они показались через двадцать пять минут. Взглянув на указатель топлива, я убедился, что осталось ровно четверть бака, и открыл запасные. Край грозового фронта стоил мне часового запаса топлива.
Повернув ручку дросселя, я прислушался к работе двигателей. Они гудели ровно и мощно. Я взял ручку на себя и начал подъем. Усталость прошла не до конца, и я выпил еще одну таблетку. На четырех тысячах метров стало прохладно. Я надел ботинки и потянулся за кислородной маской. Мне тут же показалось, будто самолет, подбросило вверх сразу на тысячу метров. Я взглянул на альтиметр. На нем было всего четыре тысячи двести.
Я сделал еще глоток кислорода. В меня ворвался поток силы. К черту горючее! Я перенесу свою крошку через горы голыми руками! Как говорят индийские факиры, показывая фокусы с левитацией, дух сильнее материи.
Рина! Я чуть было не выкрикнул ее имя вслух. И тут я посмотрел на альтиметр: три тысячи триста! На меня надвигались горы. Я снова взялся за ручку и потянул ее на себя. Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем гора начала снова уходить вниз.
Я вытер пот со лба. Странное ощущение всемогущества прошло, оставив только головную боль. А ведь Морриси предупреждал меня насчет этих таблеток. И кислород тоже немного помог.
Я тщательно отрегулировал подачу топлива. До цели еще около четырехсот миль.
Я сел в Бербэнке в два часа, проведя в воздухе почти пятнадцать часов. Подрулил к ангару, заглушил двигатель и начал вылезать из кабины. В ушах еще стоял шум двигателей.
На земле меня тут же обступила толпа репортеров. Я протолкался сквозь них со словами: «Извините, ребята, я совсем оглох от шума моторов, так что я вас не слышу».
У ангара меня ждал широко улыбающийся Баз. Он энергично затряс мою руку. Я уловил только конец фразы:
— …новый рекорд перелета с Восточного побережья на западное.
Сейчас это не имело значения.
— Машина меня ждет?
— У ворот.
Вперед протолкался один из репортеров.
— Мистер Корд, это правда, что вы прилетели специально, чтобы увидеться с Риной Марлоу, пока она не умерла?
Я смерил его таким взглядом, после которого ему нужно было бы час отмываться.
— Это правда, что вы купили «Норман Пикчерс» только для того, чтобы заполучить ее контракт?
Я молча залез в ожидавший меня лимузин, который тут же плавно тронулся с места.
— Мне очень жаль Рину, Джонас, — проговорил Баз. — Я и не знал, что она была женой твоего отца.
Я посмотрел на него.
— Откуда ты узнал?