Елена говорила абсолютно серьёзно, и Ольга попыталась снизить пафос:
— «Животное ликование творца»? Говорят, Творец, он же Бог, напротив, весьма возвышен.
— Потому что это мужской бог, деточка. Женская Богиня родила жизнь в муках и дорожит ею превыше всего на свете, потому что точно знает: смерть — есть.
— Дорогая Елена, мне неуютно на почве теологических споров. Допустим, мы договорились о превосходстве женщин. И?..
— Получается, мы живём в мужском мире, в мире существ, не знающих цены жизни и не верящих в смерть, творцов от ума, а не от сущности. Именно их непонимание толкает человечество к гибели.
— Ах, ну тогда конечно. На какое число назначен бабий бунт для спасения Земли?
— Оля, мы не идиотки. Оглянитесь ещё раз вокруг. В наших руках медленно накапливается сила — годами, веками, тысячелетиями. Впереди долгий путь, но он уже короче пройденного. Мы выращиваем и воспитываем новых людей, и когда наступит наше время, всё произойдёт естественно, почти естественно. Но только при условии, что мы не отступим от пути ни на шаг, и самые талантливые женщины каждого поколения будут разделять наши цели.
— А в чём они, цели ваши?
Было видно, что Елена устала и махнула рукой. Она и не собиралась за один разговор обратить эту девушку в свою веру, достаточно было заронить всего несколько мыслей. Но её утомили ехидные и бессмысленные реплики собеседницы, поэтому она сменила тон и заговорила с ленивой насмешливостью:
— Мы хотим сделать мир лучше. — «Не желаете верить — не настаиваю», — звучало в её голосе.
— Других резонов нет?
— Мы хотим контролировать общество.
— Уже лучше.
— Мы получаем двадцать процентов от доходов каждого члена Ордена.
— Это вы, Оля, выбирайте. Этот или другой, всё равно. У нас есть инструменты. Хотите получить к ним доступ — нужно заплатить.
— Двадцатью процентами гонораров?
— Вообще всех доходов. И обязательствами, а если понадобится, жизнью.
— Вау.
— Есть ещё вопросы?
— Ага. Магия существует?
— Да. Нет. Идите, вы мне надоели. — Она, конечно, улыбалась. Но Жакоб взвился и засвистел. Ольга сначала подумала, что он уловил раздражение хозяйки, но сычик метнулся к выходу, а Елена бесшумно вскочила и устремилась за ним. Она выглянула, и Ольга из-за её спины успела заметить, как затворяется дверь в кабинет Рудиной.
— Лиза-Лиза, — пробормотала Елена, и Ольга содрогнулась, потому что она повторила это имя совсем не так, как повторяла её, — с укором и даже лёгкой угрозой, — а с глубочайшей печалью. — Похоже, я сделала большую ошибку.
Ольга поняла, что это было сказано не ей. Пора уходить.
— Что ж, прощайте, Елена, спасибо за беседу.
— И вам спасибо, хороших снов, Оля. — Она оставила без внимания кокетливо-решительное «прощайте».
Дама А спускалась в узком зеркальном лифте, с красным ковриком на полу, рассматривала своё невесёлое отражение и привычно отсчитывала секунды: десять, двадцать, сорок, шестьдесят. Глубоко, очень глубоко. Как хорошо, что её не пугают эти катакомбы. Клаустрофоб может достичь в Ордене высокого положения, но никогда не поднимется на самый верх — именно потому, что не способен опуститься вниз и комфортно там себя чувствовать. Не зря говорят, что для успеха, помимо трудолюбия и таланта, необходим серьёзный процент везения.
Оказаться в нужном месте в нужное время, да ещё обладать каким-то пустяковым качеством или, наоборот, не иметь мелкого недостатка, который помешает чему-то важному.
Жакоб Третий не очень любил подземелье, но мужественно сопровождал свою госпожу. Они проследовали в кабинет, нарочито огромный, чтобы избежать даже намёка на давление толщи грунта над головой. Дама А поклонилась портретам Основательниц, погладила герму Сапфо — настоящую, в отличие от копий, что хранились наверху — и в гостиной для девочек, и в Капитолийском музее. Пробежала пальцем по корешкам бесценных первоизданий, надеясь почерпнуть силу, необходимую для предстоящей встречи. Что ж, тянуть больше нельзя. По внутренней связи вызвала даму В и стала ждать. Та прибыла минут через десять — добираться до грузового лифта было чуть дольше, чем до пассажирского, но дама В пользовалась только им, чтобы хоть как-то облегчить своё пребывание в замкнутом пространстве, — он раза в три шире, хотя и без зеркал, и обшит обычными пробковыми панелями.
Дама А не стала садиться за свой величественный стол, выбрала покойное низкое кресло, гостью усадила напротив, лицом к светильнику.
— Спасибо, сестра, что скоро откликнулись на моё приглашение, несмотря на поздний час. Я приготовила кофе, чтобы мы не заснули. Правда, не подумала, выбрала маленькую джезву, ну да ничего, всегда можно повторить.
Неторопливо побеседовали о последних событиях, попивая пряный кофе, потом хозяйка отлучилась ненадолго, чтобы сварить ещё. Дама В уже ощутила некоторое беспокойство, а главный разговор ещё предстоял. Она доверяла сестре, но всё-таки тревожилась.
Наконец та вернулась с новой туркой, побольше, разлила содержимое по чашкам. Дама В поторопилась попробовать, обожглась и закашлялась.
— Не спешите так, пусть остынет. Я сегодня виделась с Ольгой. Боюсь, мы допустили оплошность.
Гостья кивнула и отставила чашку.
— Наша малышка совершила ряд ошибок. Это её первое задание, она не справилась.
— Не только малышка, не только... Да вы пейте, пейте.
Дама В покорно глотнула и снова поперхнулась.
— Помнится, наши тесты выявили самую низкую совместимость за всю историю Ордена — девяносто один процент за то, что девочка нам подойдёт. До этого похожий результат был только у одной кандидатки, остальные показывали девяносто шесть — девяносто семь.
— Да, но той кандидаткой были вы, сестра. Я сочла это хорошим знаком. Опираться можно лишь на то, что оказывает сопротивление... — Она разом охрипла, от ожога или от волнения.
— Разумеется. Я не упрекаю. Но вы как-то стали сдавать в последнее время. Зачем-то наговорили кандидатке лишнего о лабиринте... Так увлеклись имиджем маразматической старушки, что я начала всерьёз опасаться за вас. — Она улыбнулась, смягчая слова, и собеседница машинально оскалила в ответ мелкие фарфоровые зубы, но сердце её заколотилось и толкнулось к горлу. Она прижала руку к груди.
— Что, кофе крепковат? Простите, не рассчитала. Скоро отпущу. Но скажите, Лиза, — дама А впервые за весь разговор... да что там — впервые за все годы их общения, назвала её так здесь, в подземелье, где царила суровая дисциплина, — что у вас на душе? Вижу, вы беспокоитесь.
— Я... мне... — на неё вдруг накатила идиотская храбрость, — хочу спросить то же, что и эта дурочка сегодня. Да, случайно услышала, извините, на мгновение показалось, что вы увидели в ней преемницу для... в общем, показалось. Так вот, мы все должны время от времени задавать себе эти вопросы. Зачем нужен Орден?
— Чтобы собирать, передавать и охранять знания.
— Но знания наши, секреты, усилия — для чего?
— Мы хотим сделать мир лучше.
— Магия существует?
— Да.
— Но почему же сегодня вы не сказали ей?
— Что?
— Правду.
— Лиза-Лиза. Повторюсь: что вас беспокоит?
— Я вижу наши финансовые документы. Доходы растут, тиражи высоки, как никогда, но почему страна, избранная пристанищем, стремительно катится в пропасть? Сначала развалилась на куски, теперь и части её рушатся. Либо мы действуем неправильно, либо усилия Ордена вообще ничего не стоят. Мы слишком озабочены собственными целями, главный жупел — утечка информации. «Ах, наши тайны, ах, не дай бог намекнуть на сакральное в беседе с непосвященным!» Мы похожи на человека, который тщится донести стакан воды, не расплескав, в то время как вокруг нарастает землетрясение.
— Вы мыслите категориями однодневки, которая, увидев закат, воображает, что мир погибает. Как наследник мшелоимца, что поселился в доме, набитом хламом, и не желает ничего выбрасывать, предпочитаете задыхаться, задыхаться, пока горы мусора не погребут вас. Нужно расчистить эту землю, прежде чем строить новое общество.
Дама В почувствовала, что ей не хватает воздуха, но сестра заметила её тревогу и сбавила напор:
— Успокойтесь, Лиза. Ещё не сейчас, не при нашей с вами жизни, но победа близка. Мы в нескольких шагах от власти, не только тайной, но и открытой. Что же до секретов и стакана воды... Нет, мы похожи на того, кто несёт зажженную свечу по дну пустого бассейна[8] Святой Екатерины. Только бассейн этот бесконечен, по крайней мере не на единственную жизнь, и человек борется с ветром вечности, с собственными трясущимися руками и даже со своим — живым — человеческим — дыханием. Кроме сбережения пламени, одно только важно: когда остановится его сердце, свечу примет другой. И огромная воля требуется, не только чтобы нести и охранять, но и чтобы вовремя отдать, разжать хватку и уступить миссию следующему, тому, кто сильней. Не погубить дело слабостью. А вы устали, очень устали, Лиза. Я отпущу вас, скоро. Будет маленький низкий домик, и сад, и сколько угодно свободного времени. Идите. И помните...
