— Тружусь, Одри. У меня плотницкий бизнес в Дойлстауне.
— О, здорово.
То, что он обращался к ней по имени, раздражало Одри. К такому трюку прибегают политики, когда хотят расположить к себе старушек на встречах с избирателями.
— Дейв не просто плотник, — вставил Ленни, — он, скорее, резчик по дереву. Любой самый сложный орнамент вырежет. Ты бы видела перила, которые он только что закончил для клиентов из Френчтауна. На них лица, цветы и какие-то необычные узоры. Джин подумывает сделать ему заказ.
— Да ну.
— Ленни помогает мне в мастерской, — сказал Дейв. — У него определенно талант к этому ремеслу.
— Угу.
— Мы даже прикидываем, а не устроиться ли ему ко мне на работу.
— Буду типа подмастерья, мам, — добавил Ленни.
— Что ж, — усмехнулась Одри, — ты же понимаешь, детка, что из этого ничего не выйдет. Ты не станешь каждый день ездить сюда из Нью-Йорка.
Дейв и Ленни быстро переглянулись.
— В том-то и дело, — сказал Ленни. — Я подумал, а почему бы не пожить здесь некоторое время… снять жилье в Дойлстауне.
— Лен, перестань. Ты же ненавидишь сельскую местность.
— Понимаете, Одри, — вмешался Дейв, — Ленни считает — и я согласен с ним, — что возвращение в Нью-Йорк на данном этапе лечения может ему повредить.
— То есть?
— Я здесь так оздоровился, мам. Я только начал нормально себя чувствовать. А если вернусь в Нью-Йорк, вся работа, которую я проделал над собой…
— Беда в том, — подхватил Дейв, — что именно в Нью-Йорке он пристрастился к наркотикам.
— И все те люди, что подначивали меня, никуда не делись, — вторил ему Ленни.
— Что-то я не замечала, что тебя нужно подначивать, Лен. С инициативой у тебя всегда был полный порядок.
— Да, но…
— И мне казалось, что для тебя много лучше жить дома, в кругу семьи, чем ошиваться в какой-то заднице, штат Пенсильвания, среди совершенно чужих людей.
— Они уже не чужие, — возразил Ленни. — У меня здесь появилось несколько очень хороших друзей.
— Со всем уважением, Одри, — опять подключился Дейв, — но семья часто становится проблемой для выздоравливающего наркомана.
— Простите?
— Не поймите меня неправильно. Уверен, вы любите своего сына и желаете ему добра, но вам, конечно же, известно, что семейные отношения иногда мутируют во взаимозависимости, которые могут принести вред.
— А, ясно. Значит, проблема — это я?
— Вы неверно истолковали мои слова, Одри. Я лишь говорю…
— Фигня. Все, что вы говорите, — фигня.
Ленни с упреком взглянул на нее:
— Дейв лишь хочет помочь, мама.
Одри встала и громко зевнула:
— Прошу меня извинить. Меня ждет кроссворд.
В гостиной, находившейся рядом с кухней, Одри расчистила место на диване, заваленном подушками, и села в ожидании, что Ленни последует за ней. На холщовых наволочках был выткан рисунок: дама с кавалером, одетые по моде восемнадцатого века, устраивают пикник на ступенях обветшавшего летнего домика, а мимо топает селянка с туповатым выражением лица, ведя на веревке козу. Одри горько улыбнулась. Проклятая деревенская жизнь.
Минуло несколько минут, и Одри уже решила, что Ленни не придет, когда он наконец вошел в комнату.
— Капитан Ханжа отвалил?
— Нет, — ответил Ленни. — Мы скоро едем на собрание, но сначала я хотел с тобой поговорить.
— Вот как.
— Ты не должна воспринимать все это как личную обиду, мама.
— Я и не воспринимаю.
— Уверена? Потому что со стороны кажется…
— А как насчет Тани? — перебила Одри. — Она тоже сюда переедет?
— Нет, — медленно произнес Ленни. — Таня — не тот человек, который мне сейчас нужен.
— Так сказал председатель Дейв?
— Дейв тут ни при чем.
— Разумеется, нет. Так передать ей, что ты ее бросаешь?
Ленни стукнул кулаком по дивану:
— С чего ты вдруг забеспокоилась о Тане? Она же тебе никогда не нравилась.
— Таня мне нравится больше, чем этот козел на кухне. А что с ним такое? Он голубой?
Ленни грустно покачал головой:
— Почему ты всегда задаешь такие вопросы?
— Не знаю. Но разве не странно, что он так в тебя вцепился? Не слишком ли он тебя опекает?
— Дейв не голубой. У него есть девушка.
— Прекрасно. Но это ничего не доказывает, верно?
— Почему ты упорно выискиваешь в людях что-то плохое? Дейв — реально хороший человек. Он много знает о лечении и хочет мне помочь…
— Охренеть! — взорвалась Одри. — Ленни, ты… чересчур внушаемый! Наслушался всякой чуши про взаимозависимость и уже готов променять меня на какого-то урода.
— Ни на кого я тебя не меняю. В конце концов, мы ведь не муж и жена…
Одри впилась ногтями в подлокотник:
— Ах ты, говнюк!
— Нет! — опомнился Ленни. — Все не так… Я не имел в виду папу. Я только…
— Забудь. — Одри отвернулась. — Мне надоело с тобой ругаться. Если ты предпочитаешь якшаться с деревенскими дурачками, дело твое. Но предупреждаю: я этого не потерплю. Если ты останешься здесь, обратно я тебя не приму. Будешь сам себя содержать.
Ленни понурил голову:
— Жаль, что так получилось. Я не хотел ссориться, мама.
— Ты еще больше пожалеешь, когда очумеешь от резьбы по перилам и этого бородатого кретина. Ты приползешь ко мне в Нью-Йорк, но я тебя больше выручать не стану. — Она вглядывалась в его лицо в надежде уловить признаки сомнения, раскаяния. — А теперь проваливай. Иди, расскажи всем на собрании, какая стерва твоя мамаша.
Когда он ушел, Одри некоторое время сидела, разглядывая лиловые тени на половицах, отбрасываемые послеполуденным солнцем. Затем встала и вышла в сад в поисках Джин.
Подругу она нашла в огороде, обнесенном заборчиком. Джин заботливо осматривала помидорные кусты.
— Ты везучая! — крикнула Джин, завидев Одри. — Сегодня мы поужинаем салатом из помидоров.
— Полагаю, — начала Одри, — ты знала о намерении Ленни пойти в плотники?
— А-а. — Джин села на пятки. — Да, знала. Я бы тебя предупредила, но он очень хотел сам тебе сказать.
— И с каких пор мы пляшем под его дудку? — возмутилась Одри. — Он ребенок, Джин! А ты должна была сыграть роль его доброй феи! Я отпустила его сюда только потому, что ты меня уговорила. И вот что получилось.
— Он не ребенок, — резонно заметила Джин, — ему тридцать четыре. И ничего такого ужасного не происходит, насколько я понимаю. Он не принимает наркотики, ходит на собрания, и почему бы ему не освоить новое ремесло.
— О, замечательно. Просто восхитительно. Он стал совершенно другим человеком, да? Но ты кое-что упускаешь, Джин, и дай-ка я тебе объясню. Эта хренотень с перерождением продлится пару недель максимум, а потом он опять начнет вымогать у меня деньги на дозу.
— Давай не будем записывать ему проигрыш, у него еще есть шанс…
— Я вижу, чего ты добиваешься. Тебе смерть как хочется доказать, что ты куда благотворнее влияешь на Ленни, чем я. Старая дура Одри тридцать лет только все портила, но тут явилась святая подвижница Джин, и всего за месяц парень коренным образом изменился.
Выпятив нижнюю губу, Джин пыталась сдуть прядь волос, упавшую на глаза.
— Ты несправедлива, Одри.
— А какой еще я могу быть? Противная, вздорная Одри. Не сомневаюсь, вы с Ленни все косточки мне перемыли.
— Что ты мелешь?
Одри ринулась прочь.
— Я иду спать, — крикнула она, исчезая за калиткой в ограде.
Однако в постель она не отправилась. Мысль о гостевой комнате, набитой старым хламом, и нелепой кровати под балдахином, на которой она возлежала, как принцесса на горошине, показалась ей невыносимой. Вернувшись в дом, Одри снова уселась в гостиной. Когда полчаса спустя в комнату вошла Джин, Одри размашисто листала туристические проспекты.
— Похолодало, — сказала Джин. — Разведем огонь?
Не глядя на Джин, Одри ответила:
— Я не против.
— Может, помиримся? Или будешь дуться весь вечер?
— У нас есть другие варианты? — осведомилась Одри, продолжая изучать проспекты.
Джин улыбнулась и направилась к камину.
— Проспекты я для тебя выложила. Думала, не съездить ли нам куда-нибудь с тобой вдвоем.
— Конечно, ведь у меня куча свободного времени и денег, чтобы тратить их на путешествия.
— А что у тебя с деньгами? — Комкая старые газеты, Джин складывала их в камин.
— Ну, бухгалтер Джоела сообщил на днях, что мне грозит кризис ликвидности…
— Ого!
— Он считает, что я должна продать дом на Перри-стрит, купить каморку для одинокой бабульки, а разницу вложить в общественное что-то с пониженным чем-то…
— В общественный фонд с пониженными рисками?
— Да, наверное.
— И что ты ему ответила?
