Коростель усмехнулся.
— Что такое по-настоящему?
— Фикция, — сказал Джимми. Но был выбит из колеи.
А теперь, сказал Коростель, настало время поговорить серьезно. Он покажет Джимми второй проект, над которым они работали, — главное в «Парадиске». То, что Джимми сейчас увидит, это… нет, это словами не описать. Попросту говоря, это Коростелево дело жизни.
Джимми нацепил уместно торжественную маску. И что же это будет? Несомненно, какая-нибудь очередная пищевая субстанция. Ливерное дерево, сосисочная лоза. Или шерстяной цуккини. Он мысленно приготовился.
Коростель долго вел Джимми по коридорам, и в конце концов они остановились перед большой витриной. Не витриной — односторонним зеркалом. Джимми заглянул. Большая площадка, деревья и трава, наверху — голубое небо (не настоящее голубое небо, просто потолок купола и качественный проектор, симуляция восхода, солнечного света, вечера, ночи. Даже фальшивая луна была, со всеми фазами, как Джимми выяснил впоследствии, и фальшивый дождь).
Там он впервые увидел Детей Коростеля. Они были голые, но не как в «Голых Новостях»: никакой застенчивости, вообще никакой. Сначала он в них не поверил, настолько они были прекрасны. Черные, желтые, белые, коричневые: все цвета кожи. И каждый совершенен.
— Это роботы, что ли? — спросил он.
— Знаешь, в мебельных магазинах бывают образцы? — сказал Коростель.
— Ну да.
— Вот это они и есть.
Это итог логической цепочки, сказал Коростель вечером, когда они выпивали в комнате отдыха «Парадиска» (фальшивые пальмы, музыкальные диски, настоящий кампари, настоящая содовая). Когда полностью проанализировали протеом, а межвидовой ген и частичное сращивание генов находились в стадии разработки, стало понятно, что такой проект — вопрос времени. То, что видел Джимми, — почти окончательный результат семилетних исследований методом проб и ошибок.
— Сначала, — сказал Коростель — нам пришлось видоизменять обычные человеческие эмбрионы, которые мы доставали… неважно, где мы их доставали. Но эти люди — sui generis.[27] А теперь они размножаются.
— Они выглядят старше семи лет.
Коростель рассказал про встроенный фактор быстрого роста.
— К тому же, — сказал он, — они запрограммированы умереть в тридцать лет — неожиданно, без всяких болезней. Никакого старения, никаких переживаний. Просто ложатся и умирают. Они, правда, пока не знают — никто еще не умирал.
— А я думал, вы над бессмертием работаете.
— Бессмертие, — сказал Коростель, — это концепция. Если воспринять «смертность» как бытие, не смерть, но знание о ней и страх перед ней, тогда «бессмертие» — отсутствие такого страха. Младенцы бессмертны. Уничтожь страх и будешь…
— Похоже на прикладную риторику, — сказал Джимми.
— Что?
— Неважно. Фигня из академии.
— А, ну да.
Другие Компаунды в других странах занимаются примерно тем же, сказал Коростель, разрабатывают свои прототипы, так что популяция в куполе строго засекречена. Обет молчания, исключительно внутренняя переписка, для переписки с внешним миром нужно особое разрешение, жилые кварталы в зоне безопасности, но за пределами воздушного шлюза. Это снижает риск заражения в случае, если заболеет кто-нибудь из сотрудников. Модели, созданные в «Парадиске», обладают усовершенствованными иммунными системами, так что вероятность подцепить инфекцию у них минимальна.
Никому не позволялось покидать комплекс. Или почти никому. Коростелю, конечно, позволяется. Он — связующее звено между «Парадиском» и начальством «Омоложизни», хотя начальство он пока не впускал, мариновал их. Толпа жадюг, психуют из-за инвестиций, ждут не дождутся отмашки, чтоб начать маркетинговую кампанию. К тому же много болтают, делятся с конкурентами. Эти ребята очень любят похвастаться.
— Значит, я, раз сюда попал, больше не выйду? — сказал Джимми. — Ты меня не предупредил.
— Ты будешь исключением, — сказал Коростель. — Никто не станет похищать тебя ради того, что у тебя в голове. Ты же просто рекламой занимаешься, так? Но остальные — то есть Беззумные Аддамы — обречены до поры до времени оставаться на базе.
— До какого времени?
— Пока не выйдем на биржу, — сказал Коростель. Компаунд «Омоложизнь» надеялся устроить фурор на рынке, начав продажу сразу нескольких продуктов. Они смогут создавать целиком спрогнозированных детей, которые отвечают любым требованиям покупателя, по всем физическим, интеллектуальным и поведенческим параметрам. Нынешние методы по-прежнему неточны, сказал Коростель: избегать врожденных заболеваний уже удается, но процент брака все равно велик. Клиенты не знают точно, за что заплатили, и к тому же слишком много непредвиденных последствий.
По методу «Парадиска» соответствие конечного продукта клиентским запросам составит девяносто девять процентов. Можно создавать целые популяции людей с заданными характеристиками. Красота, разумеется, — красота всегда в цене. И послушание: некоторые мировые лидеры уже выразили интерес. «Парадиск» разработал кожу, не восприимчивую к ультрафиолету, встроенный репеллент и беспрецедентную способность переваривать неочищенное растительное сырье. Что касается иммунитета к микробам — то, что раньше достигалось с помощью лекарств, скоро станет врожденным свойством организма.
По сравнению с проектом «Парадиск» даже «НегаПлюс» — грубая поделка, хотя и прибыльное промежуточное решение. Но в долгосрочной перспективе сочетание этих двух продуктов даст человечеству громадные преимущества. Они неразрывно связаны — таблетки и проект. Таблетки остановят хаотичное размножение, а проект заменит его прогрессивным методом. Можно сказать, это две фазы одного плана.
Просто удивительно, сказал Коростель, что недостижимые когда-то высоты с такой легкостью покоряются здесь, под куполом. Пришлось модифицировать мозг древнего примата, ни больше ни меньше. Исчезли деструктивные наклонности — наклонности, которые являлись причиной большинства бед. К примеру, расизм, или, как его называли в «Парадиске», псевдовидообразование, в контрольной группе уничтожен полностью: просто отключен связанный с этим механизм, люди «Парадиска» не различают цвета кожи. В их обществе невозможна иерархия, потому что у них нет нейронных комплексов, которые смогли бы ее сформировать. Поскольку они не являются ни охотниками, ни земледельцами, стремящимися к захвату земель, территориальность также отсутствует: принцип «царя горы», так прочно засевший в человеческом сознании, ликвидирован. Они не едят ничего, кроме листьев, травы и, может, ягод, — соответственно, пища, необходимая им для жизни, всегда под рукой в огромных количествах. Их сексуальность не терзает их постоянно, ни облачка беспокойных гормонов; они спариваются с регулярными интервалами, как и все млекопитающие, за исключением людей.
На самом деле, поскольку у этих людей нет ничего, что можно передавать по наследству, у них не будет ни генеалогии, ни свадеб, ни разводов. Они идеально приспособлены к среде обитания, в которой им придется существовать, следовательно, им не нужно строить дома, создавать инструменты, оружие, даже одежду. Им не нужны пагубные символы вроде королевств, икон, богов или денег. Что лучше всего, они перерабатывают собственные экскременты. С помощью великолепного сращивания генов, с использованием генетического материала…
— Постой-постой, — сказал Джимми. — Но среднестатистические родители от своих детей таких вещей не хотят, по большей части. По-моему, тебя заносит.
— Я же говорю, — терпеливо объяснил Коростель, — это образцы. Они представляют собой искусство возможного. Для будущих покупателей мы будем создавать детей в соответствии со списком требований. Разумеется, не всем понравятся все эти новшества, это мы тоже учли. Хотя ты удивишься, когда узнаешь, скольким людям нужен милый умненький ребенок, который ест одну траву. Вегетарианцы очень заинтересованы. Мы проводили маркетинговые исследования.
Какая прелесть, подумал Джимми. Вы сможете использовать ребенка вместо газонокосилки.
— А говорить они умеют? — спросил он.
— Ясное дело, умеют, — ответил Коростель. — Когда им есть что сказать.
— А шутить?
— Вообще-то нет, — сказал Коростель. — Чтобы шутить, нужно чуточку злобы, нужно быть слегка на грани. Масса экспериментов, мы продолжаем над этим работать, и вскоре, я думаю, от шуток мы избавимся. — Он поднял свой стакан и улыбнулся Джимми. — Я рад, что ты здесь, орех пробковый. Мне нужно было с кем-нибудь поговорить.
Джимми получил отдельную квартиру внутри купола. Вещи прибыли туда раньше него, все шмотки выглажены; белье — в ящике для белья, рубашки аккуратно сложены, электрическая зубная щетка перезаряжена — да еще обнаружились вещи, которых, насколько Джимми помнил, у него никогда не имелось. Новые рубашки, новое белье, новые электрические зубные щетки. Кондиционер выставлен на ту температуру, которая ему нравилась, на столе в столовой накрыт ужин (дыня, ветчина, сыр бри — судя по этикетке, настоящий). На столе в столовой! У него и столовой-то никогда не было.
