Считаные недели… А уже десять лет прошло.
— Не придирайся к милой мамочке! — сказала Оливия.
— Не придирайся к милой мамочке! — передразнила ее Мадисон противно-приторным голосом.
— Хватит меня дразнить!
Алиса почувствовала толчок где-то в районе поясницы — это Оливия пнула сиденье.
— Опаздываем же! — взвыл Том.
— А ну, замолчали все быстро! — рявкнула Алиса голосом, совершенно непохожим на ее собственный.
Сняла машину с ручного тормоза, задним ходом выехала на дорогу, повернула налево, уверенно держа обтянутый кожей руль, как будто она миллион раз говорила эти слова и выполняла этот маневр.
Она поехала к светофору, заранее положив руку на указатель правого поворота.
В салоне машины висела угрюмая тишина.
— Что сегодня в школе будет? — спросила она.
Мадисон драматично вздохнула, как будто никогда не слышала вопроса глупее.
— Вулканы, — отозвался Том. — Мы сейчас проходим, почему вулканы взрываются. Я придумал вопросы для мистера Бакли. Хитрые вопросы получились!
Бедный мистер Бакли…
— Мы готовим сюрпризы на День матери, — сказала Оливия.
— Теперь это уже не сюрпризы, — отбрила Мадисон.
— Нет, сюрпризы! — возразила Оливия. — Правда же, мама, сюрпризы?
— Конечно, — поддержала дочь Алиса. — Я же не знаю, что это будет.
— Мы делаем праздничные свечи, — пояснила Оливия.
— Ха! — усмехнулась Мадисон.
— Я не знаю, какого они цвета, — сказала Алиса.
— Розовые! — раскололась Оливия.
Алиса рассмеялась.
— Идиотка, — брякнула Мадисон.
— Не называй ее так, — отозвалась Алиса.
Неужели и они с Элизабет так ужасно общались между собой? Ну да, как-то раз Элизабет кинула в нее маникюрными ножницами. Первый раз в жизни Алиса пожалела мать. Она не помнила, чтобы мать хоть бы раз повысила голос, когда они ругались, только без конца вздыхала и повторяла: «Не ссорьтесь, девочки».
Они остановились на красный свет. Светофор замигал, меняя цвета, и Алиса растерялась: куда ехать дальше, она понятия не имела.
— Мм… — замялась она.
— Сначала прямо, потом второй поворот налево, — лаконично бросил Том сзади, и у него это получилось так по-отцовски, что Алиса чуть не рассмеялась.
Алиса поехала дальше. Машина опять стала казаться громоздкой и незнакомой.
Рядом с собой она заметила такую же огромную машину с женщиной за рулем и двумя детьми школьного возраста на заднем сиденье.
Алиса была матерью и везла троих своих детей в школу. Она делала это каждый день. Это было невероятно. Смехотворно.
— А по сравнению с другими мамами я какая — строгая? — поинтересовалась Алиса.
— Фашистка, — не полезла за словом в карман Мадисон. — Гестаповка просто.
— Выше среднего, я бы сказал, — ответил Том. — Например, мама Бруно не разрешает ему даже на школьные экскурсии ездить, вот она какая! А мама Элистера разрешает ему лежать в постели до девяти утра, ходить в «Кентукки фрайд чикен», когда захочется, и смотреть телевизор за завтраком.
— Но-но! — предупреждающе произнесла Алиса.
— А, да, — ответил Том и сухо усмехнулся. — Прости, мам.
— Когда это я бываю гестаповкой? — спросила Алиса.
— Забудь, — вздохнула Мадисон. — Все равно себя не переделаешь.
— Мне кажется, ты не строгая, — сказала Оливия. — Ты иногда… ну, немножко сердитая.
— А из-за чего я сердитая? — спросила Алиса.
— Из-за меня, — ответила Мадисон. — Только посмотришь на меня — и сразу сердишься.
— Ты просто из себя выходишь, когда мы в школу опаздываем, — внес свою лепту Том. — Мм… что еще там… Когда дверями хлопают. Ты этого просто не переносишь. У тебя уши очень чувствительные.
— Папа тебя се́рдит, — сказала Оливия.
— А, да, — поддержал ее Том. — Папа тебя сердит сильнее всех.
— Почему? — как можно безразличнее спросила Алиса. — Что он такое делает, что я сержусь?
— Ты его ненавидишь, — сказал Том.
— Не может быть! — отрезала Алиса.
— Может, — скучным голосом сказала Мадисон. — Ты просто забыла, что может.
Алиса посмотрела на своих необычных детей в зеркало заднего вида. Том хмуро взирал на громоздкие пластиковые часы, Оливия задумчиво смотрела вперед, Мадисон прижалась лбом к стеклу и закрыла глаза. Что они с Ником сделали с ними? О ненависти говорили совершенно спокойно, походя. Она прямо сгорала со стыда.
— Извините, — сказала она.
— За что? — спросила Оливия, которая одна, казалось, слушала.
— За отца и за меня.
— Да ладно тебе, — откликнулась Оливия. — Можно мы после школы заедем горячего шоколада попьем?
— Зеленый, поворачивай, — бросил Том.
Алиса вырулила на улицу, где вереницей стояли такие же большие машины. Это было похоже на праздник. Праздник женщин и детей. Женщины стояли по две-три, с солнцезащитными очками, поднятыми на лоб, в шарфах, накинутых на шею. Все были в джинсах и сапогах, в отлично скроенных замшевых жакетах. Матери всегда такие красивые и стройные? Алиса старалась припомнить, как выглядели мамы в ее школьные годы. Кажется, попухлее и попроще? В памяти всплывало нечто неясное и неопределенное. Увидев Алису, какие-то женщины замахали руками. Одну она узнала — та сильно набралась на коктейльной вечеринке. Ах, нужно было все-таки уложить волосы!
Кругом, точно стайки крошечных птичек, щебетали дети в синей школьной форме. Чистые, светлые лица.
— Мы не поздно, — заметила Алиса.
— Для нас поздно, — пробурчал Том. — У меня встреча в шпионском клубе. Без меня там просто не знают, что делать.
Они нашли место, где припарковаться.
— Осторожнее ты, — прошипел Том, когда она чиркнула машиной по бордюру.
Она с облегчением вздохнула, вынув ключи из зажигания. Дети защелкали замками, отстегивая ремни безопасности, и посыпались из машины, закидывая рюкзаки за плечи.
— Эй, подождите! — крикнула Алиса, волнуясь, что она сделала что-то не так и не поцеловала их на прощание.
Выйдя из машины, она увидела Доминика. Он был при галстуке, в рубашке с аккуратно закатанными до локтя рукавами и, сидя на корточках, разговаривал с тремя мальчишками, объяснявшими ему что-то, кажется, о футбольном мяче. Доминик серьезно кивал, как на деловых переговорах высшего уровня. Рядом стояли две мамы, желающие с ним поговорить. Увидев Алису, Доминик подмигнул ей. Алиса неуверенно улыбнулась. Он был хороший человек. С этим не поспоришь. Он был очень хороший… очень.
— Ну как, переспала с ним уже? — произнес высокомерный голос у нее над ухом, и в нос Алисе ударил тяжелый сладкий запах салона красоты.
Это снова была жуткая Кейт Харпер.
— А, привет! — сказала Алиса и отшатнулась.
На Кейт превосходно сидел тренчкот, сияла кожа, сверкали губы. Для раннего утра это был, пожалуй, перебор.
— Слушай, ну, я ревную, — не дожидаясь ответа, продолжила Кейт. — Мы год назад…
— Год?
— Да, год назад имели дела. Там уже паутиной все, наверное, заросло.
«Так вот о чем тебя все предупреждали…»
— А между прочим, охота на него все еще открыта. — Кейт не сводила глаз с Доминика. — Мириам Дейн много лет по нему вздыхает. Она, кажется, сказала Фелисити, что нехорошо с твоей стороны было увлечься им так быстро после того, как вы с Ником разбежались. Я дала ей слово, что никогда и никому не расскажу об этом, но уверена, что тебе интересно было бы это знать! — Она понизила голос. Красивое лицо вмиг стало уродливым. — Ты просто умрешь от смеха, когда узнаешь. Представляешь, недавно на вечеринке Мириам хорошо поддала и назвала тебя… догадайся как!
Алиса с недоумением смотрела на нее.
— Сучкой! — прошептала Кейт. И заверещала пронзительно: — Ну не смешно ли! Точно в фильме восьмидесятых годов! Я сразу подумала: непременно расскажу Алисе, ей точно понравится! Она просто зеленая была от ревности! И конечно, она еле пережила, что Том забил тогда гол, ведь она все время таскала своего Гарри на тренировки, потому что, видите ли, он очень одаренный! Это он-то — кабан!
Алисе стало дурно. Она поискала взглядом детей, чтобы как-то избавиться от Кейт. Том сидел на скамье и что-то наставительно говорил двум мальчишкам, которые внимательно его слушали; один, кажется, даже что-то строчил в блокноте. Оливия крутила «колесо» под аплодисменты девчонок. Мадисон нигде не было видно.
— Что ж, — проговорила она, — передай Мириам, пусть не волнуется. Мы с Ником опять сходимся.
— Шутишь! — выдохнула Кейт и схватила Алису за руку так, что ей стало больно.
— И не думаю, — ответила она и вспомнила холодное выражение лица Ника вчера вечером, когда он прощался. — По крайней мере, мы движемся в этом направлении.
— Как же это? Ты ведь только на прошлой неделе говорила… Ну, в общем, казалось, что все решено окончательно и бесповоротно! Ты говорила, что видеть его не можешь, что от одного его присутствия заболеваешь! Говорила, что никогда его не простишь! Говорила…
