Молчание.
— Ну и прекрасно. Езжай к Маффи. И угости ее кусочком сахара — от меня!
— Ее зовут Минди.
— Ладно, запишу куда-нибудь, — сказала Энджел и отрубила связь.
Жук уже собирался нажать на «отбой», как вдруг…
Глава 34
Пожалуйста, сэр, можно мне еще?
— Уолтер! Уолтер! До-ро-гой! Проснись-пробудись.
— М-м.
Жук раскрыл глаза и очутился непонятно где: там был только яркий свет и странные равномерные звуки. Биип… биип… биип… биип. Такое ощущение, что он находился под водой. И вместе с тем было приятно. Очень даже приятно. Он снова сомкнул веки.
— Уолтер! Ах, Уолтер.
Какой знакомый голос. Откуда он — из телевизора? Очень знакомый. Может, это женщина из утреннего шоу? Нет…
— Уолтер. Проснись.
Он почувствовал, как кто-то поглаживает его по руке. Снова открыл глаза. Всмотрелся. Моргнул. Сфокусировал взгляд.
Минди? Но что она делает в «военно-промышленном дуплексе»? Она же никогда туда не заглядывает. Ага, значит, Энджел. Он оглядел комнату. Нет, это совсем не «военно-промышленный дуплекс». Тогда где же он?
— До-ро-гой?
— Мин?
— Как ты себя чувствуешь?
— Мнгм.
— Ты в больнице.
В больнице? Почему в больнице? Не помню, чтобы я болел.
Да, это явно Мин. Она стоит возле его постели и гладит по руке. У его запястья — капельница. Капельница? Этого еще не хватало.
— Ты попал в аварию, дорогой. Ты сбил оленя. На машине.
Олень. Гм. Да. Говорил по телефону, а потом… громкий стук.
— Ты разговаривал, — сказала Минди. — Разговаривал несколько часов подряд. А кто такой Турок?
Он услышал слабый щелчок, и вдруг его целиком накрыла восхитительная волна тепла и счастья, словно поток чистого солнечного света. Боже, как чудесно. Если бы всегда было так чудесно. Гм. Ну, да — это морфий. Пожалуйста, сэр, можно еще? Да, Оливер Копперфильд[64].
Внезапно Жук открыл глаза. И с тревогой посмотрел на Минди.
— Турок! А что с ним? Он выбрался живым?
— Понятия не имею, — ответила Минди. — Я не знаю никакого Турка. Он что — из Турции? Ты непрерывно говорил о каком-то Турке и еще о какой-то Бетти Попрыгунье. Кто она?
— Бетти, — мечтательно улыбнулся Жук. — Она… у нее потрясающие… стати. Когда она выступает на параде и выпячивает грудь, то у нее едва не лопается форма. Ребятам это нравится. Но только не Турку. Нет-нет. Турок действует строго по инструкциям.
— Уолтер, — сказала Минди, — я не буду сердиться, обещаю. Но скажи — ты что, был в топлес-баре или где-то еще?
— Нет-нет, — рассмеялся Жук. — Нет, Бетти не ходит топлес. Она — не официантка, она — воительница. Упрямица — но у нее золотое сердце. Бетти — единственная женщина для Турка.
— Не могу больше все это слушать. Уолтер, здесь полиция.
— Полиция? Очень мило.
— Они хотят с тобой поговорить. Но, может быть, сказать им, что ты не в состоянии?
— А зачем тут полиция?
— Уолтер, ты же попал в аварию. Это была серьезная авария. Тебе очень повезло — ты не погиб.
Повезло? Ему на ветровое стекло обрушилось сто сорок килограммов мяса, меха и копыт, когда он ехал со скоростью девяносто километров в час, — и это ты называешь везением, дорогая?
— Врачи говорят, что ты не пил.
— Я бы сейчас выпил. «Старомодный», двойную порцию.
— К тебе пытается пробиться какой-то репортер из «Вашингтон пост». Он постоянно оставляет сообщения. И не хочет объяснять, по какому делу.
— Беееез комментариев, — проблеял Жук.
— Почему тебе звонит журналист из «Вашингтон пост»? Я думала, у тебя секретная работа.
— Беееез комментариев. Зубык за язами.
— Ну, мне-то ты можешь сказать. Я ведь твоя жена. Вроде бы.
Мин, пожалуйста, перестань разговаривать. Мне просто хочется посмаковать это чудесное, восхитительное ощущение. У меня такое чу-дес-ное ощщщщщущщщщение…
— Уолтер, ты работаешь на правительство? Ты что, стал агентом или еще кем-то? Может, ты работаешь на ЦРУ?
— Если я скажу тебе, — пробормотал Жук, — то нам обоим это может стоить жизни.
И он начал мурлыкать себе под нос мелодию из фильма о Джеймсе Бонде.
— Этот Турок, он… это он — агент, да? Ты говорил о какой-то миссии. О бомбе с часовым механизмом или о чем-то в этом роде. Ну ладно, не важно. Я пойду туда. Выпровожу полицию.
Жук улыбнулся: очередная теплая волна поднимала его все выше и выше. Он видел рыб, плескавшихся в волнах, — прекрасных, разноцветных рыб, подсвеченных солнцем. Что-то вроде аквариума, сделанного из цветного стекла.
— И что хочет сказать Китай, топя тайваньские креветочные суда? — спросил Крис Мэтьюз. — Как это понимать?
— Что он хочет нам сказать? — повторила Энджел. — Ну, я бы могла вам озвучить смысл этого послания, сведя его к парочке коротких неприличных слов, но тогда нас оштрафует ФКС. Совершенно очевидно…
— …как любил говорить Никсон.
— …как любил говорить Никсон. Китай шлет нам послание из четырех частей. Часть первая: Вы думаете, нас волнует мировое мнение? Подумайте-ка лучше. Вообразите миллиард и триста миллионов рук — с торчащими средними пальцами.
— Чтобы щелкнуть нас по носу? Океан птиц. Ладно, а дальше?
— Часть вторая: погребение в Тибете? Не дождетесь. Часть третья: они ссут от ярости — ой! — Энджел сама себя шлепнула по руке. — Ну ладно, может, ФКС нас не смотрит.
— Смотрит, смотрит. Федеральная комиссия по связи всегда смотрит «Бомбовый удар». Вы шутите? Они нас обожают.
— Пекин вне себя: он возмущен демонстрацией чувств по всему миру. Демонстрацией искреннего, подлинного и праведного гнева…
— Постойте-ка. Вы называете то, что сделали с китайским послом в Дании, делом «праведным»? Его же обрызгали краской из баллончика. Краской шафранового цвета.
— Знаю. Кто бы мог подумать, что датчане окажутся так пристрастны? Ну что же, молодцы. Правда, я думаю, что китайцы в ближайшие месяцы не будут покупать у них «Аквавит» или «Лего». Послушайте, Крис, что бы там ни стояло за этой операцией «Величие Дракона» — как вам нравится такое название, а? — в любом случае она служит тревожным сигналом. Мы просто не можем дальше вот так зажимать наш оборонный бюджет. Теперь-то, когда по миру затопали эти драконы, как огромные, злобные сороконожки. Стоножки. Тысяченожки. Гиганожки.
— Ну, а как же так называемое мюонное оружие, над которым мы вроде бы работаем, если верить «Нью-Йорк таймс»? Мюоны… Звучит устрашающе. Люк Тирни, наверное, скоро получит Пулитцеровскую премию. Потрясающий журналист. Мы приглашали его на наше шоу. Итак, проект «Телец» — что вы можете о нем сказать?
— Знаете, Крис, я пока не работаю в правительстве, мне известно лишь то, что прочитала в «Таймс». Но могу сказать вот что. Я очень, очень надеюсь, что мы действительно работаем над чем-то таким. Ясно, что сейчас нельзя упускать время и расслабляться. Вспомните Англию тридцатых годов. Так можно закончить Гитлером.
Мэтьюз повернулся к другой гостье:
— Винни Чан. Спасибо, что пришли к нам в студию.
— Спасибо вам за приглашение.
Минди сказала Жуку:
— Обрати внимание — она сегодня не выглядит такой уж Китайской Куколкой, да? Ни шелков, ни жемчугов. Кажется, только что вышла из «Энн Тейлор». Даже волосы другие. Тонко!
Они с Жуком сидели у себя в «Разоре» перед телевизором и ужинали, держа подносы на коленях. После аварии прошло три дня. Теперь, когда мозг Жука очистился от чудесного, но слишком уж отупляющего действия морфия, он осознал, что ему и вправду «повезло». От машины остались одни только воспоминания, о возмещении убытков нечего было и думать. Но — Господи, благослови немецких инженеров! И спасибо тебе, изобретатель пневмоподушек, кто бы ты ни был.
Шею Жука поддерживал фиксирующий корсет, а левый локоть жгло изнутри, будто там закипала магма. Немного помогало обезболивающее. Минди, взявшая на себя обязанности медсестры, держала лекарство под строгим надзором и выдавала не чаще, чем раз в четыре часа. И, знаешь, Уолтер, лучше не запивать это «старомодным».
— Ты наблюдательна, — сказал Жук. — Она и в самом деле выглядит сегодня немного… по-западному. Курица очень хорошо вышла, детка.
— Я сделала ее по клубному рецепту. Нужно добавить консервированный грибной суп. Я добавила бессолевой. С соленым получается вкуснее, но мне не нравится едкий привкус, который потом остается во рту.
— Итак, давайте посмотрим, как ситуация смотрится из Пекина, — сказал Мэтьюз. — Почему Китай начал топить тайваньские креветочные суда?
— Знаете, Крис, — сказала Винни Чан, — для начала давайте поместим этот эпизод в определенный контекст, хорошо? Широко известно, что тайваньский режим использует корабли, замаскированные под рыболовецкие суда, для того чтобы шпионить за береговой защитой Китая.
