Рассел опустил голову, и я обратил внимание на его стоптанные кроссовки. Только тогда я понял, насколько заброшенным выглядит мой младший брат. Тонкая, как бумага, кожа нездорового цвета, темно-красные отметины на руках. Я заглянул ему в глаза — и все понял. Долгие годы я был единственным ребенком, на котором мама вымещала свою злость. А теперь она нашла замену своему домашнему рабу. И я не знал, что сказать Расселу, как объяснить, что мне очень жаль.
— Ты хоть представляешь, что будет, если она узнает, что я с тобой разговаривал? — едва слышно прошептал Рассел. — Все очень плохо. По-настоящему плохо. Она все время кричит и ругается. И пьет больше, чем прежде. И все остальное делает больше, чем прежде, — сказал он, по-прежнему глядя на свои кроссовки. Он знал, что я его пойму.
— Я могу помочь! — вырвалось у меня. — Правда, могу!
— Мне… мне пора идти. — Рассел развернулся и отошел на несколько шагов, потом замер. Постоял немного и сказал: — Давай встретимся завтра после школы. — Затем обернулся и широко мне улыбнулся: — Как же я рад снова тебя видеть!
Я подошел к брату. В тот миг мне было физически необходимо стать к нему ближе. Я вытянул руку вперед:
— Спасибо. Увидимся завтра.
Когда Рассел ушел, я объяснил Карлосу, что это был мой брат.
— Si, hermano, si, — понимающе закивал он.
Весь день я не мог думать ни о ком, кроме Рассела. Мне не терпелось увидеться с ним снова. «Но как я ему помогу?» — в то же время думал я. Первой мыслью было привести его к Джонсам, чтобы Джоди вызвал полицию и моего брата спасли точно так же, как когда-то спасли меня. Но что, если я все придумал и красные отметины на руках Рассела — это всего лишь результат слишком активной игры на детской площадке? Может, младший брат опять пытается меня подставить, совсем как раньше, когда он подкладывал шоколадные батончики в мою сумку для завтрака, а потом бежал к маме и говорил, будто я опять ворую еду в магазинах? За такие доносы мама разрешала ему смотреть, как она наказывает меня за преступление. Она приучила его шпионить за мной, но он ведь был всего лишь ребенком в то время.
Ночью я никак не мог уснуть и без конца ворочался с боку на бок, пытаясь решить, что же делать. Ближе к утру меня сморил сон. И во сне я увидел ее. Сначала услышал тяжелое хриплое дыхание. Я обернулся; наши глаза встретились, и я стал медленно приближаться к маме. Я хотел спросить у нее, всего лишь спросить — почему? Почему я? Почему Рассел? Мои губы задвигались, но из них не вырвалось ни единого звука. А мамино лицо мгновенно стало пунцово-красным. «Нет! — закричал я сам себе. — Нельзя так больше! Прекрати, все кончено!» Внезапно у мамы над головой возник сияющий нож с острым, как бритва, лезвием. Я понял, что нужно бежать, но ноги меня не слушались. Затаив дыхание от ужаса, я следил за ножом, который мгновенно оказался у мамы в руках. В ту секунду я понял, что сейчас умру, закричал от страха, но не услышал ничего, кроме сдавленного писка. Я рванулся и…
…ударился головой об пол. Во сне я скатился с матраса и теперь пытался подняться на ноги. Вокруг было темно, и я не понимал, проснулся я или продолжаю спать. Прищурился, напряженно вглядываясь в темноту. Сердце билось где-то в горле. «Господи! — прошептал я. — А что, если она все еще здесь?» К счастью, сын Джоди выбрал именно этот момент, чтобы хорошенько всхрапнуть. Вздохнув с облегчением, я забрался на свой матрас, быстро оделся, прижал колени к груди и просидел так до самого утра, не смыкая глаз.
После уроков мне пришлось чуть ли не силой тащить Карлоса в начальную школу. «Плохая идея! — повторял он. — Твоя mamasita, она loca, бешеная», — сказал он, покрутив пальцем у виска, чтобы я лучше его понял. Я кивнул, но вернуться на улицу отказался. После ночного кошмара ничто не могло помешать мне встретиться с братом.
Мы с Карлосом стояли в том же коридоре, где я вчера столкнулся с Расселом. После звонка из классов высыпала толпа детей. Те, что поменьше, мельтешили у нас под ногами, но я не обращал на них внимания, продолжая высматривать Рассела, пока не увидел его в дальнем конце коридора. Он стоял, опустив голову.
— Рассел! — крикнул я. — Я здесь!
Брат обернулся в мою сторону; он не улыбался и явно избегал смотреть мне в глаза.
Кто-то крепко схватил меня за руку и потянул назад. Я попытался успокоить Карлоса, который с опаской оглядывался по сторонам и повторял:
— Мне здесь не нравится. Твоя мама loca!
— Не сейчас! — огрызнулся я. — Моему брату — hermano — нужна помощь. Как мне, помнишь? — Я ткнул пальцем в сторону Рассела, который медленно пробирался сквозь шумную толпу детей. Я хотел пойти к нему навстречу, но Карлос не сдавался и продолжал меня удерживать.
— Нет! — кричал он. — Жди здесь!
Но я больше не хотел ждать. Рывком сбросив с себя руку Карлоса, я устремился к Расселу, стараясь по пути не затоптать какого-нибудь первоклашку. А брат по-прежнему боялся смотреть в мою сторону. Я остановился на полпути. Внутри все похолодело от нехорошего предчувствия. Ноги подкосились. Еще до того, как Карлос начал кричать, я понял, что зря сюда пришел.
— Беги, Дэвид! — завопил мой друг. — Беги!
Я не заметил, откуда именно она появилась. Может быть, все это время стояла в каком-нибудь классе и наблюдала. А теперь вышла и направлялась ко мне. Холодные, злые глаза, опухшее лицо — ничего не изменилось с момента нашей последней встречи. Дети, словно чувствуя исходящую от нее угрозу, разбегались в разные стороны. Рассел остановился в нескольких дюймах от меня и испуганно покосился на маму. Ее улыбка не предвещала ничего хорошего. Потом мама медленно залезла в сумочку, которую все это время прижимала к себе. На долю секунды в ее взгляде отразилось что-то, похожее на сомнение, но в следующий миг она вытащила наружу блестящий кусок металла…
От ужаса я совсем перестал соображать, потерял равновесие и завалился на спину, не отрывая глаз от мамы. Карлос начал оттаскивать меня назад. Я не мог избавиться от ощущения, что это всего лишь продолжение ночного кошмара, но попытки друга поставить меня на ноги были довольно реальными.
Когда я наконец вернулся в вертикальное положение, мама протянула костлявые пальцы к моей шее. Она стояла так близко, что я чувствовал отвратительный запах давно не мытого тела. И тут я все-таки пришел в себя. Мы с Карлосом развернулись и стали пробираться к выходу. Я видел, как мама схватила Рассела за руку и устремилась вслед за нами. Карлос упорно тащил меня к стоянке. А я уже с трудом переставлял ноги, потому что от страха едва мог дышать. Бестолково размахивая руками, я укрылся за первой попавшейся машиной и попытался выяснить, удалось ли нам оторваться от погони. Карлос не хотел оставаться там, поэтому, убедившись, что мама отстала, мы решили поскорее убраться с площадки для машин. Мои ноги по-прежнему дрожали от страха; оступившись на бордюре, я потерял равновесие и вылетел на проезжую часть. Секунду спустя я налетел грудью на капот движущейся машины. Краем глаза я успел заметить, как испуганно распахивает глаза женщина, сидящая за рулем. Потом я почувствовал, что начинаю скатываться на землю; в отчаянной попытке удержаться я вцепился в дворники, но это меня не спасло. Я закрыл глаза и свалился прямо перед машиной. В ушах у меня звенело от собственных криков.
Одно мгновение — и вот моя голова ударяется об асфальт. Визжат тормоза. Я пытаюсь закрыть голову руками. Откуда-то доносится еще чей-то крик. А у меня уже не хватает воздуха. Очевидно, машина все-таки успела остановиться. Я решаюсь открыть глаза и сквозь пальцы вижу ребристую покрышку — прямо у меня под носом.
Карлос вытянул меня на тротуар и помог встать — в который раз за этот день. Опершись на него, я похромал прочь с парковки. Женщина, едва не переехавшая меня, вышла из машины. Она смотрела мне вслед, ее всю колотило от пережитого испуга.
Мама на полной скорости прошла к семейному фургону мимо места аварии. Я не сказал ни слова, но Карлос и так все понял. Я едва держался на ногах, поэтому ему пришлось чуть ли не волоком тащить меня вверх по холму, с которого много лет назад я весело бежал навстречу маме. Теперь я спешил в противоположном направлении.
С вершины холма нам с Карлосом было отлично видно, как дети и взрослые машут руками в нашем направлении. Но, к счастью, за нами никто не пошел. Вскоре машины стали покидать стоянку. Я внимательно следил за тем, как пустеет парковка. Мне нужно было понять, что собирается делать мама, поскольку я не знал, в какую сторону бежать. Через некоторое время я покачал головой: «Она уехала! Я не вижу ее фургона!»
Но Карлос схватил меня за руку (она все еще болела после столкновения с машиной) и ткнул пальцем вниз. На дороге, огибающей холм, я заметил мамину машину. С выражением бешеной ярости на лице она без конца сигналила водителям, из-за которых не могла свернуть налево. Мы с Карлосом кивнули друг и другу и, не сговариваясь, помчались на другую сторону улицы и вверх по дороге к его дому. Не знаю, откуда у меня взялись силы на подобный марш-бросок. Скорее всего, нас подгонял знакомый рев старого глушителя — этот звук я бы ни с чем не перепутал.
