— Дай мне телефон твой, — сказала Машка. — Я тебе позвоню. Если хочешь. И подумай, пожалуйста, подумай. Решений опрометчивых не принимай.
Шурочка написала и протянула Машке свой номер телефона, написанный на обрывке листа бумаги.
— Да что мне звонить… — сказала она. — Что тут думать…
«Это как же мне надо будет закабалиться! — подумала Шурочка. — Как я смогу жить? Да я и не жила ещё, а тут… ясли какие-то! Что же мне делать? Как поступить?»
Машка давно уже ушла, а Шурочка всё сидела и курила свои сигареты. Одну за другой. «Не пей, не кури… Лучше бы уже сказала мне — не живи!»
Но сидеть до бесконечности на этой лавочке было нельзя. Надо было возвращаться домой. Надо было принимать решение.
Юра пришёл через неделю.
— Ты что? Какой ребёнок? Кого ты собираешься рожать?
— Через полгода «академ» возьму. Давай, а? Ты же обещал завязать, Юрка! Представляешь — распишемся, и ребёнок будет у нас. Мальчик будет, я уверена. Представляешь — мальчик будет! Такой маленький, и на тебя будет похож.
— Нет, ну как ты это представляешь?
— Как все, так и мы. Вон, как Славка с Людочкой.
— Прекрати. Ты ведь сама понимаешь, что мы не сможем так. Я тебя люблю, Шурка. Ты же видишь — я тебя никуда не втягиваю. Но это… Нет, я не могу. Не могу.
— Тогда я сама. Сама рожу, сама буду воспитывать.
— А ты не думаешь, что родители тебя выгонят из этой квартиры? Ты же говорила, что это не твоя квартира, а отчима. Или не так?
— Так.
— И куда ты пойдёшь? Или ты ребёнка своего в роддоме бросишь, чтоб он потом по детдомам жил. Если выживет, конечно. Делай аборт, пока срок позволяет. И будем жить, как жили. Только беречься будем получше.
— А вот говорят… говорят, что это убийство…
— Ерунда. Средневековые байки. Весь мир делает аборты, и ничего ни с кем не происходит. Иди в поликлинику и не мучайся. А мне сейчас надо ширнуться.
— Ты же обещал завязать…
— Давай, делай свой аборт, и поедем куда-нибудь. На речку, что ли. Обстановку сменим. И я попробую завязать. Давай, давай. Баш на баш. Только придётся тебе в бесплатную идти. Я временно на мели. Через пару недель, может, прибудет. А пока…
Решение было принято. Чтобы как-то заглушить страх, Шурочка курила папиросы с анашой.
В последнюю ночь перед тем, как на аборт идти, Шурочка не могла спать. Юры не было, она была дома одна. Так и не сомкнула глаз за всю ночь ни на минуту. Еле живая добралась до больницы, еле живая залезла на кресло.
Инструменты звенели.
Как же было больно! Боже мой, как же было больно! Как позорно, как горько, и как больно! Шурочка закричала.
— Молчи, молчи! — голос врача, мужчины, подступал издалека. — Ишь, какая нетерпеливая попалась. Молчи, а то прекращу делать!
Кажется, Шурочка потеряла сознание. Или это обезболивание подошло с опозданием…
— Давай, поворачивайся! — на этот раз, уже грубый женский голос прорвался в сознание Шурочки. — Хватит тут вылёживать! Слезай с кресла! Всё уже!
Я… не могу… — простонала Шурочка.
— Давай, давай. Небось, когда надо было — поворачивалась!
Всё было кончено. Это уже была санитарка. Шурочка переползла с кресла на каталку и была тут же «скинута» с каталки на кровать, стоящую в коридоре отделения. Тяжёлым камнем лег на живот пузырь со льдом. Вот и всё. Вот и всё.
Через два часа её подняли и отправили в раздевалку. В каком-то полусознательном состоянии Шурочка добралась до дома и, не раздеваясь, упала на кровать.
Шурочка забылась во сне часа на два, и очнулась от боли.
Юра был в квартире. Он открыл двери своим ключом и возился на кухне.
— Очнулась? — спросил он, заглянув в комнату.
— Как больно… — простонала Шурочка. — Боже, как больно…
— Сейчас, сейчас, моя хорошая, — сказал Юра. — Сейчас я тебя спасу.
Он снова зашёл на кухню и вернулся оттуда со шприцом.
— Сейчас, потерпи ещё чуть-чуть.
Игла вошла в кожу почти незаметно. Шурочка не сопротивлялась. Через минуту теплая волна, идущая откуда-то из солнечного сплетения, захватила Шурочку.
Ощущение тепла, радости, несказанного счастья охватило её. Боли больше не было. Вообще — больше не было ничего.
И Шурочка поплыла по этой волне… Вот и всё.
Прошёл день. Шурочка встала, походила по комнате. Юрка был рядом. Был он заботлив, как мог. Сходил в магазин, принёс кое-чего перекусить.
— Шура, мне надо сходить. У меня всё закончилось. Ты как?
— Нормально. Не болит почти.
— Ты хочешь?
— Я боюсь.
— Да ладно! Давай!
— У тебя же закончилось.
— Одна есть. Я с тобой поделюсь.
— Не надо.
— Да брось ты! С двух раз ничего не будет. Тем более, что я тебе такую малость…
— Ладно, давай. Только ты сам. А то я — не могу колоть. Промажу ещё.
— Научишься.
Снова подступила тёплая волна. Сияющий мир распахнулся. Ничего более не существовало.
Когда Шурочка пришла в себя, Юрки уже не было дома. Постепенно действие укола улетучивалось. Реальность снова обступала Шурочку. И была эта реальность не радостна и жестока.
Болела голова. И душа болела. Болела, разрывалась. Шурочка плакала. Она плакала о том, что не будет на свете маленького мальчика, похожего на Юрку и на неё.
Болела душа ещё и потому, что чувствовала Шурочка свою слабость. Ведь она уже была готова оставить ребёнка — и вот, поддалась. Не оставила.
А ещё… Она укололась. А потом попросила ещё. Сама попросила! Конечно, у неё было оправдание. Было больно… Да нет, какое это оправдание! Это не оправдание! Такое было ощущение, что карабкалась она, до этого, вверх по наклонной плоскости. Карабкалась, карабкалась, и уже почти совсем было вылезла… но оступилась, и летит теперь прямо в глубокую, бездонную пропасть. Страшно стало Шурочке.
«Как все! — вдруг вспомнила Шурочка своё, такое недавнее желание. — Так что же это такое — «как все»? Что это такое? Поманило — и бросило! И теперь я снова — не «как все»! Потому что ещё шаг, и я — наркоманка. Мне ведь уже хочется! Хочется! Хочется!»
Шурочка плакала. Потом она, как могла, привела себя в порядок, оделась и вышла на улицу. Находиться дома ей было невыносимо.
Шурочка шла по улице. Шла долго, потом повернула в какой-то переулок. Уличная суета понемногу захватывала её внимание, отвлекая от всего происходящего…
«Сейчас пройдусь по магазинам, — уговаривала себя Шурочка. — Я уже сто лет в магазины промтоварные не ходила. Пройдусь, отвлекусь…»
Надо же было где-то забыться, честное слово!
И тут Шурочка увидела прямо перед собой вывеску — «Ткани». Шить Шурочка никогда не умела. И вообще, всегда обходила стороной магазин «Ткани». Мать ей всегда всё готовое покупала.
А сейчас… «Ткани», так «Ткани». Даже хорошо.
В магазине «Ткани» веяло ароматом дальних дорог и далёких, позабытых странствий. Что-то такое от старой, осевшей в памяти — то ли из книг, то ли из фильмов, — лавки с «колониальными» товарами.
Шурочке вдруг показалось, что за соседним прилавком обязательно должны торговать перцем и гвоздикой.
Боже мой, чего тут только не было! Ткани тонкие и толстые, цветные и однотонные, матовые и блестящие. Сколько здесь было человеческой фантазии! Сколько здесь было человеческого труда — в этих новых, нарядных полотнищах!
И Шурочка забылась. Она поддалась обаянию «колониальной» лавки и стала мысленно примерять ткани на себя.
Сначала — толстые габардиновые. Какие получались разноцветные манто! То короткие, то длинные, до пят.
Потом Шурочка перешла к шерсти и кашемиру, и нарядила себя во всё разнообразие деловых костюмов и строгих, а, может, и форменных платьев. Ну, а затем…
О, как это было прекрасно! Тонкие ткани лились и ниспадали, они обрамляли и подчёркивали… Они переливались, они сочетались и отблёскивали. Они тащили Шурочку за собой, в дебри своих складок и переливов. Они завладели Шурочкиным сердцем и заставили её забыть обо всём… И вот уже зашумела шелками и кринолинами публика, и начался бал. Вот уже зазвенели браслетами восточные одалиски в пестрых шальварах. Вот закружились индианки, замотанные в разноцветные сари, а из тумана вышла прекрасная дама в чёрно-лиловом муаре…
Шурочка опомнилась возле скромной полочки, где лежали три рулона. С недорогими тканями чёрного и красного цветов и рулоном дешёвого тюля. Здесь же были несколько маленьких рулончиков: с бахромой, и с какими-то невозможными белыми рюшечками, и лентами.
«Вот-вот, так и должно быть, — подумала Шурочка. — Вот чем всё должно закончиться».
Эти рулоны отрезвили Шурочку, и она вспомнила, почему она так глушит себя, так зарывает себя в эти магазинные развлечения.
Шурочка покинула магазин «Ткани». Несколько шагов по улице, и Шурочка вошла в «Одежду».
