— Долго он тебя там продержал, в этом гараже?
— Это была скорее квартира, чем гараж, — сказала Орикс. — У них в доме не было места. Я была не единственная девушка, которую они к себе взяли.
— Они?
— Они с женой. Они пытались нам помочь.
— А она ненавидела секс, так ведь? Поэтому они взяли тебя в дом? Чтобы ты избавила ее от домогательств старого козла?
Орикс опять вздохнула.
— Почему ты думаешь о людях только плохо, Джимми? Она была очень возвышенным человеком.
— Хрена с два.
— Не ругайся, Джимми. Я хочу, чтобы мне было хорошо с тобой. У меня не очень много времени, мне скоро идти, у меня дела. Почему тебя волнуют вещи, которые случились так давно? — Она склонилась над ним, поцеловала его — губы еще в масле от курицы.
Мазь, маслянистый, шикарно, чувственно, сладострастно, распутно, восхитительно, — пронеслось в голове у Джимми. Он тонул в словах и чувствах.
Потом он спросил:
— Куда ты идешь?
— Куда-то. Я тебе оттуда позвоню. — Она не скажет.
Начинается та часть истории, которую Снежный человек прокручивает в голове раз за разом. Его преследует если бы. Но если бы что? Что он мог сказать или сделать иначе? Какой его поступок изменил бы ход событий? По большому счету никакой. А по малому?
Не ходи. Останься. По крайней мере, они были бы вместе. Может, она бы выжила — почему нет? И тогда была бы с ним здесь, сейчас.
Мне надо прогуляться. Я только в торговый центр. Нужно воздухом подышать. Хочу пройтись.
Позволь мне пойти с тобой. Тут опасно.
Не глупи! Тут повсюду охранники. Меня все знают. Я в полной безопасности.
У меня дурное предчувствие.
Но у Джимми не было дурных предчувствий. В тот вечер он был счастлив. Счастлив и ленив. Она пришла час назад. Пришла от Детей Коростеля, показала им новые листья и траву, была еще мокрая, только что из душа. В каком-то кимоно с красными и оранжевыми бабочками, в темную косу вплетена розовая лента, коса обмотана вокруг головы. Орикс пришла запыхавшаяся, возбужденная и радостная (или очень хорошо имитировала радость и возбуждение), и первым делом он распустил ей волосы. Ее коса трижды обмоталась вокруг его ладони.
— Где Коростель? — прошептал он. Она пахла лимонами и свежей листвой.
— Не волнуйся, Джимми.
— Но все же где?
— Он не в «Парадиске», он ушел. У него встреча. Он не захочет меня видеть, когда вернется, он сказал, что сегодня будет думать. Когда он думает, он не хочет секса.
— Ты любишь меня?
Этот смех. Что он значил? Глупый вопрос. Зачем спрашивать? Ты слишком много говоришь. Или: Что такое любовь? Или, возможно: В твоих мечтах.
Прошло время. Она снова заколола волосы, надела кимоно и подвязала его кушаком. Он стоял у нее за спиной и смотрел в зеркало. Хотел обнять ее, снять все, что она только что надела, начать сначала.
— Не уходи, — сказал он, но ей без толку говорить не уходи. Как она решила, так и сделает. Иногда ему казалось, что он лишь один из вызовов на ее тайном маршруте — что до утра ей нужно многих обслужить. Нехорошие мысли, но это не исключено. Он понятия не имел, что она делает, когда ее нет рядом.
— Я скоро вернусь, — ответила Орикс, надевая маленькие красно-розовые сандалии. — Принесу пиццу. Хочешь к ней что-нибудь, Джимми?
— Почему бы нам не бросить всю эту ерунду и не сбежать куда-нибудь, — сказал он, поддавшись порыву.
— Сбежать отсюда? Из «Парадиска»? Зачем?
— Мы сможем быть вместе.
— Джимми, ты смешной! Мы же сейчас вместе!
— Мы можем сбежать от Коростеля, — сказал Джимми. — Нам не придется прятаться, мы можем…
— Но, Джимми. — Удивленный взгляд. — Мы нужны Коростелю.
— Я думаю, он все знает, — сказал Джимми. — Про нас с тобой. — Он не верил в это, верил и не верил. Конечно, в последнее время они становились все безрассуднее. Как мог Коростель не заметить? Может ли человек, настолько умный в одних областях, быть таким идиотом в других? Или Коростель еще хитрее Джимми? Если и так, признаков не было.
Джимми проверял свою комнату: искал «жучки», мини-камеры, микрофоны. Он знал, что нужно искать, — так ему казалось. Но ничего не находил.
Были признаки, думает Снежный человек. Были, а я не заметил.
К примеру, однажды Коростель спросил:
— Ты смог бы убить того, кого любишь, чтобы избавить его от страданий?
— Ты про эвтаназию? — спросил Джимми. — Спустить в унитаз любимую черепашку?
— Просто ответь, — сказал Коростель.
— Я не знаю. Что за любовь, что за боль?
Коростель сменил тему.
Потом как-то за обедом он сказал:
— Если со мной что-нибудь случится, я рассчитываю, что ты позаботишься о проекте «Парадиск». Когда меня здесь нет, вся ответственность на тебе. Это официальный постоянный приказ.
— Что значит — «что-нибудь случится»? — сказал Джимми. — Что такое с тобой случится?
— Ну, ты знаешь.
Джимми решил, что он имеет в виду похищение или покушение со стороны оппозиции: постоянная угроза для гениев из Компаундов.
— Конечно, — сказал он, — но, во-первых, у тебя потрясающая система безопасности, во-вторых, тут есть люди, которые разбираются в этом куда лучше меня. Я просто не потяну проект, я же в науке дуб.
— Эти люди — специалисты, — сказал Коростель. — Они не смогут нормально общаться с нашими моделями, им просто терпения не хватит. Даже мне не удается. Не могу настроиться на их волну. У тебя с ними больше общего.
— То есть?
— Ты тоже можешь часами сидеть и ничего не делать. Прямо как они.
— Ну, спасибо, — сказал Джимми.
— Нет, я серьезно. Я хочу — я хотел бы, чтобы это был ты.
— А как же Орикс? — спросил Джимми. — Она гораздо лучше знает Детей Коростеля. — Джимми и Орикс называли их «Дети Коростеля», но сам Коростель — никогда.
— Если меня здесь не будет, не будет и Орикс, — сказал Коростель.
— Она что, устроит самосожжение? Чушь какая! Может, она принесет себя в жертву на твоем погребальном костре?
— Что-то в этом роде, — усмехнулся Коростель. Джимми тогда счел это шуткой и свидетельством исполинского Коростелева самомнения.
— Я думаю, Коростель за нами шпионит, — сказал Джимми в ту, последнюю ночь. И сказав, понял, что это могло оказаться правдой, хотя, может, он сказал так, чтобы напугать Орикс. Чтобы она запаниковала; хотя конкретных планов у него не было. Допустим, они убегут, но куда — где их не найдет Коростель? И как они будут зарабатывать? Может, Джимми придется стать сутенером, продавать Орикс? Потому что у него нет навыков, которые пригодятся для заработка, нечего использовать в плебсвиллях — по крайней мере, если им придется уйти в подполье. А им придется. — Я думаю, он ревнует.
— О Джимми. Зачем Коростелю ревновать? Он не одобряет ревность. Он считает, это неправильно.
— Он человек, — сказал Джимми. — Что бы он ни одобрял.
— Джимми, я думаю, это ты ревнуешь. — Орикс улыбнулась, поднялась на цыпочки, чмокнула его в нос. — Ты хороший мальчик. Но я никогда не брошу Коростеля. Я верю в него, я верю в его, — она задумалась, подыскивая слово, — в его ви…дение. Он хочет, чтобы наш мир стал прекрасным. Так он мне говорит. Я думаю, это замечательно, правда, Джимми?
— Я в это не верю, — сказал Джимми. — Я знаю, что он так говорит, но меня на это не купишь. Ему наплевать, прекрасен наш мир или ужасен. Ему интересно только…
— О Джимми, ты очень не прав. Он нашел, в чем проблема, и мне кажется, что он прав. На земле слишком много людей, и люди из-за этого плохие. Я знаю это из своей жизни, Джимми. Коростель очень умный!
Зря Джимми поливает Коростеля грязью. Коростель — ее кумир в каком-то смысле. В очень важном смысле. А он, Джимми, не кумир.
— Ладно, принято. — По крайней мере, он не все прохлопал: она не разозлилась. Это главное.
Какой же я был тряпкой, думает Снежный человек. Околдованный. Одержимый. Не был — есть.
— Джимми, я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал.
— Конечно.
— Если Коростеля здесь не будет, если он куда-нибудь уйдет и если меня тоже не будет, я хочу, чтобы ты позаботился о Детях Коростеля.
— Тебя не будет? Почему это тебя не будет? — Опять тревога, подозрения: они планируют сбежать, оставить его тут? В этом дело? Он для Орикс был игрушкой, а для Коростеля — придворным шутом? — У вас что, медовый месяц намечается?
— Не глупи, Джимми. Они как дети, им нужен кто-нибудь. К ним нужно по-доброму.
— Вы ошиблись адресом, — сказал Джимми. — Если я проведу с ними больше пяти минут, я свихнусь.
— Я знаю, что ты сможешь. Я серьезно, Джимми. Скажи, что ты это сделаешь. И не подведи меня. Обещаешь? — Она гладила его, целовала его руку, ее губы ползли все выше.
