— Не затруднит, Бен. Ты ведь мой сын. А завтра я завезу краску в портлендский Музей изящных искусств.
— Я позвоню Тревору, скажу ему, чтоб встретил тебя там в двенадцать дня, если тебя это устроит.
— Устроит. Я на завтра взяла отгул. Дай ему мой сотовый и пришли мне его телефон. А я, когда заберу краску, напишу тебе.
— Мама, ты — гений.
Положив трубку, я заметила, что улыбаюсь. Из соседней комнаты вышел Ричард:
— Ну, все, одна из горничных в том отеле соберет наши вещи. И я договорился, чтобы тебе позволили оставить машину на гостиничной стоянке до завтрашнего дня. А звонок, должно быть, приятный. Ты прямо вся светишься.
Я рассказала ему про разговор с Беном, умолчав про комментарии сына относительно отца. Ричард, я видела, пытался не думать о собственном сыне.
— Он, конечно, понимает, какая у него потрясающая мать.
— Бен — потрясающий сын. И я уверена, если он не будет терять присутствия духа и веры в себя, если на несколько лет уедет из Мэна, будет постоянно работать над собой, в один прекрасный день он добьется успеха. Может быть, даже станет знаменитым.
— При твоей поддержке…
— Ему все равно придется всего добиваться самому.
— Что бы ты ни говорила, я знаю, что ты всегда подставишь ему плечо.
— Я знаю одно: после обеда мне нужно забрать для него какую-то особую краску.
Я объяснила, что рядом со стадионом «Фенуэй-парк» есть специальный магазин, торгующий принадлежностями для живописи, что его владелец пообещал смешать для Бена краску особого оттенка, которую мне необходимо забрать в три часа дня, поскольку часом позже магазин закрывается, а мой сын должен дописать свой новый шедевр — как тут не похвалиться, я же мать!
— Значит, тебе там надо быть к трем, — произнес Ричард. — Тогда давай сделаем так…
Мы решили, что после обеда Ричард направится в сторону аэропорта, а я — на другой конец города, чтобы забрать краски Бена, и примерно в пять мы снова встретимся в номере.
Но сначала мы вместе приняли душ — намыливали друг друга, пылко целовались под струями воды, льнули друг к другу, клялись в вечной верности, снова и снова признавались в любви, выражая свои мысли и чувства с искренней непринужденностью, которую я утратила десятилетия назад и думала, что никогда уже больше не обрету.
Одевшись, я быстро набила сообщение Салли:
«Осталась еще на один день в Бостоне, отлыниваю от работы. Как съездила в Портленд? Я люблю тебя. Мама».
Бил. Ответ от Салли:
«Концерт был скучный. Теперь надо писать эссе об Эдит Уортон. Т-о-с-к-а. Папа говорит, у тебя похмелье. Круто».
Моя дочь — апологет литературного стиля, который в лучшем случае можно охарактеризовать как «унылый подростковый минимализм». Я с ужасом представляла ее взрывную реакцию на известие о грядущем перевороте, который изменит нашу семейную жизнь. Но сначала… сначала я проживу до конца этот чудесный уик-энд.
Пока Ричард одевался, его телефон пикнул несколько раз. Он мельком глянул на дисплей, но отвечать не стал.
— Что-то случилось? — спросила я.
— Это по работе, — объяснил он. — У меня есть один клиент, у него пять хозяйственных магазинов в районе Льюистона и Оберна. Он считает, что может звонить мне в любое время дня и ночи, если необходимо предъявить требование о возмещении убытков. Дело в том, что один из его складов сгорел три недели назад. Один недовольный работник поджег — и исчез. До сих пор в бегах. Мой клиент понес ущерб в размере около четырехсот тысяч долларов. Между нами говоря, у него уже два года дела идут из рук вон плохо, и страховые инспекторы, а также полиция вполне допускают, что он, возможно, подговорил «недовольного работника» поджечь склад.
— Ты напишешь про это рассказ, да?
— В принципе, эта история в духе Джеймса М. Кейна…
— Особенно если добавить femme fatale.[50]
— Ты меня поражаешь, — сказал Ричард.
— Потому что я знаю, кто такой Джеймс М. Кейн.
— Потому что ты невообразимо умна.
Я его поцеловала:
— Почти так же, как ты.
Он меня поцеловал, сказал:
— Ты умнее.
Я его поцеловала:
— Ты очень любезен.
Он меня поцеловал:
— Нет, говорю как есть.
— Я так тебя люблю.
— И я безумно тебя люблю.
Направляясь вместе со мной к выходу из гостиницы, Ричард остановился у стойки регистрации и сказал сотруднице, что мы хотели бы остаться в нашем люксе еще на одну ночь. Женщина проверила, свободен ли номер, и ответила:
— Без проблем.
Боги, вне сомнения, благоволили к нам. В этом мы еще раз убедились, когда вышли на улицу. Выдался очередной ослепительный осенний день. Вовсю сияло солнце. Небо было чистым. Легкий ветерок ворошил опавшую листву. Перед нами простирался большой город — дружелюбный, предлагавший массу интересных возможностей. Ричард взял меня за руку, и мы зашагали в парк.
— Еще вчера… — промолвила я.
— Еще вчера…
Мы поняли друг друга без лишних слов. Еще вчера мир был совсем другим. А сегодня…
— Давай сходим к дому и посмотрим на квартиру с улицы, — предложила я.
— Не возражаю.
Рука об руку мы шли по парку и говорили, говорили, говорили. О том, что приедем сюда через выходные, чтобы встретиться с подрядчиком, приятелем Ричарда, и обсудить с ним ремонтные работы в квартире. А также узнаем, кто сейчас дирижер Бостонского симфонического оркестра, попытаемся купить билеты на концерт. И еще, наконец-то сходим в Институт современного искусства. И выясним, что идет в одном из самых интересных театров в городе.
— Оставь все это мне, — сказала я. — Я сама займусь организацией нашего культурного досуга.
— А я подыщу для нас гостиницу и договорюсь о встрече с моим приятелем-строителем из Дорчестера, Пэтом Лаффаном. Пэт — удивительный человек. Бывший бостонский полицейский, переквалифицировавшийся в строителя. Довольно простой мужик, прямой, но относительно честный… большая редкость среди строителей.
— А потом можем начать подбирать мебель… Или, по-твоему, еще рано?
— Мне это нравится. Зачем тянуть? Зачем откладывать в долгий ящик?
Ох, романтика, романтика! Мы оба балдели от своей выспренней болтовни. Так два незнакомца, думавшие каждый про себя: «Я никогда не освою французский», однажды утром просыпаются друг подле друга и осознают, что говорят на французском бегло и уверенно, что прежде им обоим казалось невозможным. Как же мы оба желали этой любви! Оба знали, что это так правильно. Мне хотелось изливать свою восторженность. Хотелось верить, что в нас велико желание создать для себя счастливую совместную жизнь, и мы, естественно, будем великолепно ладить друг с другом и справляться с обычными семейными проблемами легко и непринужденно, поскольку у каждого из нас есть печальный опыт многолетнего прозябания в несчастливом браке.
И опять Ричард словно прочитал мои мысли, ибо он остановился, взял меня за руки и, глядя прямо мне в глаза, сказал:
— Ты знаешь, и я знаю, что мы еще присматриваемся друг к другу, все еще пытаемся понять, на самом ли деле это происходит с нами и сможем ли мы создать для себя такую жизнь, о которой мечтаем. Так вот: у нас все получится. У меня нет сомнений. Ни малейших.
— У меня тоже.
И мы снова поцеловались.
Через полчаса мы уже сидели в ресторане на Ньюбери-стрит и за обедом обсуждали, как нам пережить следующие несколько сложных дней, как объясниться со своими супругами.
— Моя бы воля, я прямо завтра же вечером, по возвращении домой, выложила бы Дэну всю правду, — заявила я. — Как я уже говорила, для него это, я уверена, будет ударом. Сначала он впадет в ступор, потом рассвирепеет. Я просто хочу поскорее с этим покончить, у меня нет ни малейшего желания притворяться, делать вид, будто у нас с ним все нормально, ведь я хочу быть с тобой. Но есть одно важное обстоятельство, которое нельзя не учитывать: завтра он выходит на работу и после ранней утренней смены будет выжат как лимон. У него график: четыре рабочих дня подряд, потом — три выходных. Так что…
— Подожди до четверга. Поставишь его в известность вечером. Тогда он сможет осмыслить новость, не думая о том, что через несколько часов ему нужно бежать на ненавистную работу.
— Это более мягкий вариант… хотя плохая новость, когда ее ни сообщи, всегда не вовремя. Все равно на этой неделе я работаю до половины шестого со вторника по пятницу, а он будет укладываться спать в районе восьми и вставать в четыре утра, следующие несколько дней мы будем как корабли, проплывающие в ночи: видеться фактически не будем… что не может не радовать. За это время я встречусь со своей подругой Люси и начну потихоньку перевозить кое-какие вещи в квартиру над гаражом. И, сообщив ему о своем уходе в пятницу по возвращении домой с работы, я смогу сразу уйти ночевать к Люси. Тогда же я поговорю с Салли. Для нее это будет как обухом по голове, но в школу ей на следующий день не идти. Если она захочет переночевать со мной у Люси, я не стану возражать. Но, зная свою дочь, могу предположить, что она, скорей всего, побежит к своему дружку. Что, пожалуй, тоже не плохо. В субботу у меня запланирована встреча с Беном в Портленде. Там все ему и расскажу. Но я абсолютно уверена, что он эту новость воспримет гораздо лучше, чем его сестра… Я размышляю вслух, да?
