Ознакомительная версия.
– Да, – я вздрагиваю. – Я думаю об Эрве. Откуда вы знаете?
– Здесь нельзя думать ни о чем другом. Здесь все осталось так, как было при жизни Эрве. Здесь, на втором этаже. Я имею в виду книжные полки. А кофе кончился, – Линн хочется поскорее выпроводить меня, кто бы мог подумать!..
– Я не очень-то люблю кофе, – мне и самому хотелось бы убраться отсюда поскорее.
– Я провожу вас, Кристобаль…
– Спасибо за ночь, Линн, – вполне искренне говорю я.
– Не торопитесь благодарить, милый мой…
«Не торопитесь благодарить» звучит довольно угрожающе, но разбираться в хитросплетениях смыслов у меня нет никакого желания. Вряд ли теперь хоть что-то может удивить меня – меня, бессчетное количество раз спускавшегося по ступеням, успевшего побыть и Эрве, и Энрике, и ящерицей с картины, один лишь Стриж от меня ускользнул. Даже если сейчас на второй этаж букинистического снова опустится ночь – я нисколько не удивлюсь.
Но пейзаж вокруг меня неизменен: Линн и солнечный свет, Линн и книжные полки, Линн и лестница, Линн и розы вдали, у журнального столика.
Впрочем, Линн рядом со мной нет. Сейчас она гораздо ближе к розам в банках, чем ко мне.
– Кристобаль! – зовет меня Линн. – Идите сюда, Кристобаль!
Розы мертвы, вот почему Линн звала меня. Розы по-прежнему мертвы, удручающее зрелище.
Я не знаю, что смерть сделала с Эрве Нанту, но вряд ли она оказалась благосклоннее к несчастным цветам: все те же свернувшиеся стебли, те же высохшие головки, несколько часов назад я уже наблюдал за их кончиной, теперь Линн предлагает мне пережить тягостную процедуру снова.
– Вы видите, Кристобаль? – шепотом спрашивает у меня Линн. – Вы же помните, какими они были?
– Да.
– Они стояли здесь тридцать лет… И все тридцать лет казались только что срезанными… Вы верите мне, Кристобаль?
– Да.
Шутки времени, Линн, это всего лишь шутки времени. Время продолжает существовать здесь по одному ему понятным законам. Тридцать лет розы казались только что срезанными – но и мертвы они тридцать лет, меньше пыльному цветочному кладбищу не дашь. А то, что всплыл этот факт только сейчас, – всего лишь шутки времени, Линн.
Линн плачет. Или мне только кажется, что она плачет?
– Успокойтесь, – я впервые касаюсь руки Линн.
Мне и самому необходима изрядная доля самообладания: кладбищенская патетика не для меня, заброшенные склепы из цветов – тоже. Сходство со склепом усиливает спертый воздух, забивающийся в ноздри, – и рука Линн. Она холодна, как лед, она абсолютно неподвижна, ее слепок вполне мог бы украсить надгробие Эрве или Энрике, не имеет значения, оба имени начинаются и заканчиваются одинаково.
– Успокойтесь, пожалуйста…
– Все в порядке, Кристобаль. Все в порядке.
Я все еще держу Линн за руку. То ли мои слова возымели действие, то ли Линн сама сумела справиться с собой, но холода в пальцах больше нет. Напротив, никогда еще я не касался такой живой, такой горячей плоти. Невидимые токи бродят под кожей Линн; в этих токах, в этой коже заключены все самые откровенные признания, на которые человек способен только в юности. Я сам не решился бы на них никогда, я не произнес их ни разу за всю свою никчемную жизнь – может быть, поэтому она кажется мне такой никчемной?.. Шероховатости на коже – я ощущаю каждую из них в отдельности, длинные узкие полоски, следы от царапин.
Линн не плачет, нет, я ошибся. Линн смеется.
– Боже мой, я свободна… Неужели я свободна, боже мой…
– Все в порядке, Линн.
– Да… Да… Спасибо вам, Кристобаль… Вы даже не представляете… Спасибо! Вы были посланы мне… Это знак… Знак. Идемте, я провожу вас.
– Может быть, – я даже не делаю попытки высвободить руку Линн, – может быть, мне лучше остаться?
– Не стоит. Я и так отняла у вас непростительно много времени.
…Спуск по лестнице оказывается намного короче: всего лишь семь ступенек. Семь – против ночных четырнадцати, и как я мог принять за ловушку самый обыкновенный лестничный пролет? Дубовые панели, картина под стеклом в простенке, единственное, что смущает меня, – на перилах нет бокала; я ведь оставил его здесь, а теперь его нет, нуда черт с ним…
– Занятная картина, – самым непринужденным тоном говорю я, останавливаясь на площадке.
– Вы находите? – взгляд Линн равнодушно скользит по стене. – Она просто прикрывает дырку в панелях, давно хотела ее снять. Сменить на что-нибудь более современное. Все-таки у моего министра-джазмена напрочь отсутствует вкус. Это ведь он подарил.
Размер. Вот что ввело меня в заблуждение. Размер картины и стекло; но то, что я вижу сейчас, не имеет ничего общего ни с графикой, ни с полуящерицами-полусаламандрами, движущимися по кругу. Бледноватая копия какой-то старинной картины: двое мужчин, один из них на лошади и с мечом в руках. Лошадь удалась меньше всего, слишком уж длинный круп и короткие ноги. И всадник, и его спутник не обуты, время «My little suede shoes» еще не пришло.
– «Милосердие святого Мартина», – поясняет Линн. – Так, кажется, называется картина. Понятия не имею, кто такой святой Мартин и чем он прославился.
– Наверняка покровительствовал джазу в средние века. Вам и правда нужно сменить ее на что-нибудь более современное.
Я знаю, что выберет Линн: какую-нибудь из наименее удачных репродукций Ронни Бэрда.
Ящерица любви
Опять ускользнула, опять
Только хвост в руке у меня остался…
Вот и прекрасно,
За ним-то я и гонялся/
Жак Превер
PARIS LOUNGE: METAMORPHIK52
– …Олаф-Харальд Перссон?
– Да.
– Меня зовут Дидье Бланшар.
– Чем могу быть полезен?
– Вы ведь занимаетесь недвижимостью…
– Двадцать пять лет на рынке. Фирма с безупречной репутацией, более сотни сделок за последние пару лет…
– Меня интересует только одна. Которую ваша фирма заключила осенью прошлого года. На покупку небольшого букинистического магазинчика в центре Парижа.
– Это конфиденциальная информация.
– Вот мое удостоверение. Дидье Бланшар, инспектор полиции.
– Ну что ж, это меняет дело. Я помню эту сделку, я сам ее заключал. Два этажа, около двухсот метров полезной площади.
– И кому вы продали такую уйму полезных метров?
– Одному известному парфюмеру. Ги Кутарба, очень экстравагантный молодой человек. Моя жена без ума от его духов. «Salamanca», прелестный аромат…
– Вы сами предложили мсье Кутарба этот вариант?
– Не совсем так. Идея с покупкой букинистического принадлежала мсье. Наша фирма просто занималась оформлением сделки, юридическими формальностями. А что, собственно…
– Значит, он сам к вам обратился?
– Он был очень заинтересован в покупке, очень. Предложил хорошие комиссионные.
– А почему он вдруг так заинтересовался этим букинистическим?
– Наивный вопрос, мсье Бланшар. Почему люди покупают ту или иную недвижимость? Во-первых, во-вторых и в-третьих – это беспроигрышное вложение денег. Так сказать, брак по расчету.
– А бывают еще браки по любви?
Сплошь и рядом. Когда человек с ходу влюбляется в то, что со временем станет его домом. Здесь существует масса нюансов, масса скрытых течений – холодных и теплых, здесь имеет значение все, вплоть до того, садятся ли птицы на твой подоконник или нет. И какие именно птицы. У меня был один клиент, купивший дом в Понтуазе только потому, что потрескавшиеся плитки на полу в кухне живо напомнили ему детство. Никогда не забуду, как он затрясся над небольшой выбоиной у порога…
– Очевидно, выбоина напомнила ему падение собственного дедушки, закончившееся выбитыми зубами… Мсье Кутарба смахивал на такого сентиментального идиота?
– Нет, почему же… Существует ведь еще несколько причин, по которым люди покупают те или иные дома.
– Какие же это причины?
– Иногда дома покупают из-за их прошлого, подлинного или мнимого. Такие покупки, как правило, – удел честолюбцев, нуворишей и людей с не в меру буйным воображением. Иногда при помощи домов сводят счеты с врагами, уже поверженными, – и это можно смело приравнять к взятию трофея. А дикие азиатские браки – если уж мы заговорили о браках…
– Азиатские?
– Именно. Когда недвижимость берется не глядя, когда клиенту недосуг заглянуть под чадру дома, если так можно выразиться.
– Что, иногда и откровенное дерьмо могут втюхать под сурдину?
– Такие случаи бывают, если вы имеете дело с недобросовестными агентами. Главное здесь – не ошибиться с фирмой. К примеру, у нашей фирмы – безупречная репутация. Так что если вам когда-нибудь понадобятся услуги по покупке недвижимости – смело можете обращаться к Олафу-Харальду Перссону. Вот моя визитка.
– Тронут.
Ну что вы, что вы… Взаимоотношения людей и домов полны скрытых страстей, и не всегда возвышенных. Знавал я дома, которые медленно убивали своих хозяев и хозяев, которые растлевали собственные дома. Это достойно философского трактата. Или хорошо закрученного мистического триллера. Жаль, что Олаф-Харальд Перссон напрочь лишен литературного дарования…
Ознакомительная версия.
