Выбравшись из толпы, мы — кто это мы, ведь не автор же, право, он ведь среди действующих лиц, мы — это читатели, только что прошелестевшие через описание толпы гостей, — итак, выбравшись из этих страниц, мы приближаемся к руководству корпорации «Таблица-М». Там стояли далеко не худшего вида и вполне терпимого возраста господа, обязанные хотя бы в начале торжества приветствовать гостей, одаривать их рукопожатиями или поцелуями в ручку-щечку, а именно финансовый директор Вадим Бразилевич, структурные руководители Мастер Сук и Мастер Шок, их преданные жены, руководитель Сибирского филиала Максим Алмазов и наконец наш главный герой, член триумвирата и президент Ген Стратов, сдержанный московский денди в белом костюме, без галстука, удивительно здоровый и сбалансированный; не скажешь, что просидел больше года в тюрьме. Что касается Хозяйки, она была, как всякий из нас, конечно, догадывается, неотразима в своем, прямо скажем, минимальном платье на бретельках и без единого ювелирного украшения, кроме иллурового браслета, подсказывающего Хозяйке, как нужно приветствовать приближающегося гостя — с симпатией, с сердечной симпатией или просто с позитивным дружелюбием; негативных характеров вроде бы не предполагалось.
Вокруг с ненавязчивой бдительностью располагались Самые Надежные. Они умудрялись без всякого французского, а лишь с помощью улыбок, жестов и деликатнейших прикосновений направлять поток прибывающих и останавливать тех, что, пройдя, пытались вернуться — ну, братва, вы же знаете таких, эмоциональных, — чтобы еще раз признаться Хозяйке в том, что она действительно очаровательна! То есть в том смысле, что он, эмоциональный, на самом деле нашей Хозяйкой очарован; в этом смысле.
Вдруг Леди Эшки заметила того, кого с помощью иллурового браслета немедленно окрестила безупречным господином. Он приближался медленно, вроде бы не решаясь приблизиться быстрее, этот не очень высокий, но очень стройный джентльмен западно-африканской этнической группы. Он явно вроде бы волновался, шаг делал с потупленными глазами, следущий шаг с глазами, или, лучше сказать, очами, подъятыми для неограниченного восторга, и третий шаг вновь с глазами, опущенными долу.
Ба, да ведь мы не виделись почти семь лет! Уж думали, что вы не прибудете, батенька! Хозяйка хохотала в слегка вульгарноватой, чтобы скрыть смущение, манере и, взяв узкую руку безупречного господина, свободной рукой, локотком, слегка на нем повисла, как будто в вихре вальса. Господа, да ведь это не кто иной, как генеральный секретарь Ленинской Комсомольской партии Реформ и Откровений, спикер Сената Республики Габон, король Ранис Анчос Скова Жаромшоба. Посмотрите, как он сияет, как он счастлив снова увидеться со своими любимыми мсье Жи и мадам Аш! Тут и впрямь «Имени Стравинского» заиграл какой-то изысканный, хотя и немного совдепский вальс Шостаковича, и мадам Аш заскользила, ведомая королем РАСЖ, сначала на небольшом пятаке паркета, а потом и во все расширяющемся с помощью молодцов из СН пространстве. Ген Стратов тогда пригласил одну из секретариата габонских королев, молодуху пудиков на восемь, и заскользил с нею, стараясь уберечь свои совсем не плохие ноги. Публика при виде скользящих царственных пар последовала их примеру, и вечер, вместо того чтобы приступить к торжественной церемонии открытия, превратился в беззаботный, хотя и немного иронический дансинг.
После этого программа съехала с рельс. Вечер, задуманный как строгий, изящный, высокохудожественный феномен возрождения Серебряного века, с каждым получасом превращался в сущий балаган. Тому способствовало многочисленное, чтобы не сказать, чрезмерное, присутствие ошалевшей от солнца и волн молодежи. В толпе то и дело возникали какие-то странные поветрия. Все вдруг стали, например, обмениваться памятными подарками. Бритни Спирс подарила банкиру Контексу одну из своих чудовищно красивых клипсов, а тот отдарился своей популярной в финансовых кругах трубкой. Дельфина Лакост подарила Никодимчику значок семейного крокодила, а тот ей ответил парой штиблет из крокодиловой кожи, что мамка вчера ему впопыхах купила в магазине Hermes по 12200 евро каждый, то есть 25500 за пару. Обмен этот для чемпиона оказался как нельзя кстати: перед приемом он обнаружил, что туфли ему жмут, так что он вовремя от них освободился и теперь разгуливал босиком, ну а Дельфинка, та ведь сюда прямо с пляжа босая приперлась, так что ей-то штиблеты вполне пришлись, чтобы уберечь узкие стопы от не всегда ловких ухажеров.
Ну что ж, ради правдоподобия приведем еще один пример неадекватного обмена. Король Ранис, до чрезвычайности растроганный вальсом с его мечтой Ашкой, подарил на лету во время кружения золотые булавки «Комсомолка Габона» следующим аттрактивным персонам: Ксюше Собчак, Ленке Стомескиной, Пашке Стратовой, Таньке Луниной и мадам Дэнекен де Колша — и получил от них соответственно следующие предметы: косынку «Стиль», пару носков с портретом Че Гевары, миниатюрное издание стихов Микки Крутояра, очки-лупоглазы, случайно оброненные парой сорок в саду Окселотла во время нападения на зрелый инжир, ну и наконец китайский веер русской дамы, недавно приобретенный на аукционе Кристи. Нужно ли говорить о том, что золотые булавки продолжали кружить в круговерти обменов, пока не сосредоточились все на лацкане пиджака завзятого коллекционера Высоколобого Бутылконоса.
Теперь давайте поговорим об угощениях. Начиналось все, разумеется, с шампанского, доставленного прямо из подвалов Реймса. Хозяйка воображала, что гости будут изящно стоять или деликатно перемещаться с бокалами божественного напитка. Возникнет великолепное вечернее настроение. Кто-нибудь под тихую музыку барокко прочтет что-нибудь из Северянина; ну, скажем:
У Ингрид Стерлинг лицо бескровно,
Она шатенка, глаза лиловы
И скорбен рот.
Таится в Ингрид под лесо-феей
Деми-монденка.
Играет Ингрид, она поэзит,
Она поет…
И все, конечно, тут же поймут, о ком идет речь. Увы, так не получилось, а, наоборот, все смешалось, и в этом был повинен вальс Хозяйки с комсомольским королем Габона. Все как-то разволновались и сами закружились. Публика из нашего отечества стала то и дело подходить к бару и брать чего покрепче, в основном, конечно, водочку, но частенько и коньячку, и арманьячку, и ликерчику-с, то есть то, что французы называют дижестивами, то есть пищеварителями, что подаются уже в самом конце ужина. Группа сибиряков-геологов во главе со своим бригадиром, тщательно законспирированным на нашей родине Пришельцем и совершенно легальным на нашей не-родине месье Алмазо, за разговорами на темы своей жизни и труда, то есть о церии, самарии, неодиме, иттрии, европии, тербии, лантане, скандии, гадолинии, диспрозии, празеодиме, гольмии, эрбии, тулии, иттербии, лютеции и миш-металле, давно уже начала глотать популярнейший еще с советских времен напиток «Северное сияние», производимый самим пьющим народом при помощи равномерного слияния шампанского с водкой. Слух о том, что пьют сибиряки, быстро прошел по всему «Ангару», и возникло следующее поветрие — «Северное сияние»!!! Все бросились туда, сюда, где дают, столкнулись, смешались, возликовали и в конечном счете полностью накирялись.
Посреди этого поветрия, конечно, не так уж много нашлось гостей, способных по достоинству оценить дары моря, представленные в виде грандиозной клумбы в юго-западном углу помещения и источавшие аромат удивительной свежести сродни тому, что возникает в ноздрях любого ребенка по прочтении «Детей капитана Гранта»; и вкупе с беби– лимончиками, бьен антандю, вкупе с ними. В общем, кто-то омара тянул без всякой разделки, кто-то нагружал себе полное блюдо лангустинами, кто-то урча вычерпывал гигантиссимо краба, нечего уж и говорить о потреблении моллюсков, скопом востребованных под словечком «афродизиак»; и все это в вихрях «Северного сияния», этого движителя идущей в последнее наступление, перед развалом, пролетарской империи.
Нужно еще упомянуть о дополнительной анархии, возникшей после раздербанивания даров моря. Перед началом собственно ужина горячих блюд, в частности, седла барашка, волжско-каспийских стерлядей, пожарских котлет имени Лжедмитрия, далее, господа, в манере изыска перечисляйте сами, гости должны были рассесться вокруг круглых столов в соответствии с именными карточками. Этого не произошло. Под влиянием разных поветрий, а именно вальса, обменов и «Северного сияния», стремительно возникали непредсказуемые компании, так что за одним столом вдруг собиралась теснотища, а за другим никого не наблюдалось, ну кроме, может быть, каких-нибудь специалистов еды.
К десерту, словно неожиданный прибой, возникло еще одно поветрие, которое мы можем грубо назвать «Ностальгическая слеза». Вольно или случайно каждый начинал вспоминать свою «малую родину», и даже командир пожарников, родом из департамента Юра, закручинившись, вспомнил все, что сгорело. Вполне естественно предположить, что и мисс Собчак, даже окруженная блистательными выпускниками «Школы Лярокка», могла поймать чью-то летучую слезинку: «Где ты родина моя, Горбушка, Рублевка, Куршевель?» Интересно отметить, что дети Стратовы при слове «родина» вспоминали не только безмятежное российское детство, но и годы конспирации: Никодимчик в Корнуэлле, где он воспитывался в семье сельских фармацевтов, таких внимательных и ласковых мистера и миссис Горизонт, а Пашенька в кантоне Гельвеция, где можно в добавление к русскому инглишу одновременно получить немецкое, французское, итальянское и ретороманское образование.
