– Я теперь даже не уверен, что и машину-то нашу смогу найти, – сказал он. Кейт очень надеялась, что он шутит.
Разработали план действий: непременно добраться до города-спутника, прежде чем начнутся фейерверки. Этот футуристический город напоминал разрушенный бункер и был аутентичной копией контрольного бункера с мыса Канаверал. Маленький Майк хотел непременно посмотреть запуск ракеты. Собственно, все они этого хотели.
После фейерверков в городе-спутнике должен был выступать со своим оркестром Каунт Бейси[66]; его выступление планировалось в открытом амфитеатре с дансингом под названием «Лунная чаша», и Кейт надеялась, что они, прежде чем уходить, успеют хоть чуточку послушать музыку и, может быть, разок-другой потанцевать под звездами. Однако нужно было непременно уложиться во временные рамки. Парк был такой большой, а день уже почти кончился.
– Давайте по карте определим, где мы находимся, – сказал Патрик и вместе с Маленьким Майком уселся на скамейку, держа на коленях раскрытый путеводитель.
Пока они выясняли дальнейший маршрут, Кейт сняла туфли и опустила ноги в залив Сан-Франциско. Нет, это просто потрясающее место! – думала она. Интересно, что сказали бы по этому поводу Хозяйки? Ведь «Фридомленд» – это самая потрясающая подделка на свете!
Разумеется, нейлоновые чулки были напрочь испорчены, но ласковое прикосновение воды так чудесно успокаивало усталые ноги. Кейт весь день не снимала розовую шляпку, и голова под ней невыносимо чесалась. Но снимать шляпку было все же рановато. По крайней мере, пока. Кейт на минутку закрыла глаза и попыталась вспомнить, когда еще она так сильно уставала. А ведь они не успели посмотреть и половины. Ничего, в следующий раз, подумала она и поймала себя на этой мысли. Никакого следующего раза не будет. И это значит: либо сейчас, либо никогда.
Кейт зевнула и успела заметить, что как раз в этот момент какой-то мужчина ее сфотографировал, потом еще и еще. С открытым ртом. Господи, ну что привлекательного, когда человек зевает! И уж кому-кому, а Супруге П. это было хорошо известно, и уж она бы никогда не позволила щелкнуть себя в такой момент. Но Кейт было все равно. Уже поздно. И день был такой долгий. И она так устала! Кейт снова сладко зевнула, надеясь, что настырный тип уйдет прочь, но он не ушел, а все крутился возле нее, словно пытаясь уловить нечто особенное, присущее исключительно Супруге П. Кейт старалась не обращать на него внимания и вскоре стала воспринимать его как неопределенное движущееся пятно на периферии зрения.
Патрик и Маленький Майк все еще рассматривали карту, пытаясь определить кратчайшее расстояние до ворот парка, и Кейт вдруг заметила, что у нее порвался чулок. Она хотела совсем снять чулки – расстегнуть резинки было бы совсем нетрудно, – но незнакомец по-прежнему торчал рядом и продолжал ее фотографировать. Кейт даже смотреть в его сторону не хотелось.
Она снова закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на чем угодно, только не на вспышках камеры. От киосков с сахарной ватой сильно пахло попкорном и жженым сахаром, в воздухе плавали облака сигаретного дыма. И старинные пыхтящие паровозы на железной дороге издавали слишком много шума, и невероятно громко и длинно гудел колесный пароход, и вдали уже звенела медь играющего джазового оркестра – все это было ужасно похоже на настоящий Нью-Йорк с его постоянным шумом, с его жизнью под облаками. Впрочем, такая суета страшно утомляла. Все чего-то хотели. Все почему-то считали, что ты можешь стать тем, кем вовсе не являешься.
– Эй, посмотри-ка сюда! – наконец не выдержал надоедливый тип. – Ты заставляешь меня зря тратить пленку!
Кейт повернулась и посмотрела на него. Примерно ее возраста; кожа грубая, как наждачная бумага; джинсы закатаны до колен; на ногах сильно потертые ботинки. Типичный уличный головорез. Рядом с ним стояла худенькая молодая женщина в домашнем платье; во всяком случае, ее платье никак не подходило для того, чтобы его надевали вне дома, и тем более в парке развлечений. Эти двое явно пришли вместе.
– Ты знаешь, сколько стоит пленка? – продолжал надоедливый тип.
– Извините, мне очень жаль… – сказала Кейт, хотя ей совершенно не было жаль. У нее был точно такой же билет в парк, как и у всех остальных.
А надоедливый тип, подтолкнув свою молодую спутницу к Кейт, велел ей:
– Ну же, давай, встань с ней рядом. Да пошевеливайся!
Должно быть, ее дружок, «бойфренд», как теперь говорят. Кейт оглянулась и увидела, что Патрик и Маленький Майк по-прежнему сидят на скамейке, занятые логистическими расчетами, и ничего вокруг не замечают.
– Вы что, хотите со мной сфотографироваться? – спросила она у молодой женщины.
Та кивнула.
Ну, всего один снимок, от меня не убудет, подумала Кейт, втайне надеясь, что ее сфотографируют выше пояса. Когда она встала и оправила юбку, дорожка на чулке побежала через всю коленку.
Кейт показалось, что молодая женщина смотрит на нее сочувственно, и сказала:
– Ничего страшного.
– Почему вы так одеты? – вдруг спросила женщина.
За целый день у Кейт впервые об этом спрашивали. Она даже удивилась.
А надоедливый тип с камерой нетерпеливо нахмурился и сказал:
– Просто встань рядом с ней, и все. Вряд ли тебе когда-нибудь удастся постоять так близко с настоящей.
Молодая женщина даже не пошевелилась.
– А на самом деле вы совершенно на нее не похожи, – сказала она. – Издали кажется, что какое-то сходство есть, но на самом деле его очень мало. И волосы у вас совсем не такие. Да, издали, пожалуй, смотрится лучше.
– Виола, заткнись и встань, как полагается! – рассердился надоедливый тип.
И Виола, худенькая женщина в поношенном платьице, тут же послушалась и осторожно приблизилась к Кейт, словно опасаясь, что та может в любую минуту сорваться с места и убежать. Живой оттенок букле отбрасывал на бледное лицо Виолы слабый розовый отблеск. Надоедливый тип щелкнул вспышкой, зашипев, упала на землю еще одна крошечная лампочка, а Виола вдруг наклонилась к Кейт и прошептала:
– Я ведь тоже потеряла ребенка. Как наша Первая леди.
О чем только я думала, надевая этот костюм? Кейт только сейчас окончательно осознала свою ошибку. И эта молодая женщина вдруг показалась ей такой несчастной, исполненной такого страдания. Она, похоже, надеялась получить от Кейт какой-то совет или просто несколько слов утешения, но нужных слов Кейт не находила. Она сумела лишь пробормотать:
– Мне очень жаль!
Виола пожала плечами, а потом коснулась рукава розового жакета, потерла букле пальцами и сказала:
– А эта ткань гораздо прочнее, чем кажется с первого взгляда.
– Многие вещи на самом деле прочнее, чем кажутся.
Молодая женщина внимательно посмотрела на Кейт. Не на костюм, а на Кейт.
– Возможно, вы правы, – сказала она.
Вот как способна измениться эта история, думала Кейт. История розового костюма больше не была связана с историей о красоте или прощении. Теперь в ней говорилось о душевной силе и прочности.
Маленький Майк уснул, стоило ему сесть в машину. Кейт смотрела на него и не переставала удивляться тому, как сильно он вырос за какие-то два года. Мальчику было уже почти шесть, и теперь его улыбка ни капли не напоминала младенца с рекламы детского питания. Для Кейт эта поездка была прощанием не только с Америкой, но и с Маленьким Майком. Она надеялась, что он всегда будет помнить и поездку, и ее, Кейт. И Патрика, конечно. Хотя она очень подозревала, что в следующий раз ей доведется увидеть Майка, когда он будет совсем взрослым. Возможно, даже женатым. И тетя Кейт станет для него всего лишь смутным воспоминанием.
Кейт поцеловала мальчика в соленый лоб и подумала, сможет ли ее поцелуй пробиться сквозь такой крепкий сон.
Патрик на руках отнес мальчика в квартиру Мэгги, а потом они молча поехали домой. К ночи влажность усилилась. Пабы вдоль всего Бродвея уже закрылись до утра. Над некоторыми дверями висели траурные венки. Многие также накрыли вывески черными траурными полотнищами. В конце концов, в Инвуде считали родным и этого новорожденного Патрика, умершего сына Президента.
В гараже теперь осталась одна лишь «Роуз». Фундамент гаража был поврежден взрывом. «Роуз» и ее «олдсмобильность», ее поэзия стали и грома… Патрик и Кейт понимали, как сильно им будет ее не хватать. Они сидели в машине, держась за руки, пока не поняли, что давно уже миновала полночь. Им было как-то все равно, что в гараже удушающе жарко, что он опасно кренится влево. Этот гараж, как и летучие мыши, стремится влево, думала Кейт, всегда влево, всегда в сторону дома.
– Это наша прощальная поездка, – сказал, наконец, Патрик, словно подводя итог долгого дня.
Слова его были настолько исполнены удивления и сожалений, что Кейт невольно почувствовала себя чуть ближе к раю, но и чуть ближе к смерти.
