— Рад снова вас видеть, — продолжал викарий. — Мы слышали, что вы заболели после танцев, и Дейзи все собиралась навестить вас.
— В этом не было никакой необходимости, поэтому не за что извиняться, викарий, — ответил майор.
— Неразбериха вышла с этими танцами, — сказал викарий после паузы. — Дейзи очень расстроилась.
— В самом деле? — сухо спросил майор.
— Вы же знаете, как она переживает по любому поводу, — сказал викарий. — У нее такое доброе сердце.
Майор в изумлении взглянул на него и подумал, что в основе многих необъяснимых союзов, возможно, лежат подобные трогательные заблуждения. Очевидная любовь Кристофера к жене вызывала симпатию. Викарий набрал полную грудь воздуха.
— Мы слышали, что миссис Али уехала к своим родственникам?
Он смотрел на майора нервно и испытующе.
— Так говорят, — ответил майор и услышал в своем голосе горечь. — Ее здесь ничто не держало.
— Жить со своей семьей — это хорошо, — сказал викарий. — Среди своих людей. Ей повезло.
— Мы могли бы стать ее людьми, — сказал майор тихо.
Последовала пауза. Викарий ерзал на твердой скамье, несколько раз открывал рот, но потом закрывал его, не издав ни звука. Майор наблюдал за тем, как он мучается, словно муха, застрявшая в паутине.
— Послушайте, я всем сердцем за экуменизм, — сказав это, викарий сложил руки на коленях и прямо посмотрел на майора. — Мне не раз приходилось благословлять смешанные пары, и вы сами были на нашем межрелигиозном молодежном фестивале.
— Особенно мне понравился оркестр с Ямайки, — язвительно заметил майор.
Многие годы прихожане словно не догадывались, что распевание гимнов в сельском клубе под эгидой местной католический церкви в строгом смысле не отображает всего разнообразия мировых религий. В последнее время викарий, несмотря на протесты, решил расширить диапазон. В прошлом году Алек Шоу предложил пригласить проповедника-индуиста. Прихожанам показала пару песнопений и упражнений для растяжки подруга Альмы, которая ознакомилась с индуизмом, когда поехала в 60-е годы в Индию вслед за «Битлз». Кроме того, мировые религии были представлены изображениями иностранных детей, сделанными учениками воскресной школы, и вышеупомянутым концертом.
— Не смейтесь, — сказал викарий. — Всем понравилось. Следующим летом мы снова их пригласим.
— Можете пригласить миссис Али, — сказал майор. — Она будет торговать лотерейными билетами.
— Я понимаю, вы чувствуете, что потеряли друга, — сказал викарий, замявшись перед последним словом, словно майор только что пережил бурный роман. — Но все к лучшему, поверьте мне.
— О чем вы?
— Я просто пытаюсь сказать, что вижу, как люди вступают в отношения, обладая разным прошлым, разной культурой и так далее, как будто все это не имеет значения.
— Возможно, они хотят продлить счастливое неведение, — сказал майор.
— О да, — согласился викарий. — Но потом оказывается, что мать или бабушка вычеркнули их из завещания, а друзья забывают приглашать их в гости. Тогда они в слезах приходят ко мне. И хотят, чтобы я уверил их, что Бог их по-прежнему любит.
— Насколько я понимаю, это не так? — спросил майор.
— Разумеется, он любит их. Но это не значит, что спасены будут оба. Они хотят услышать, что встретятся в раю, а я даже не могу пообещать, что их похоронят рядом. Они не хотят, чтобы я твердил им об Иисусе — как будто он всего лишь один из множества вариантов.
— Этакое ассорти, — заметил майор.
— Вот именно, — согласился викарий и взглянул на часы, словно прикидывая, не слишком ли рано, чтобы выпить. — Мне часто кажется, что они вообще ни во что не верят и приходят ко мне только для того, чтобы убедиться, что я тоже ни во что не верю.
— Никогда не слышал от вас подобных речей, Кристофер, — сказал майор.
Викарий сник, явно сожалея о сказанном.
— Тогда, Эрнест, буду говорить начистоту, — сказал он. — Моя жена плакала после того дурацкого вечера. Она считает, что вела себя не совсем правильно.
Он умолк. Они оба понимали, что такое признание от Дейзи, пусть и не совсем отражающее суть дела, случай исключительный.
— Не передо мной ей следует извиняться, — сказал майор наконец.
— С этим грузом моей жене придется жить, — сказал викарий. — Но как я сказал ей, лучший способ выразить наши сожаления — не усложнять несправедливость ложью.
Он выдвинул челюсть вперед и выглядел так решительно, как никогда раньше.
— Я не буду притворяться, что хотел бы, чтобы все вышло иначе.
Тишина, казалось, достигла стен церкви и стала подыматься к окну-розетке. Мужчины не двигались. Майор понимал, что должен прийти в ярость, но чувствовал только усталость. Люди обсуждали их с миссис Али, и так бурно, что викарий счел нужным высказать свое мнение.
— Я огорчил вас, — сказал наконец викарий, подымаясь со скамьи.
— Не буду притворяться, что это не так, — сказал майор. — Ценю вашу искренность.
— Я подумал, что с вами я должен быть честен. Люди никогда не говорят напрямую, но вы же понимаете, что в таких сообществах, как наше, подобные вещи вызывают осложнения.
— Следует ли понимать, что вы не собираетесь читать проповедь об этом случае теологической несовместимости? — спросил майор.
Он не чувствовал гнева, просто между ним и этим человеком, некогда бывшим ему другом и советчиком, теперь пролегла ледяная пустыня. Викарий словно говорил с ним по дурно работающему телефону с арктического айсберга.
— Разумеется, нет, — сказал викарий. — Церковь недавно провела исследования, доказавшие, что чрезмерно суровые проповеди негативно сказываются на пожертвованиях.
Он похлопал майора по плечу.
— Надеюсь, мы увидим вас здесь в воскресенье?
— Наверное, — сказал майор. — Хотя, если честно, я бы предпочел чрезмерно суровую проповедь — обычно ваши проповеди нагоняют на меня сон.
Он с удовлетворением увидел, как викарий краснеет, не переставая, однако, улыбаться.
— Я подумал, что ваша искренность заслуживает взаимности, — добавил он.
Выйдя из церкви, майор обнаружил, что шагает в сторону дома Грейс. Ему срочно требовалось обсудить с кем-нибудь свой разговор с викарием, и он оптимистично полагал, что Грейс разделит его возмущение. Кроме того, он надеялся, что она перескажет ему последние сплетни. Оказавшись у ее входной двери, он на мгновение замер — ему вспомнился вечер танцев и восхитительное предвкушение неизвестности. Позвонив, он оперся на дверь и закрыл глаза, словно пытаясь усилием воли вызвать сюда Жасмину в темно-синем платье. Но дверь оставалась на месте, а за ней уже слышались шаги Грейс. Он обрадовался, что застал ее дома. Она нальет ему чаю, согласится, что викарий ведет себя просто нелепо, поговорит с ним о Жасмине и посетует на ее отъезд. Взамен, решил он, надо будет пригласить ее к Роджеру на Рождество.
— Какая приятная неожиданность, майор, — сказала Грейс. — Надеюсь, вам уже лучше?
— Мне кажется, что вся деревня против меня, — выпалил он. — Кругом одни идиоты.
— Тогда входите, я налью вам чаю, — сказала она. Грейс не притворилась, будто не понимает, о чем он, и не спросила, входит ли она в число тех, от кого он так решительно отрекается. Пройдя в узкую переднюю, майор порадовался, что в Англии еще не перевелись разумные женщины.
Майор при полном одобрении Грейс решил, что будет глупо и неосторожно сторониться магазина, поэтому время от времени заходил туда, хотя эти визиты приносили ему боль, как будто он ковырял старую ссадину. В будние дни и по вечерам в магазине сидела Амина — ее волосы теперь лежали гладко, и она больше не носила яркую одежду или нелепую обувь. В присутствии старой бабушки Абдула Вахида она держалась сдержанно.
— Как поживает маленький Джордж? — спросил майор, когда они остались наедине. — Давно его не видел.
— Все в порядке, — ответила она, так ловко упаковывая пирожные и пару апельсинов, словно всю жизни работала продавщицей. — В первый день в школе его обижали, и прошел слух, что одна из семей хочет забрать своих детей. Но директриса сказала, что тогда они не получат бесплатный проездной на автобус, и все успокоились.
— Вы так невозмутимо об этом говорите.
Куда исчезла ее обычная вспыльчивость? Она взглянула ему прямо в лицо, и на мгновение ее глаза полыхнули знакомым гневом.
— Я сделала свой выбор, — сказала она тихо. — Теперь Джордж живет здесь, и у него есть отец, который неплохо зарабатывает.
Она оглянулась, нет ли кого рядом.
— Если ради этого мне пришлось прикусить язык и перестать бросаться на окружающих — что ж, пусть так.
— Мне очень жаль, — сказал майор.
— И если ради этого мне пришлось бросить танцы и носить старушечью обувь… — она заговорщически улыбнулась майору. — Я это переживу.
